— И опять-таки он стены клал.

— А я помогала! — почти выкрикнула Анна Ивановна. — Понимаете, мы все здесь вместе делали. Вот! Вместе!

— Понял. А ваша квартира?

— А квартиру пока сдала. Подружке.

Все было ясно, все понятно, но Николай уже не мог остановить разгона своих мыслей. Все дело Ряднова, каждое его слово на том, памятном допросе, все еще жило в нем, и потому Николай, как бы даже не желая, уточнил:

— Это той, с которой ковры покупали?

Анна Ивановна исподлобья быстро взглянула на Грошева и спокойно подтвердила:

— Той самой.

Говорить стало почему-то трудно, и Николай прикидывал, как продолжить разговор, чтобы узнать хоть что-нибудь новое по делу. Но его опередила Анна Ивановна:

— А вы все ищете? И человека посадили, и галочку в сводке поставили, а все ищете?

Можно было отшутиться и сказать, что, дескать, такая служба, можно было напустить серьезность. Но Николай не хотел, да, наверное, еще и не сумел бы сделать этого. Он вздохнул и промолчал.

— Завздыхали... Кто ж это, интересно, вам донес? Только печку затопила, вы уж тут как тут. Хорошо работаете. Оперативно.

Тут только Николай увидел клубочки пара у ее рта, заметил, что Анна Ивановна в стеганке и в теплом платке.

— Я не скрою, Анна Ивановна, меня очень волнует судьба вашего бывшего мужа. И если вы сможете... если захотите, то вы могли бы мне помочь.

— Чем же я вам могу помочь?

— Ну хотя бы тем, что расскажите... поподробнее о ваших бывших соседях Андреевых, о...

— Опять Андреев! — выпрямившись, закричала Ряднова. Что я, всю жизнь за них отвечать должна? Не встречалась я с ним. Понимаете — не встречалась! На всю жизнь ославил и после смерти покоя не дает.

— Да я...

— «Я, я»! А я! Я — не человек? Я, значит, пешка? Меня, значит, как угодно ославлять можно?! Зинка с ним встречалась — это точно. А я как дура помогала. Как же, думаю, подружке помогу, товарищу школьному хорошую жену найду. Ах, дура я, дура!

Она как-то вдруг постарела, ссутулилась и в сумерках нетопленного дома казалась очень несчастной. Да, видимо, не только казалась, она и в самом деле была несчастной, и Грошев не мог не прийти ей на помощь.

— Успокойтесь, Анна Ивановна. Вы меня не так поняли! Ну, честное слово, я вам верю. Я ж даже не знал, что вы дома. Ну вот, честное комсомольское слово, не знал!

Ряднова недоверчиво посмотрела на Грошева, на его смущенное лицо и поверила. Она успокоилась, быстро подбросила дров в печь и резко спросила:

— Так что же вам нужно?

— Да я и сам еще не знаю, что мне нужно, — признался Николай. — Нужно ведь с чего-то начинать...

— Что начинать? — опять насторожилась Ряднова.

— Понимаете, Анна Ивановна, не нравится мне все это дело... вашего мужа. Совесть не спокойна. Мне все кажется либо не он убил, либо, если убил, то... преднамеренно.

— Ах, вот что!.. — Она долго молчала, перебирал прошлое, и твердо сказала: — Я так же думаю.

— Как — так же?

— Он ведь какой! Если к нему по-хорошему, он себя не пожалеет. Ведь сколько к нему товарищей из армии приезжало, всех привечал, всем помогал. Но если возненавидит — может и убить. Может! Вы думаете, почему я ушла? Боялась. Он вот какой, — постучала она по загнетку, — кремень. Молчун.

— Ну, а кто же распустил сплетню о вас? Кому это было выгодно?

— Не знаю. Потому-то в начале наших споров с ним я ругалась, оскорблялась. Ведь когда за собой ничего не чувствуешь, все кажется простым и легким. Подумаешь, пошутили с Робкой! Мы с ним и в школе баловались. Подумаешь, он меня на машине подвез — так он же сосед! А уж когда пошло такое, я и Робку возненавидела: разве же он не понимал, какое он на меня пятно кладет? И своего тоже: разве ж он не видит, что я ему верная жена? А уж как возненавидела, тут уж все пошло... наперекосяк. Он свое, а я свое... А тут еще Зинку жалко — ноет: «Робка не пришел», «Робка не так посмотрел», «Ты с ним поговори», «Он тебя слушается». Ну и говорила. А он не слушался...

— Они давно... расстались?

— Кто?

— Зина эта и Андреев.

— Он-то давно, а она все ждет, все надеется. «Он, говорит, когда прошлый раз приезжал, ко мне не зашел. Потому что у меня мать, сестра...» Вот потому и упросила меня отдать ей комнату.

— Но ведь...

— А что ж вы думаете, я так ей и сказала, что твоего Робку мой Андрей убил? У меня язык не поворачивается... Там... Как-нибудь... подготовлю.

Они замолкли, думая каждый о своем. Первые секунды Николаю показалось невозможным продолжать разговор — сколько неожиданно трудного раскрылось за ним! Но ведь, в конце концов, все, что он решил делать, он делал для этих же людей. И он спросил:

— Простите, Анна Ивановна, выходит, Андреев приезжал не первый раз?

— Сама его не видела. А Зинка говорит — видела. Ехала в автобусе, а он стоял на остановке,

— А... может, она ошиблась?

— Кто? Зинка? Да она его из миллиона сразу узнает.

— Когда это было?

— Н-ну... месяца три назад.

— А раньше он не приезжал?

— Точно не знаю, но, по-моему, приезжал. Я тут на новую работу переходила, ни до чего было. Но Зинка бегала сияющая. Поэтому думаю, приезжал. — И, предупреждая его вопрос, добавила: — Это еще в прошлом году.

— Вы на допросе об этом говорили?

— Нет. Не стоило. Зачем других людей втягивать, беды им нести? Им и без этого своих хватает.

Наверное, можно и нужно было спросить и еще о чем-нибудь. Петр Иванович наверняка сумел бы сразу сориентироваться в обстановке. Николай беспомощно, как всякий уходящий, посмотрел по сторонам и увидел через открытую дверь злополучное окно. Фанерки в нем уже не было. Отблесками от печного чела сияло самое обыкновенное оконное стекло. Почему-то Грошеву это показалось не столько важным, сколько удивительным: только что перешла в свой старый дом, а стекло уже вставлено. Ряднова перехватила его взгляд и усмехнулась:

— Сосед постарался...

Грошев попрощался и, уже шагая к автобусной остановке, отметил в памяти странное поведение соседа: Ряднову отказал в стекле, а его жене вставил без просьбы.

Первый свидетель по делу Ряднова теперь оказался дома. Плотный, краснолицый, коротко стриженный майор в отставке, не пригласив Грошева в комнату, в передней объявил, что он, как старший по наряду народной дружины, прекрасно помнит тот случай.

— Я считаю, что таких, как этот ваш Ряднов, нужно выжигать каленым железом. Цацкаются с ними, распустили. А нужно сделать так, чтобы они и пикнуть не смели.

— Простите, — перебил Грошев, — мне, собственно, интересно знать, как все это происходило.

— Как происходило, я рассказал на суде, и именно я потребовал, чтобы этому прохиндею дали пятнадцать суток, потому что наши чересчур... — Он вздернул поблескивающую благородной сединой голову и насмешливо протянул: — Гуманные законы больше этим подлецам отпускать не могут, а я считаю...