слышался в тишине свист ветра.
Наконец изнутри дома донеслись какие-то шорохи и шарканье ног. Зажегся слабый свет. Дверь приоткрылась.
— Уходи, — тихо произнес кто-то. — Мы закрыт.
Дверь попытались захлопнуть, но Лэймар успел подставить ногу и рывком распахнул дверь. В красноватом свете прихожей они увидели худого азиата лет шестидесяти. Он выглядел пестрым, казалось, он страдает каким-то кожным заболеванием.
— Это ты — Джимми Ки? — грозно спросил Лэймар.
— Джимми Ки нет здесь. Он уехать. Уехать далеко. Я отец Джимми Ки.
— Осиновый кол мне в задницу, — сказал Лэймар. — Это ты Джимми Ки. — Лэймар вошел в дом. За ним последовал Ричард. — Хочу сделать тебе деловое предложение. Я слышал, что ты лучший мастер в своем деле, — продолжал Лэймар. — Ну а я хочу, чтобы моя татуировка была самого лучшего качества.
Азиат молча рассматривал незваных гостей. На его лице не отразилось ни тени страха. Ричард теперь заметил, что пестрота его лица была филигранной татуировкой. Но это была такая татуировка, которую он не мог бы даже вообразить. Блестящая, темная, живая, невероятно мелкая в деталях и какая-то зловещая. Старик был окрашен в синеватые и красные цвета, лицо его походило на картинку в калейдоскопе.
— Вы сделали это сами?
— Моя учитель. Горимоно.
— Отличная работа. Ты тоже так умеешь? Воздух в доме накалился от агрессивности Лэймара. Это было похоже на схватку льва с козлом. Но странное дело, козел совершенно не казался испуганным. Старик взирал на Лэймара, не проявляя никаких эмоций.
— Он хорошо учил моя, — наконец ответил азиат.
— Покажи ему, Ричард.
Ричард достал изображение льва. Джимми Ки долго смотрел на рисунок внимательным взглядом.
— Это дерьмо. Зачем хочешь такой дрянь. Иди в город. Там многая люди делай такой дрянь.
— Нет, нет, — сказал Ричард, — дрянь на ваш, азиатский взгляд. У вас совершенно другая перспектива. Это сделано в
— Я могу делай. Лучше всех. Будет рычать. А это дерьмо, — проворчал Джимми Ки.
— Совсем это не дерьмо, — возразил Лэймар, — смотри, он прямо как будто дышит огнем и гордостью, как настоящий лев. Посмотри на его бычью шею. Это произведение искусства. Мы же заплатим деньги.
— Сколько?
— Сколько ты берешь?
— Ну, за три тысячи пятьсот моя сделай. Захочешь — заплатишь.
— Почти четыре штуки баксов! А не слишком ли это дорого даже для твоей татуировки?
Джимми Ки посмотрел на него умными раскосыми глазами.
— Твоя очень хочет татуировку, мистер? Если не хочет, то твоя идти домой, а моя идти спать.
— Черт возьми, — произнес Лэймар задумчиво, — это сильно смахивает на грабеж.
— Твоя же хочет платить за самый лучший.
— Вот дерьмо! — выругался Лэймар. — Как долго ты будешь ее делать?
— Двенасать часов. Начинай сейчас, кончай завтра полдень. Потом твоя будет лежать неделя. Будет сильно пить. Инфекция будет, больно будет. Но твоя сильно хочет? Каждый цвет больно будет. Жар, пот, почти смерть. Твоя без никакая радость будет. Твоя все еще хочет?
— Дерьмо все это, — произнес Лэймар. — Я все вытерплю. — Он обернулся к Ричарду: — Ты и Рута Бет встаньте около бензоколонки так, чтобы машину было не видно с дороги. Будете смотреть, как бы чего не вышло. Скажи Оделлу, чтобы шел сюда. И пусть возьмет с собой ружье. Понял?
— Да, Лэймар.
— Ладно, старик. Принимайся за работу. Сделаешь мне хорошего льва, идет?
— О'кей, Джо. Сделаю как надо.
Было видно, что старик просто счастлив.
В первый раз Бад проехал мимо домика, не заметив его. Не было никаких опознавательных знаков, по которым можно было бы сказать, что заведение вьетнамца находится именно здесь. Не мудрено было не заметить заброшенную лачугу на пустынном и мрачном шоссе. Правда, когда Бад подъехал и первым домам Индиахомы, он понял, что проехал мимо нужного ему места. Он развернулся и двинулся обратно. Машина рассекала чернильный мрак. Съеденный в ресторане ростбиф лениво шевелился в желудке. Баду очень хотелось избавиться от пистолета тридцать восьмого калибра, висевшего на поясе и сильно давившего на живот. Какого черта он вообще взял с собой
На обратном пути он сразу заметил лачугу, одиноко торчавшую на фоне унылой прерии и спрятавшуюся под несколькими чахлыми деревцами. Он подъехал к дому и еще раз огляделся. Место было абсолютно тихое и заброшенное. На площадке не стояло ни одной машины. Над дверью висели прихотливо изогнутые неоновые трубки. Но они не светились и были не видны с дороги. Из-под ставня на одном из окон пробивалась узкая полоска света.
Ричард во мраке пытался рассмотреть Руту Бет. Он слышал ее дыхание, мог разглядеть ее глаза. В нем шевельнулась жалость к этой женщине. Можно себе представить, что она пережила ребенком, столкнувшись с убийцами своих родителей.
— Как ты себя чувствуешь, Рута Бет? — спросил он.
Она обожгла его суровым взглядом сузившихся глаз.
— А тебе-то какое дело до этого?
Он ощутил ее боль.
— Рута Бет, я знаю, какой тяжелой подчас может быть жизнь. Я подумал, что если тебе надо с кем- нибудь серьезно и по душам
Она с отвращением отшатнулась от него.
— Уж не роман ли у тебя на уме, может, ты вздумал за мной поухаживать?
— Ну что ты, Рута Бет?
Она замахнулась на него маленьким, крепко сжатым кулачком.
— Если ты, Ричард, посмеешь дотронуться до меня, то я клянусь, что ты
— Рута Бет, я только имел в виду…
— Заткнись, — прошипела она. Как раз в это мгновение на стоянку перед входом в лачугу въехал пикап.
Человек, находившийся в машине, помедлил секунду, а потом вышел. Какое-то время он стоял перед закрытой дверью и о чем-то раздумывал.
— Ты видишь?
— Здоровый мужик в ковбойской шляпе. Больше ничего.
— Полицейский?
— Не знаю. Он не в форме. Может, он одетый в штатское детектив. Какого черта ему здесь надо?
— Не знаю, — ответил Ричард, у него не было никаких мыслей на этот счет.
— Я очень сомневаюсь, — ответила сама себе Рута Бет. На вразумительный ответ Ричарда она, по всей видимости, не рассчитывала. — Может быть, он едет из города. Но он двигался со стороны Индиахомы. Здоровый молодчик в большой машине, скорее всего, такую машину ему купило для поездок правительство, значит, ездит по казенной надобности. Какая-нибудь шишка или подобное тому дерьмо.
— Интересно, зачем он здесь остановился?