Петя не ожидал никого так скоро. Он спокойно уместился в уголку подле корзинки с десертом и даже не заметил, как вошла Лида.

— Петя, что вы это там делаете?

— Я… ничего… я ничего… не делаю, — заикаясь отвечал Петя и торопливо захлопнул корзинку.

— Так вот почему вы с нами гулять не пошли, — сказала Лида, заглянув в корзинку.

— Я ничего не брал. Ничего, — повторял Петя.

— Ах, Петя! Ведь я видела!

— Вы видели, Лида?

— Да, видела.

— Лида! — вдруг переменив голос, жалобно начал Петя. — Лида, пожалуйста, не говорите никому, что вы видели.

— Да нечего будет говорить: все сами увидят.

— Нет, никто нe увидит. Я ведь немножко взял и все опять как было сложил. Пожалуйста, не говорите, Лида, — просил Петя.

Лида молчала.

Не любила она Петю. Не могла она позабыть, как тогда на бале, на празднике, Петя хихикал, как при всех насмехался над нею.

— Пожалуйста, Лида, — умолял Петя.

— А ведь вы меня не пожалели тогда, помните, Петя? — начала было Лида.

Но Петя ничего не помнил. Он поднял к Лиде такое жалкое, умоляющее лицо, что Лида пожалела Петю и поспешила его успокоить:

— Ну полно, не бойтесь! Я никому не скажу.

— Ни за что не скажете? — приставал Петя.

— Ни за что! — серьезно ответила Лида.

Лида в порыве принялась даже завязывать веревкой корзину, чтобы совсем ничего не было заметно.

На крыльцо вбежали дети, взошли тетя и Луиза Карловна.

Теперь самое лучшее будет — десерт будем есть, — сказала Зиночка. — Коля, каких мне папа конфет купил, прелесть! Вот вы увидите, какую я вам конфетку дам! — И она поцеловала себе кончики пальцев.

Тетя выложила на поднос яблоки, виноград, сливы. Луиза Карловна достала из корзины бонбоньерку и передала ее Зиночке.

— Что это! Ее кто-то трогал, развертывал, — заметила Зиночка. — Ах, кто-то съел конфету, самую лучшую мою, большую конфету съел! Кто же это сделал?

Все молчали. Зиночка поглядела на Лиду, и Лида вдруг почувствовала, что покраснела. Ей сделалось страшно. Ведь если она будет краснеть, все непременно подумают, что это она сделала. Лида разом вся вспыхнула.

— Это, верно, Лида, — сказала Зиночка. — Поглядите, какая она красная.

Все обернулись к Лиде.

— Это ты сделала, Лида? — спросила тетя.

— Нет, тетя.

— А я видела, как вы с корзиной что-то делали, когда мы вошли, — заметила Зина.

— Что ты делала с корзиной, Лида? — строго спросила тетя.

— Я ее веревкой завязывала.

— Зачем же ее было завязывать? Ведь она была уже завязана. Кто ее развязал?

— Я не развязывала, тетя, — отвечала Лида и подняла на нее беспокойные блестящие глаза.

— А я думаю, кто завязывал, тот и развязывал, — заметила Луиза Карловна.

Лида опустила голову. Что ей было делать? Она сказала Пете: «Ни за что не скажу». Неужели Петя ее не выручит?!

Но Петя молчал, и тетя сказала печально:

— Ну, Лида, этого я от тебя не ожидала. Это для меня новость.

Зиночка стала подносить всем конфеты и прошла мимо Лиды.

— Вам, верно, больше не хочется — вы уже покушали, — сказала она, обращаясь к Лиде.

Лида будто окаменела. Она не могла даже подняться с места, чтобы уйти. Только этого недоставало! Что это был за ужасный день!

Коля и Люба с жалостью и беспокойством смотрели на Лиду. Лева наотрез отказался от Зиночкиных конфет. Петя вытащил из кармана платок обтереть сладкий рот; вдруг из платка вывалился кусочек конфеты в скомканной нарядной бумажке.

— Вот кто ел конфету! — горячо закричал Лева, вскочив с места. — Смотрите, смотрите сюда, Зина! Вот она, ваша конфета, в кармане у Пети!

Все повернулись к Пете. Петя закрылся платком и заплакал. На платке были пятна и прилипшие кусочки конфеты не оставалось никакого сомнения.

Лида вскочила, выбежала из-за стола и уткнулась в угол, лицом к стенке.

Всем сделалось неприятно и неловко. Все молчали, никто не хотел дотрагиваться до десерта.

Тетя сказала Лиде, что очень рада, что это не она сделала.

Зиночка подошла извиняться. Луиза Карловна подвела за руку Петю просить прощения. Все обступили Лиду, просили ее не сердиться.

Лида подняла разгоряченное, больное лицо, — она ни на кого не сердилась. У нее только болела голова, и ей хотелось домой. Ей хотелось уехать из этого места, с Воробьевых гор. Ей так хотелось, чтобы поскорее кончился этот длинный, бесконечный, мучительный день.

Тетя приказала детям собираться и велела подавать лошадей. Зиночка и Петя целовали Лиду; Луиза Карловна дружелюбно протянула ей руку:

— Прощайте! До свидания!

— Прощайте!

Лида поскорей распрощалась со всеми и села в коляску между Левой и Колей.

Лошади тронулись шагом по улице. В деревне был праздник. Люди разгуливали по дороге и мешали проехать. Коляска медленно подвигалась вперед и наконец поравнялась с капустными огородами.

— Лида, погляди! — сказал Лева. Лида обернулась и увидала Устюшу.

Устюша стояла на гряде посреди огорода и не шевелясь смотрела перед собой на дорогу. Заходящее солнце огненным лучом осветило на минуту ее бледное худое лицо; ветер разнес темные лохмотья и взмахнул темным платком…

— Эх, горемыка!

Лошади подхватили коляску, пронесли мимо огородов и покатили по пустой ровной дороге.

Лева крепко задумался. Эта девочка напоминала ему какое-то страшное, жалкое, замученное насекомое. Беспокойные мысли шевелились в нем при виде ее. Не было на них ответов в любимой естественной истории, и не знал он, к кому обратиться за ответом.

Он поднял было голову, хотел спросить что-то, но не спросил и снова задумался.

Лиде все казалось, что лошади медленно двигаются по дороге. Ей хотелось поскорей уехать отсюда, поскорее быть дома. Ехали молча. Солнце садилось; в воздухе начинало темнеть. Большая звезда загорелась над лесом.

Лева решил, что пора прощаться с Лидой:

— Прощай, Лида! Больше уж не придется нам гулять вместе. Завтра в Москву еду, в гимназию.

— Лева, ты мне письмо напишешь?

— Напишу.

— Большое письмо, Лева?

— Хорошо, напишу большое. И ты мне напиши непременно. Ты, Лида, напиши, когда твоя мама вернется. Я тогда попрошу свою маму, и она к вам приедет и познакомится с твоей мамой, и мы тогда и в Москве будем знакомы, будем вместе гулять. Да, Лида?

— Да, да, непременно!