тискал ее на заднем сиденье машины, Тогда это казалось ему райским наслаждением. Давно это было. Теперь она утратила пышные формы, стала худой и костлявой. Сказались развод, занятия аэробикой. Женщина улыбнулась, испугав его. Боб затосковал по жене. Как же ему хочется вновь ощутить себя полноценным человеком: мужем, отцом, владельцем конюшни. Джулия, ИКН4, лошади. Ему так плохо без них и еще тягостней от отсутствия того, что они олицетворяют, — жизнь обычного человека, а не снайпера. Толпа расступалась, шарахалась от него, как от прокаженного.
«Я — снайпер. Мой удел — одиночество».
Едва они дошли до лестницы, толпа словно по мановению волшебной палочки вновь сомкнулась. Они спустились вниз, где находился кабинет Сэма. Джон сразу же направился к стенному шкафу, открыл его и взял что-то с полки.
— Мне пришлось убираться в кабинете отца, — сказал он. — Вот, держи. Думаю, это твое. В сейфе нашел, под замком.
Он протянул Бобу картонную коробку. В ней лежали старый блокнот его отца, запятнанный кровью, и старая книжка штрафных квитанций.
— И еще вот это. — Джон вручил ему пожелтевший листок линованной бумаги. — Отец набросал тут кое-какие заметки. Похоже, он расследовал какое-то дело. Может, тебе будет от этого какая польза.
Расс беседовал с очень милой девушкой, которая, казалось, знает о нем все. По крайней мере, она проявляла живейший интерес к его персоне. До него постепенно начинало доходить, что в этом странном мире его воспринимают как некую знаменитость, потому что в представлении этих людей он был закадычным другом прославленного, загадочного, опасного — и, конечно, сексуального — Боба Ли Суэггера. Такое ощущение, думал Расс, будто он из окружения Мика Джаггера.
— Значит, ты учился в Принстоне, — верещала девушка. — А почему бросил?
— Понимаешь, мои родители разошлись. А я знал, что маме будет тяжело, и потому не захотел оставаться вдали от нее, за тысячу двести миль. Последний год жил в Оклахома-Сити, работал в «Дейли Оклахомен». И к тому же Восток мне не очень нравится. Я всю жизнь пытался выбраться из Оклахомы, потому что считал, что слишком хорош для Оклахомы. Мне удалось пробраться в Лигу плюща[28], но, оказалось, народ там какой-то мелкий. Сущие фанатики и расисты. Они смотрят на мир через искажающую призму. Все, кто вне их круга, неотесанные нацисты; любой, у кого есть оружие или кто входит в НСА или голосует за республиканцев, по их мнению, в лучшем случае непутевый невежда, в худшем — двуногое животное. Я просто не мог мириться с таким отношением. Они ни черта не знают. В результате я устроился в «Оклахомен», проработал там год и за это время понял, что я… никуда не вписываюсь.
— Да будет тебе. Уверена, ты обязательно найдешь свое место в жизни. Ты потрясающе умный парень.
— Был умный. В Оклахоме я так проявил себя. А потом уехал в Нью-Джерси и превратился в обычное дерьмо без гроша в кармане.
Девушка улыбнулась.
— А ты же вроде писатель?
— Непубликуемый. Но блестящий.
— Так ты пишешь книгу о Бобе Гвоздильщике?
— Нет. Секреты Боба засели в нем так глубоко, что пытаться извлечь их бесполезно. Он всю свою жизнь стремился доказать, что достоин собственного отца. И доказал — в отличие от всех нас. Сам он так не считает, а я это заявляю с уверенностью. Как бы там ни было, книгу я хочу писать о его отце — об отважном Эрле Суэггере, награжденном Почетной медалью Конгресса за героизм, проявленный в сражении на Иводзиме, а погибшем в итоге в перестрелке с белой швалью. Я думаю посвятить повествование последнему дню его жизни, в котором нашел отражение целый комплекс патологических аномалий американской жизни.
— Интересная задумка. Мне нравится идея символического эпизода: познание макромира через воспроизведение и анализ микромира.
— Ну и ну, — воскликнул Расс. — Да ты, должно быть, филолог.
— Учусь на третьем курсе в Вандербилте.
— Хороший университет.
— Спасибо. Сейчас пишу курсовую по Рэймонду Карр… — Фамилии Расс не уловил.
Рэймонд? Писатель? Начинается с 'К', в середине или в конце 'Р'? Расс запаниковал. Может, «Карвер»? Он сроду не читал никакого Карвера. А может, все-таки Чандлер? Это уже лучше. Чандлера он тоже не читал, но представление о его творчестве имеет.
— Лос-анджелесский частный детектив? Неоновые огни и прочее.
— Да, — подтвердила девушка, и Расс вздохнул с облегчением. — Хотя главное не это. Он — хороший рассказчик. Наверно, во мне говорит южанка, но мне нравится, когда можно просто погрузиться в книгу, забыв обо всем. Твоя книга будет столь же интересной?
— Да, — ответил Расс, — надеюсь.
— Много уже написал?
— Вообще-то, мы пока еще только собираем материал. Послушай, я немного запутался. Ты кто?
— О, — рассмеялась девушка. — Внучка. Ты знал дедушку?
— Теперь ясно. Познакомился с ним незадолго до его смерти. Вместе с Бобом его навещал. Ну, скажу тебе, сварливый старик. Мне тоже от него чуток досталось.
— Сварливый — не то слово. Настоящий тиран. Но в общем-то полезный человек, нужный, — сказала девушка. — И добрый. В душе. Правда, в последнее время на него находило.
— Да, мы заметили. Но он так мужественно боролся с этим. Арканзасский король Лир. — Расс мысленно похвалил себя за реплику о Лире, хотя само произведение тоже не читал.
— Особенный человек. Тиран, диктатор, но… даже не знаю, как сказать… необходимый. Такие больше не рождаются, да?
— Теперь рождаются такие, как я, — заявил Расс, рассмешив девушку. — И, надо признать, это означает, что человечество вырождается.
— Да ладно тебе, Расс. Ты еще внесешь свою лепту.
— А ты… чья дочь?
— Мой отец — Джон, старший сын дедушки. Он врач в Литл-Роке, терапевт. А я — Джинни.
— Джинни Нью-йоркская? Я слышал, кто-то тебя так назвал.
— Ах, это Пошлым летом я проходила стажировку в журнале «Мадемуазель» в Нью-Йорке.
— А-а, — протянул Расс. Черт, она его опередила!
— Только тем и занималась, что подавала кофе размалеванным дурам, которые сначала принимали наркотики, а потом переключились на аэробных. Толку никакого.
— Толк будет. По крайней мере, так говорят.
— Слышал скандальную новость?
— Нет. А что случилось?
— Все негры переполошились. Мне только что сообщила моя подруга, Тениль. Вон она со своей матерью.
— Я не…
— Дедушка получил «Серебряную звезду» за проявленное мужество в битве за «выступ»[29], но воистину героем он проявил себя тогда, когда добился наказания для белого человека за убийство негра. Преступника зовут Джед Поузи.
Эту фамилию Расс где-то слышал, но в связи с чем, вспомнить не мог.
— В тысяча девятьсот шестьдесят втором году он возле бензоколонки забил до смерти лопатой одного из лидеров движения за гражданские права.
— Ах, да, — произнес Расс. — Пока от моих изысканий одна польза: я становлюсь специалистом в области исследования фолкнеровского субстрата арканзасского округа Полк.
— Фолкнер, будь он урожденным арканзасцем, завоевал бы две Нобелевские премии, — если бы, конечно, не упился до смерти раньше времени. Как бы там ни было, дедушка призвал убийцу к ответу. Смертной казни он для Джеда Поузи не добился, зато отправил его в тюрьму на пожизненное