малые интеллекты Империи. Могли бы и сейчас участвовать, но информационные сети Союза и Империи были намеренно изолированы друг от друга, а интеллектам для участия в соревнованиях требовались прямые каналы связи с большой пропускной способностью. Они ведь не могут взять и приехать как спортсмены-люди.

Команду программистов-самураев наголову разбили сначала новосибирские программисты, потом молодой интеллект Ташкент, которому не было отроду и года. Из-за отсутствия опыта Ташкент проиграл новосибирской человеческой команде. Команда из шести десятков избыточно-модифицированных умников одолела искусственный интеллект с перевесом в каких-то три бала. Страна слала Ташкенту утешительные и подбадривающие письма. Кассиопея написала Ташкенту и Ташка тоже. Обидно, когда проигрываешь всего из-за трёх балов. Ташкент, как и прочие молодые интеллекты, родился под контролем множества специалистов среди которых были и Ташка и Кассиопея ещё до того как заработал Сахалинский «родильный дом» для искусственных интеллектов. Если детей можно производить промышленным способом, то Ташкент был ребёнком рождённым в недрах института кибернетики. А Ташка и Кассиопея и остальные сотрудника в каком-то процентом отношении его мамы. Хотя это всё очень условно и не накладывает никаких обязательств.

Ленинград проиграл Свердловску и вылетел из чемпионата. Ничего, у него будет шанс попробовать через пять лет. Красноярск разбил одну за другой три человеческие команды, но тоже проиграл Свердловску. В полуфинале оставались полсотни интеллектов и только три команды состоящих из белковых существ: новосибирская, крымская и московская-детская составленная из нового поколения избыточно- модифицированных, потрясающего творения генограммистов, способных образовывать кластер соединяя свои сознания с помощью специальной аппаратуры и в таком объединённом виде мыслить со скоростью крупного города-интеллекта вроде Ленинграда или Москвы. Но о них немного позже. А первые две человеческие команды: новосибирская и крымская — балансировали на самом краю. Ещё один проигрыш и они покинут чемпионат.

В Новосибирском часовом поясе наступил вечер. Соседи собрались на веранде, а вместе с ними их гости: Ташка и какой-то родственник Никодима Нискольких. Родственник с аппетитом уплетал ватрушки с творогом запивая чуть тёплым козином. Ташка сидела по правую руку от Егора, рядом с Анфисой задумчиво накручивающей волосы на палец. С левой стороны от Егора, держа мужа за руку, примостилась Катя, а за ней Коля Нагорый — программист-кодоплёт в кои-то веки вынырнувшей из виртуальности с удивлением разглядывал реальный мир без очков-мониторов. Другие соседи расположились кто как захотел.

Сквозь приоткрытое окно задувал холодный ветер, но как-то эпизодически. То подует, перенесёт холодный заоконный воздух в тёплое помещение заставляя семью Растоповых ёжится и оглядываться на приоткрытое окно. То вдруг перестанет и только тихий, неслышный за разговорами, привычный как звук текущей воды для живущего на берегу реки или шуршание охлаждающих систем вызванное работой электроники для современного человека, уличный гул долетает снизу до окна.

Противоположенная стена превратилась в огромный экран и транслировала вести с состязаний. Наверное нет такой передачи которую бы так сильно хотелось смотреть не в одиночестве, а с кем-то вместе как спортивная передача. Может быть ещё музыкальный концерт, но во время концерта не испытываешь азарт, не бьёшь кулаком одной руки в ладонь другой в раздражении от неудачного хода любимого спортсмена и горячо не приветствуешь его победы и не переживаешь за поражения.

Тюмень сдалась Астрахани. Москва набирает очки, но сдаёт позиции. Всё решиться в самом ближайшем времени. А пока…

Пока стена показывала московскую-детскую, единственную из человеческих команд вышедшую в финал и серьёзно угрожающую господству таких мастодонтов как Новосибирск, Зеленоград-6, и Москва. Даже Москва!

Два десятка детей не старше двенадцати лет поклонились отдавая дань миллиардам, именно миллиардам, зрителей. Их имена и биографии были известны далеко за пределами союза.

— Они прекрасны! — прошептала женская половина семьи Растоповых восхищаясь триумфом наук о человеке использованных во благо человека.

— Бедные дети— возразила девушка с обесцвеченными волосами живущая с другой стороны от лифтовой шахты.

Катя Соколова, а ныне Кораблёва пожала плечами: —Я бы скорее пожалела не конкретно этих детей. С ними как раз всё в порядке. А их родителей. Или вернее родителей их предшественников, тех с кем у генограммистов не получилось. Наверное цинично так о них говорить, но по сути отбракованный материал. Любому триумфу предшествует череда ошибок и неудач.

Родственник Никодима Нискольких доел ватрушки, допил чай и решил вступить в разговор: —Я слышал, что не всегда удаётся определить ошибки развития до рождения. Иногда они проявляются в позднем возрасте, когда в ребёнке уже начала формироваться личность. Особенно это касается высших когнитивных функций мозга затронутых неумелым генограммистом. И что потом с таким ребёнком делать?

— Не говорите ерунды! — хором возмутились Растроповы: —Неумелый генограммист ещё больший нонсенс чем неумелый врач или учитель не умеющий учить или психолог не разбирающийся в психологии, я даже не знаю. Это просто невозможно! Перед тем как допустить генограммиста до работы с человеческой ДНК ему предстоит пройти множество экзаменов и испытай. И если он хотя бы раз проявит низкую квалификацию. Невозможно!

— Все ошибаются— настаивал родственник Никодима Нискольких— И генограммисты тоже. Что происходит с ошибками «творцов человеков». Как они живут, вот скажите мне, как?

Бросающая на правдолюбца недовольные взгляды Ташка подняла руку и сказала: —Нормально живут, как люди. И получше многих. Мне, например, вернули обоняние и способность ощущать вкус как только научились это делать. Я доминанта — объяснила она.

Родственник смутился, покраснел как помидор: —Простите пожалуйста. Язык без костей.

Ташка привычно махнула рукой: —Никаких обид. Но скажите товарищ, почему вы во всём стремитесь увидеть плохое? Зачем перерываете кипы чистого отглаженного белья в какой-то больной надежде отыскать среди сотен накрахмаленных и смоченных одеколоном одну пару грязных, пардон, трусов… — Коля Нагорный издал громкий смешок поспешив закрыть рот ладони. Егор нашёл и сжал Ташкину руку. Катя смотрела спокойно и серьёзно. На дне её глаз плескался и кипел чистейший синий цвет. Такого чистого оттенка не бывает в природе. Это очищенный, профильтрованный и экстрагированный цвет, подарок девушке от генограммистов. Все молодые люди, по крайней мере в союзе, прошли очистку генома от накопившихся за века бездумного торжества медицины ошибок и наследственных болезней. Все изменены и зашедший в гости к Никодиму спорщик также несёт в себе мелкие улучшения избавляющие от боли, проблем и делающие жизнь насыщеннее и ярче. Просто некоторые модифицированы гораздо более остальных. Они авангард, если говорить на языке военных. Или предвестники если перейти на язык мистики. Но все они люди. И Ташка закончила: —Я работаю с зародышами искусственных интеллектов. Каждый из них потенциально мог бы развиться в разум. Пусть не каждый, но многие точно могли бы. Но пока не развились они не больше чем зародыши, расходный материал, объекты для экспериментов и прочее. Их как бы нет, понимаете товарищ? В противном случае к каждой травинке и каждой букашке пришлось бы относится со священным трепетом, а вдруг они через миллион лет вдруг станут разумными. Глупо? А ведь это всего лишь ваша мысль доведённая до логического конца. Ошибка генограммистов — огромный стресс для родителей, но человеческий зародыш в ней отнюдь не пострадавшая сторона. Именно зародыш, а не ребёнок потому, что разума, как такового, ещё нет. И не бывает трагедий с тумбочкой или с механическим подъёмником в главной роли. Ну, может быть только в авторских театрах экспериментального искусства.

— Я же извинился— сказал родственник не поднимая глаз от поверхности стола и водя по нему пальцем рисуя восьмёрки: —Зачем вы так?