— Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».

— Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа…

— Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, — настаивал я. — Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда… тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.

Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:

— Я с вами.

И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.

В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.

Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.

— Прости меня, пожалуйста, — сказал я.

— За что прости?

— Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.

— Ладно, принимаю твои извинения.

— Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.

— Но в глубине сердца…

— А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.

Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:

— А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.

— И я бы тоже остался.

— Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?

— А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»? Ну что ж, давай начнем.

— Нет, мы будем зарабатывать деньги с помощью твоего дара… — скривила она в улыбке губы. — Мы могли бы переехать сюда. Ты бросишь свою адвокатскую практику, и мы заживем счастливо…

Помолчав немного, она сказала:

— Я хочу поехать вместе с тобой. В Брюссель.

— Молли, это же так опасно.

— Я могу оказаться полезной. Ты сам знаешь. Но так или иначе, никуда ты не поедешь без сопровождения врача. Во всяком случае, при твоем нынешнем состоянии здоровья.

— А почему ты вообще не против моих поездок куда-либо? — спросил я.

— А потому, что я знаю, что все это враки про папу. И хочу, чтобы ты докопался до правды.

— А ты принимаешь в расчет такую возможность, хотя и весьма отдаленную, что, если я и докопаюсь до сути, то может оказаться, что отец твой не такой уж паинька?

— Послушай, Бен. Отец мой погиб. Самое худшее уже позади. Ничего хуже этого быть не может.

— Ладно, — сказал я. — Согласен с тобой. — Веки мои начали смыкаться, у меня не хватало сил бороться со сном. — А теперь дай мне заснуть.

— Ну, так я позвоню в Брюссель и забронирую номер в гостинице, — услышал я ее голос, доносившийся издали, будто за миллион миль отсюда.

— Алекс Траслоу предупреждал меня насчет змей в саду, — тихо шепнул я. — И… и я начинаю думать, а не из этого ли клубка Тоби?

— Бен, у меня кое-что есть. Такое, что может пригодиться нам там.

Молли говорила еще что-то, но я уже не воспринимал ее слова, а потом ее голос, казалось, зазвучал тише и наконец совсем замолк.

Чуть позже — может, через несколько минут, а может, и секунд — я услышал, как Молли тихонько выскользнула из комнаты. Откуда-то издалека донеслось до меня блеяние барашка, и я быстро уснул.

В международном аэропорту Милана нас провожал до стойки авиакомпании «Сюиссэр» Тоби Томпсон. На прощание Молли поцеловала его в щеку, а я пожал руку, и мы прошли через контрольную арку с определителем наличия металлических предметов. Через несколько минут по радио объявили посадку на наш самолет, вылетающий в Брюссель. Я знал, что в эту же минуту Тоби садится в самолет, отправляющийся рейсом в Вашингтон.

Действие болеутоляющих таблеток, от которых я «плавал» последние два дня, стало проходить (хотя голова у меня по-прежнему была не в порядке и я с трудом улавливал неясный голос мыслей Тоби). Я знал, что мне следует отказаться от лекарств, чтобы все время быть начеку. Теперь руки мои, особенно предплечья, без болеутоляющих средств просто горели огнем. Они дрожали, а каждый удар сердца, посылающий свежую кровь, отдавался в них, словно удар ножом. Но самое худшее — оказалось, что без болеутоляющих средств меня стала мучить непрерывная головная боль.

И все же, несмотря на это, я нашел в себе силы пронести две сумки (в багаж мы ничего не сдавали) и уложить их в самолете на полки над сиденьями. Тоби купил нам авиабилеты в первый класс и передал новые паспорта. Теперь мы стали супругами Осборнами: я — Карлом, а Молли — Маргарет, владельцами небольшого процветающего магазинчика по продаже сувениров и подарков в городке Каламазу, штат Мичиган.

Я сел в кресло около окна (Тоби приобрел билет на место около окна по моей просьбе) и внимательно наблюдал, как суетилась аэродромная команда «Сюиссэр» вокруг самолета, заканчивая последние предполетные приготовления. Я весь напрягся в ожидании. Переднюю дверь в салоне авиалайнера закрыли и опечатали несколько минут назад. Со своего места мне все было прекрасно видно.

Как только последний техник отошел от самолета и убрал пассажирский трап, я принялся дико вопить.

Размахивая перевязанными руками, я орал что есть мочи:

— Выпустите меня отсюда! Боже мой! О-о, Боже милостивый! Выпустите меня!

— Что такое? Что такое? — всполошилась Молли.

Естественно, все пассажиры в ужасе уставились на нас. По проходу подбежала стюардесса.

— О-о Господи! — продолжал я вопить. — Мне нужно выйти… сейчас же!

— Извините, сэр, — сказала стюардесса, высокая блондинка с плоским мужеподобным непреклонным лицом. — Мы не разрешаем пассажирам покидать самолет перед самым взлетом. Может, мы сможем что-то сделать для вас?..

— Что такое с тобой? — лезла с расспросами Молли.

— Выпустите меня! — еще раз потребовал я и поднялся с кресла. — Мне позарез нужно выйти отсюда. Нет больше сил терпеть эту дикую боль.

— Сэр! — укоризненно воскликнула стюардесса.

— Забирай сумки! — скомандовал я Молли.

Размахивая руками, со стонами и причитаниями я стал пробираться к проходу между креслами. Молли быстро вытащила сумки из багажной полки над головами, каким-то образом умудрилась повесить на свои хрупкие плечи обе мои сумки на ремнях, а свои ухватить за ручки, и мы пошли по проходу к передней двери самолета. Однако путь нам преграждала все та же стюардесса.

— Сэр! Мадам! Извините, но согласно инструкции… — начала она отчитывать нас.

Но тут закричала в страхе какая-то пожилая дама:

— Да выпустите его отсюда!

— О-о Боже мой! — завывал я.

— Сэр, самолет вот-вот взлетит.