возле пятиметрового бугра с тремя ямами, расположенными на одной линии, и стукнул в макушку бугра кулаком.

— Череп полностью в земле, придется очищать. Чувствуешь, какая громадина? Что тебе ковш двадцатитонного экскаватора!

Алиссон с дрожью в коленях погладил торчащий из-под каменной осыпи снежно-белый шип, похожий на бивень мамонта.

— Что-то не припомню подобных находок… да и не знаю, могли ли такие гиганты жить на Земле. Он же должен был весить не менее тысячи тонн! Как он себя таскал?

Кемпер пожал плечами:

— Спроси у него самого. Факты — упрямая вещь. А теперь загляни сюда.

Летчик взобрался на груду камней, протиснулся между двумя изогнутыми столбами и посторонился, пропуская палеонтолога вперед. Счетчик Гейгера в кармане его комбинезона заверещал сильнее.

Алиссон остановился на краю громадной ямы, метров двадцати в диаметре, окруженной частоколом наклонившихся серебристых столбов, — это явно была грудная клетка исполина, внутри которой свободно уместился бы железнодорожный вагон. В центре ямы, глубина которой достигала семи метров, среди крупных и мелких камней выдавались три граненые глянцево-черные выпуклости, заросшие щетиной отсвечивающих серебром шипов. Над ними струилось марево нагретого воздуха, словно они были металлическими болванками, вынутыми из электропечи после нагрева. Макушки двух бугров, похожих на многогранные кристаллы, были срезаны, открывая отблескивающие зеленым внутренности. У Алиссона внезапно родилось ощущение, что эти черные «кристаллы» — живые, и он сглотнул ставшую горькой слюну.

Кемпер отобрал у него фотоаппарат, сделал несколько снимков и завернул аппарат в освинцованную пленку.

— Давай за мной вниз, самое интересное там, у этих яиц, но задерживаться возле них нельзя — там рентген сто, если не больше, наши «пингвины» такую радиацию не удержат.

Они спустились в яму, прыгая с камня на камень, пот заливал глаза, но вытереть его мешало стекло шлема. Температура воздуха в яме держалась на уровне семидесяти градусов по Цельсию.

Кемпер подошел к одному из многогранников, поверхность которого украшал рисунок трещин, нагнулся к отверстию, заглянул и тут же уступил место Алиссону. Тот наклонился над горячим щетинистым боком «кристаллической опухоли» и остолбенел. «Опухоль» на самом деле оказалась верхним концом огромного яйца, заполненного прозрачно-желтым желе, в котором плавал «желток» — светящийся нежно- зеленым светом, свернувшийся в комок… зародыш! Из переплетения каких-то жил, лап и перепонок на Нормана глянул пристальный, немигающий глаз!

Алиссон с трудом оторвал взгляд от этого странного, завораживающего, нечеловеческого, да и не звериного, а, скорее, птичьего глаза, в котором, однако, пряталась не то боль, не то смертельная тоска.

— Идем отсюда, — потянул летчик Алиссона за рукав. — Потом придем еще раз, с лопатами и кинокамерой, возьмем образцы.

Палеонтолог словно в ступоре последовал за ним, но на полдороге к подъему из ямы вернулся и еще раз заглянул внутрь чудовищного яйца — теперь было совершенно очевидно, что это именно яйцо с живым зародышем! Как специалист Алиссон знал, что его коллеги не раз находили яйца динозавров, но окаменевшие. Живых яиц не находил никто, он был первым…

— Я не хотел заявлять об этом один, — сказал Кемпер, когда они выбрались наверх, на уступ, и смотрели на останки монстра. — Да и времени, честно говоря, не было, второй месяц испытания идут одно за другим, передохнуть некогда. Мой напарник заболел, и я позвонил тебе. Кстати, когда я нашел скелет, яйца были, целые, дырки в них появились только неделю назад.

— И ты никому ничего не говорил?!

— Зачем? Здесь никто не ходит, никто не летает, кроме спецбригады, обслуживающей полигон, так что сохранность тайны обеспечена. Интересная зверюга была, а? И радиация ей нипочем!

— Похоже, она сама была радиоактивна. — Не обращая внимания на стекающий по лицу пот, Алиссон снова достал фотоаппарат и доснял пленку до конца. — Любопытно, что помогло скелету выбраться на божий свет? Судя по базальтам, это ларамийская складчатость, конец «мела» — начало палеогена…

— Опрлзень, — сказал Кемпер. — Все четыре уступа образованы оползнями, последний и обнажил скелет. Это же полигон, каждый взрыв трясет землю не хуже, чем природная стихия.

— Мезозойская эратема, — бормотал Алиссон, не слушая друга; он все еще находился в трансе. — Фанерозой… Ни триас, ни юра, ни «мел» не могли породить таких гигантов… Невозможная вещь… Даже бронтозавры не могли жить только на суше и большую часть жизни проводили в воде, а ведь весили они всего около ста тонн… Понимаешь?

Кемпер развернул палеонтолога спиной к своему открытию и повел обратно к самолету.

— Рад, что ты заинтересовался находкой, но пора и отдохнуть.

— Радиация… — продолжал бормотать Алиссон. — Может быть, все дело в радиации? Просто перед нами результат мутации, обособленная экологическая ниша? Чем не гипотеза? Впрочем, любое живое существо на Земле должно быть приспособлено к ее гравитации, это закон. Что ж, выходит, этот предвестник апокалипсиса не подчинялся законам физики? Как он таскал свое тысячетонное тело? Никакие мышцы не в состоянии этого сделать, и никакие кости не выдержат такой вес.

— Снова ты о своем. Вот он же, перед тобой, можно пощупать руками. У него кости словно из металла. Я пробовал отломать кусочек — не смог. Попытаемся взять анализы под вечер, когда немного спадет жара. Я буквально плаваю в поту, никакой регуляции в этих саванах, врет реклама…

Они с наслаждением сбросили с себя «пингвины», вымылись пропахшей пластиком и железом водой из бака, переоделись в сухое.

Алиссон никак не мог успокоиться, у него от волнения дергалось веко, а он, растирая глаз, все бормотал что-то, исписывая страницу за страницей своего корреспондентского блокнота, привезенного из Стокгольма месяц назад. Кемпер только посмеивался над проснувшимся в палеонтологе профессионалом.

В шесть часов вечера они предприняли еще один поход к скелету неизвестной твари, которой Алиссон дал название суперзавр — сверхящер. Полюбовались на плавающих в зеленом желе зародышей, готовых вот-вот явиться на свет, и попытались откопать череп суперзавра, утонувший в обломочном материале почти по шейные позвонки. Но во-первых, в скафандрах работать лопатой было неудобно, изыскатели вспотели уже через две минуты; во-вторых, для освобождения черепа нужен был по меньшей мере ковшовый экскаватор, потому что Алиссон определил длину головы суперзавра метров в пятнадцать; и в-третьих, радиация возле скелета была выше защитных свойств «пингвинов», предназначенных для работы в горячих зонах атомных реакторов подводных лодок с радиацией не выше сорока рентген в час.

И все же Алиссон сумел уловить характерные особенности строения черепа зверя и, придя в лагерь, набросал сначала его эскиз, а потом и конструкцию головы ящера. Получилось нечто экзотическое, непривычное, ни на что не похожее. Алиссон не поверил себе и сделал необходимые расчеты, но рисунок не изменился: голова суперзавра представляла собой сложный агрегат из трех подвижных рыл с рогами, причем глаз у этого монстра было тоже три — один спереди и два по бокам. Хотя вполне могло случиться, что отверстия, которые Алиссон принял за глазницы, служили для других целей.

— Ну и урод! — пробурчал потрясенный Кемпер. — Он больше похож на бурильную установку, чем на живое существо. Ничего похожего на твоих обычных динозавров.

— Обычных… — Алиссон усмехнулся. — Ты говоришь так, будто сызмальства охотился на них с луком и копьем. Знаешь, сколько видов зверья репродуцировала природа в мезозое? Около ста пятидесяти тысяч! А мы знаем, вернее, рассчитали облик всего около трех тысяч видов, то есть два процента, а раскопали и реставрировали и того меньше. Никто не может себе представить, какие чудища жили в те времена.

— Но мы же наткнулись на одно из них…

Алиссон покачал головой:

— Не уверен.

— Что?! Ты хочешь сказать, я этого монстра смастерил своими руками?