немного поболтали о всяких пустяках, но он был явно не в настроении. Затем он передал мне коробку с программой игры конкурента, называвшейся «Спейстайм». Я вставил диск в компьютер, включил аппаратуру и изумился, увидев, насколько схожи игры.

— Эти парни даже не потрудились внести в программу что-нибудь новенькое, не так ли? — спросил я.

Корнстейн снял очки и протер их, а затем ответил:

— Я хочу прихлопнуть этих гребаных подонков.

— Задержитесь на минутку здесь, — начал я уговаривать. — Я собираюсь провести независимую экспертизу и получить авторитетное заключение, какие положения патента нарушены и насколько.

— Я намерен как следует врезать этим ублюдкам.

— Всему свое время. Давайте пройдемся по всем нарушенным пунктам патента, пункт за пунктом.

— Программы идентичны, — продолжал долбить Корнстейн, водружая очки на место и опять криво. — Мне затевать тяжбу прямо здесь или как?

— Ну вот что, компьютерные игры патентуются на тех же принципах, что и настольные. Да, вы патентуете взаимоотношения между физическими элементами и заложенной в них концепцией, то есть путь, где они пересекаются и взаимодействуют.

— Я хочу просто врезать им.

Я согласно кивнул и заметил:

— Мы приложим все силы.

Фокачио — это одно из потрясающих, необычных блюд, которые готовят вместе с аругула и радичио в итальянском ресторане на берегу залива Бэк-Бей. Обслуживают в нем молодые и красивые девушки, одетые во все черное, будто только сошедшие с рекламы. В зале стоит нескончаемый гул голосов, заглушаемый время от времени громоподобной музыкой в стиле хард-рок. Такие североитальянские рестораны, расположенные в городах Америки, отличаются своим шумом. Похоже, шум и грохот — неотъемлемая часть их.

Молли запаздывала, но мой близкий друг Айк и его супруга Линда уже сидели за столом и старались перекричать шум и грохот, разговаривая друг с другом. Со стороны казалось, что они злобно грызутся, но на деле они просто вели беседу — другого способа не было. Айзек Кован учился вместе со мной в школе права, где специализировался на том, как одолеть меня в теннисе. Теперь он работал адвокатом и занимался корпоративным правом, столь нудным занятием, что даже не может говорить про свою работу, но я-то знаю, что это дело как-то связано с перестрахованием. Линда, по профессии детский психиатр, была на седьмом месяце беременности. Оба Кована — высокие, веснушчатые, с рыжими волосами — удивительно схожи по своим внешним данным. Мне было легко общаться с ними обоими.

Они говорили о матери Айка, приехавшей в гости. Затем Айк повернулся ко мне и упомянул что-то насчет кельтской игры, в которую мы сыграли на прошлой неделе. Мы поболтали немного о работе, о беременности Линды (она намеревалась порасспросить Молли о генетической проверке, которой ее хотели подвергнуть), о моем коронном ударе слева ракеткой по мячу (которому я, по сути, уже разучился) и наконец добрались до отца Молли.

Айк и Линда, похоже, всегда стеснялись говорить о знаменитом отце Молли, опасаясь, что их обвинят в излишнем любопытстве. Айк знал в общем и целом о моей прежней работе в ЦРУ, многого я ему не раскрывал и дал понять, что говорить на эту тему не желаю. Он знал также, что я уже был женат прежде, что моя первая жена погибла, но все это опять-таки в общем и целом. Само собой разумеется, временами эти отрывочные данные не позволяли нам о многом говорить откровенно.

Кованы выразили мне соболезнования, поинтересовались, что поделывает Молли. Я понимал, что не могу говорить им о том, чем занимался в последнее время, особенно об обстоятельствах смерти Хэла Синклера.

Когда мы уже почти расправились с закусками (из принципа блюдо фокачио мы не заказывали), появилась Молли и принялась без конца извиняться за опоздание.

— Ну, как прошел день? — спросила она меня и поцеловала в щеку.

Она пристально и долго смотрела на меня, мне стало ясно, что ее интересует встреча с Траслоу.

— Прекрасно, — ответил я.

Она поцеловалась с Айком и Линдой, села за стол и сказала:

— Не думаю, что долго выдержу все это.

— Медицину? — не поняла Линда.

— Недоношенных, — пояснила Молли, применяя медицинский термин, обозначающий преждевременно родившихся детей. — Сегодня я принимала двойняшек и еще одного ребенка. Так вот, все трое весили менее десяти фунтов. Все часы я провела, выхаживая эти крохотные бедные создания, пытаясь вставлять им артериальные катетеры и успокаивая расстроенпых родителей.

Айк и Линда сочувственно и понимающе покачали головами.

— Все больше детей рождается с дефектами, — продолжала рассказывать Молли, — или с инфекционными заболеваниями мозга. Меня вызывают к ним каждую третью ночь…

Я решился перебить ее:

— Давай пока оставим эту тему, а?

Она повернулась ко мне с широко раскрытыми глазами:

— Оставим эту тему?

— Все идет нормально, Мол, — спокойно произнес я.

Айк и Линда, чувствуя себя не в своей тарелке, сосредоточенно уплетали салат «Цезарь».

— Извините меня, — сказала Молли.

Я незаметно взял под столом ее руку. Мысли о работе иногда не оставляли ее и во время досуга — такое с ней случалось, но сейчас я понимал, что жена еще не оправилась от шока, поразившего ее, когда она увидела ту фотографию.

Во время обеда она оставалась рассеянной: кивала головой и вежливо улыбалась, но мысли ее явно витали далеко. Айк и Линда наверняка сочли, что ее странное поведение объясняется недавней смертью отца, да так оно, по сути, и было.

Возвращаясь домой на такси, мы с Молли поцапались: злобно шипели друг на друга из-за Траслоу, Корпорации, ЦРУ и насчет того, что раз я уже дал ей слово, то должен держать его вечно.

— Да будь все проклято, — шепотом сказала она. — Ежели ты уж снюхался с этим Траслоу, то, стало быть, опять затеваешь эти ужасные игры.

— Молли, — пытался я вставить слово, но раз уж она завелась, перебить ее было невозможно.

— Поваляйся с собаками — сам блохастым станешь. Тьфу, пропасть! Ты же обещал мне, что никогда больше не полезешь в это дерьмо.

— Да не собираюсь я лезть опять в то дерьмо, Мол, — защищался я.

Секунду-другую она молчала, а потом спросила:

— А ты говорил с ним насчет смерти отца, а?

— Нет, не говорил, — соврал я чуть-чуть, но мне не хотелось волновать ее и рассказывать, что сенат собирается проводить расследование факта присвоения ее отцом огромной суммы.

— Но что бы он ни хотел от тебя, ведь это имеет какое-то отношение к его смерти, так ведь?

— В известном смысле так.

В этот момент таксист вильнул, чтобы объехать колдобину, надавил на клаксон и помчался по левой полосе движения.

Некоторое время мы ехали молча. Затем, будто специально дождавшись драматического момента, она вдруг сказала ничего не выражающим тоном:

— Знаешь ли, я звонила судмедэксперту из графства Фэйрфакс.

Сначала я не понял:

— Фэйрфакс? Зачем?..

— А это там отца убили. Звонила насчет письменного заключения о вскрытии. Согласно закону, такое заключение выдается ближайшим родственникам по их требованию.