— А зачем им это?
— Джеймс хотел какое-то дело мне поручить. Сказал даже — выполнишь, отдам тебе тогда эту пленку.
— А ты знаешь кого-нибудь из тех, кто действительно в убийстве участвовал? Этого Малыша, например?
— Нет, не знаю. Он, наверно, из числа подопечных Тарзана, которые в “колледже” Джеймса никогда не бывали. Их даже сам Тарзан считал подонками. А в “колледже” собирались подонки другого рода… Образованные хлюпики, вроде меня, мечтающие стать суперменами…
— А где же находится “колледж” этого Джеймса?
— Не знаю…
— Как не знаешь?
— А так. Меня туда в пьяном виде возили… Не совсем, конечно, бесчувственным, но в таком состоянии, когда уже на очень соображаешь. И потом поздно вечером, да еще по каким-то темным улицам.
— И тебя это не настораживало?
— Нет. Нравилось даже. Таинственно, как в романах Флемминга.
— Что же мы теперь делать будем?
— Не знаю…
— Может быть, попробуешь заснуть?
— Не удастся, наверно…
Валентина хотела сначала пойти в Комитет госбезопасности, но Михаил сказал, что лучше в уголовный розыск на Петровку.
В комендатуре ей выписали пропуск к полковнику Денисову. И вот она сидит теперь в его кабинете и рассказывает все, ч го узнала вчера от брата. Полковник не перебивает ее, слушает очень внимательно, записывая что-то в настольный блокнот.
Кончив свой сбивчивый рассказ, Валентина спрашивает:
— Может быть, об этом нужно было не вам, а работникам Комитета госбезопасности рассказать?..
— Нет, судя по всему — это дело нашей компетенции.
— А кличка этого самого главаря банды — Джеймс Бонд, и его номер ноль-ноль-семь?
— Это номер не его, а героя романов Флемминга, — улыбается полковник. — И учит он не столько секретам ведения тайной войны, сколько искусству ненависти и жестокости, пытается воспитывать неразмышляющих убийц и насильников. Теоретики “творчества” этого Флемминга утверждают, что книги его дают отдушину присущей будто бы каждому человеку жажде насилия и агрессивности. Ну, а ленту с записью убийства той девушки вы не захватили?
— Михаил не дал мне ее. Он уверен, что на меня мог напасть Тарзан или еще кто-нибудь из банды Джеймса и отнять ее.
— Да, видно, крепко его запугал этот Джеймс, — снова улыбается полковник. — Ну, а Тарзан ему больше не звонил?
— Утром звонил кто-то. Голос похожий, но я не уверена, что это был Тарзан.
— И что вы ему ответили?
— Сказала, что Михаил болен. Я и в самом деле уложила его в постель и велела никому не открывать.
Полковник нажимает кнопку на панели, внутреннего телефона и спрашивает кого-то:
— Алексей Иванович, вы не помните, когда произошло убийство Анны Зиминой? Двадцать первого? Кто у нас этим занимается? Райотдел Краснопресненского? А конкретно? Ясно. Благодарю вас.
Он кладет трубку и снова поворачивается к Валентине:
— Так вы говорите, что ваш брат не совсем здоров?
— Да, у него явное нервное расстройство. Я хотела сводить его к психиатру, но он боится выходить на улицу. А что, если бы…
Она умолкает, не решаясь договорить.
— Я слушаю вас, Валентина Николаевна.
— А что, если бы вы его арестовали, товарищ полковник? Посадили бы, пока установите непричастность к убийству той девушки, А главное — пока не поймаете Джеймса и Тарзана. Они ведь…
Но тут голос ее пресекается и она умолкает.
— Нет, Валентина Николаевна, мы не имеем пока оснований его арестовывать, — мягко произносит полковник, наливая ей воды. — А Джеймс и Тарзан ничего ему не сделают… Мы постараемся, чтобы они ничего ему не сделали. Пусть только он полежит пока в постели и не выходит из дома. Врача мы пришлем сами. И не удивляйтесь, если вместе с ним окажется кто-нибудь из наших сотрудников. Предупредите об этом брата.
— А сотрудник этот останется у нас и будет охранять Михаила? — с надеждой спрашивает Валентина.
— Нет, зачем же. Он уедет вместе с врачом, и вы всем говорите, что у вас были только врачи. А за брата вашего не беспокойтесь, мы постараемся, чтобы с ним ничего не случилось.
Полковник подписывает пропуск Валентине. Попрощавшись с нею, он некоторое время задумчиво прохаживается по кабинету. Валентина произвела на него хорошее впечатление. Есть в ней что-то внушающее доверие. Ее рассказ очень может пригодиться для раскрытия убийства Зиминой. Сделав кое- какие записи у себя в блокноте, полковник идет с докладом к своему начальнику.
— Да, тут, видимо, есть какая-то связь, — выслушав Денисова, заключает комиссар. — Похоже, что именно убийство Зиминой записано на ленте, похищенной Михаилом Ясеневым. Кто ведет это дело?
— Старший оперативный уполномоченный Краснопресненского райотдела капитан Черкесов.
— А ему посильно это? Может быть, поручить кому-нибудь поопытней?
— Я в него верю, товарищ комиссар. Он хотя и молод еще, но у него большой опыт работы с несовершеннолетними правонарушителями.
— Будем считать, что вы меня убедили. А кто ещё в его оперативной группе?
— Старший оперативный уполномоченный майор Глебов. Вы должны его помнить, товарищ комиссар.
— Как не помнить! Это он ведь разоблачил группу Краюхина? Ну, так как же его не помнить! Я и Черкесова помню. Черный такой, с усиками? Он что — кавказец? Русский? А фамилия у него, по-моему, кавказская, да и лицом он похож на горца. Пригласите-ка его к нам — нужно будет поближе познакомиться.
— А когда, товарищ комиссар?
— Да в пятницу хотя бы, — полистав настольный календарь, говорит комиссар. — Сейчас вот что важно установить. Не было ли в последнее время убийств, подобных убийству Зиминой, не только в других районах Москвы, но и в области? О вчерашнем покушении на Сорочкина вы уже знаете, конечно? Пьяные молокососы зверски изрезали человека ни с того ни с сего.
— Вам разве не докладывали? Их уже поймали.
— Кого поймали — мальчишек? Да они, наверно, и не помнят, что делали, а на допросе будут биться в истерике… Ловить нужно тех, кто за ними стоит, кто их спаивает, кто зверей из них делает. Думается мне, что тут действует чья-то опытная рука и с целями не столько уголовными, сколько политическими. Не случайно ведь находим мы у наших ребят комиксы и “подпольные” переводы романов с человеконенавистническими идеями. Да еще различные записи такой музыки, под звуки которой можно и отца родного зарезать.
— А может быть, об этом нужно с работниками госбезопасности посоветоваться?
— Советовались уже. Они тоже считают, что это не исключено. Похоже даже, что предпринимают что-то по своей линии, но это не должно снимать с нас ответственности…
— Понимаю вас, товарищ комиссар.
— Ну, а этот несчастный Сорочкин скончался?