соображал в финансовых хитросплетениях, поэтому я прислушивался к его словам. Он подчеркнул, что все рычаги уже наготове, осталось только выбрать нужный момент и быстро и внезапно начать переливать капиталы…

— А где же теперь этот умник, ну, этот кагэбэшник?

— Заболел корью, — печально улыбнулся Кент и пожал плечами. Это выражение означало, что его убили, но все выглядело так, будто он умер естественной смертью. — Думаю, что его укокошили свои же.

— А ты докладывал об этом?

— А как же. Это ж моя работа, мужик. Но мне приказали все похерить, свернуть все расследования — это якобы вредит германо-американским отношениям. Сказали, чтобы я не тратил попусту время и заткнулся.

Тут я вдруг понял, что мы очутились перед допотопным проржавевшим «фордом-фиеста» Аткинса. Стало быть, мы сделали порядочный крюк, а я так увлекся, что даже не заметил этого. Молли подошла к нам.

— Ну, мальчики, вы все обговорили?

— Да, — ответил я. — Пока все. — И попрощался с Аткинсом: — Спасибо тебе, дружище.

— Да не за что, — ответил он, открывая дверь автомашины. Он ее не запирал на ключ: никто, по какой угодно нужде, не стал бы угонять такую рухлядь.

— Однако, Бен, пожалуйста, последуй моему совету. Ты и Молли. Убирайтесь к чертовой матери отсюда. На твоем месте я не рискнул бы даже переночевать здесь, — опять настоятельно посоветовал он.

Пожав ему руку, я попросил:

— Не можешь ли подкинуть нас к центру города?

— Извини, дружище, — ответил он. — Больше всего мне не хочется, чтобы меня засекли с тобой. Я согласился встретиться лишь потому, что мы друзья. Ты помогал мне в трудные времена. Я многим обязан тебе. Но лучше поезжай на метро. Сделай такое одолжение.

Он сел за руль и пристегнулся ремнем.

— Желаю удачи, — сказал он на прощание, захлопнув дверь, опустил стекло и добавил: — И уматывайте отсюда.

— А не можем ли мы снова встретиться?

— Нет. Боюсь, нельзя.

— Почему же?

— Держись от меня подальше, Бен, а то меня укокошат. — Он вставил ключ в замок зажигания и уточнил: — Умру от кори.

Я взял Молли под руку, и мы направились по дорожке к Тиволиштрассе.

Дважды Кент пытался завести машину, но безуспешно — лишь с третьей попытки мотор заурчал.

— Бен, — начала было Молли, но что-то встревожило меня, я повернулся и увидел, что Кент разворачивается задним ходом.

Музыка, нет музыки, вспомнил я.

Когда он выключал мотор, прекратилась и песня Донны Саммер. Там радиоприемник, объяснил он. Теперь мотор работает, а радио не слышно.

Но он же не выключал приемник.

— Кент! — закричал я, скакнув к машине. — Прыгай из нее!

Он лишь взглянул на меня удивленно, как-то смущенно улыбнулся, будто желая спросить, не собираюсь ли я отмочить какую-нибудь новую шутку.

И внезапно его улыбающееся лицо исчезло во вспышке ослепительного света, послышался какой-то непривычный глухой хлопок, будто треснула сосновая палка, но это лопнули стекла в «форде» Кента; затем раздался оглушительный взрыв, словно вдруг рядом грянул гром, вырвалось зелено-желтое пламя, в момент ставшее янтарным и кроваво-красным; из него высунулись длинные синие и коричневые языки; и, наконец, взметнулся вверх пепельный столб, похожий на грозовое облако, а из него высоко в воздухе разлетались всякие железки от машины. Что-то больно ударило меня по шее — оказалось, циферблат от поддельных часов «Ролекс».

Мы с Молли вцепились друг в друга и, онемев от ужаса, секунду-другую смотрели на этот кошмар, а затем сорвались с места и припустили бежать что было духу во мрак Английского парка.

Днем, в начале первого, мы уже оказались в Баден-Бадене, знаменитом старинном курорте с минеральными водами, уютно расположенном среди сосен и берез в горах немецкого Шварцвальда. Мы недурно прокатились во взятом напрокат серебристом «мерседесе-500» (такие машины с кожаными сиденьями любят молодые дипломаты из канадского посольства в Германии). Четырехчасовая в меру осторожная езда по автобану А8, пролегающему по живописным местам к северо-западу от Мюнхена, оставила незабываемое впечатление. Одет я был хоть и в консервативный, но все же не вышедший из моды костюм, который приобрел в магазине «Лоден-Фрей» на Маффей-штрассе, когда мы удирали из Мюнхена.

В гостинице на Променадплац мы провели кошмарную бессонную ночь. Жуткий взрыв в Английском парке, ужасная смерть моего друга — все это так ярко запечатлелось в нашей памяти. Несколько часов мы только и говорили об этом и успокаивали друг друга, стараясь осознать, что все-таки произошло.

Теперь мы поняли, что прежде всего нам следует разыскать Герхарда Штосселя, этого немецкого фабриканта и барона, ворочающего сделками с недвижимостью, который только что получил огромный денежный перевод из Цюриха. Я был уверен, что вся эта тайна завязана на нем. Поэтому нужно каким-то образом очутиться в непосредственной близости от Штосселя и выведать его сокровенные мысли. К тому же еще следует обязательно встретиться с Алексом Траслоу в Бонне или в любом другом месте, где он может появиться, и предупредить его. Тогда он либо уедет отсюда, либо предпримет соответствующие меры безопасности.

Рано поутру, вконец отказавшись от бесполезных попыток уснуть, я позвонил одной корреспондентке из «Шпигеля», которую немного знал еще в Лейпциге как журналистку, занимающуюся экономическими проблемами.

— Элизабет, где сейчас Герхард Штоссель? Он мне позарез нужен.

— Неужто сам великий Герхард Штоссель? Уверена, он в Мюнхене. Там, где головная контора «Нойе вельт».

В Мюнхене его не было, я это уже выяснил, позвонив кое-куда, поэтому спросил:

— А как насчет Бонна?

— Я не спрашиваю, зачем тебе понадобился Штоссель, — ответила она, поняв по моему голосу, что дело не терпит отлагательства. — Но нужно знать, что к нему не так-то просто подобраться. Я сейчас наведу справки.

Минут через двадцать она перезвонила:

— Он в Баден-Бадене.

— Я не спрашиваю, откуда тебе известно, но полагаю, что источник надежный.

— Даже очень и очень, — подтвердила она и, не успел я рта раскрыть, добавила: — Он всегда останавливается в гостинице «Бреннерпарк-отель унд Спа».

Баден-Баден в XIX веке был модным фешенебельным курортом знати — здесь всегда шумно толпились богатые дворяне и промышленники со всех концов Европы. Именно тут, спустив все до последнего пфеннинга в казино «Шпильбанк», написал в отчаянии Достоевский своего «Игрока»[5]. Теперь сюда приезжают немцы и жители других стран покататься на лыжах, поиграть в гольф и теннис, посмотреть скачки на Иффезхеймском ипподроме и принять лечебные ванны с горячей минеральной водой, поступающей из недр гор по артезианским скважинам.

Небо с утра заволокло тучами, в воздухе похолодало, а когда мы наконец разыскали гостиницу «Бреннерпарк-отель унд Спа», расположенную посреди частного парка на берегу речки Осбах, уже накрапывал мелкий холодный дождичек. Баден-Баден — городишко небольшой, привыкший к пышным и