Они так увлекаются этим спором, что не слышат даже, как Валентина открывает входную дверь.

Капитан заводит этот разговор неспроста. Ему хочется отвлечь Михаила от мысли, что с ним произошло сегодня нечто необычное, что он совершил почти подвиг. Пусть лучше думает, что о происшедшем и говорить-то особенно нечего.

Спор их прекращается с приходом Валентины. Она приветливо здоровается с Черкесовым, который поспешно встает при ее появлении.

— Пока я раздевалась в коридоре, слушала ваш ученый разговор, — улыбаясь, говорит она Олегу Владимировичу. — И, откровенно, хочу вам признаться — удивляюсь, откуда у вас, оперативного уполномоченного районного отдела милиции, такие познания из области психиатрии?

— Ну, видите ли, — почему-то смущается капитан Черкесов, — во-первых, у меня высшее юридическое образование… И потом, я веду дела главным образом несовершеннолетних правонарушителей и мне необходимо многое знать. Без этого просто не поймешь ничего в их психике. Да и не объяснишь им ничего толком, а они ведь не закоренелые преступники и пока еще многим интересуются. Не объясним им этого мы, растолкуют такие, как Джеймс… Ну ладно, об этом в другой раз как-нибудь. Перейдем к делу. Вот взгляните-ка на эти фотографии, Миша. Не встречались ли вы где-нибудь с этим типом?

Михаил внимательно всматривается в фотографии какого-то парня, снятого анфас, в профиль и в три четверти. Лицо у него опухшее, с мешками под глазами. Смотрит он недоуменно, будто проснулся только что.

“Кажется, где-то видел…” — мелькает в голове Михаила, но на вопрос Черкесова он отвечает осторожно:

— Что-то не припомню… Да и снимки странные. Такое впечатление, будто его в нетрезвом виде фотографировали.

— Вот именно, — усмехается Черкесов. — А не пили ли вы когда-нибудь с ним вместе у Джеймса?

Михаил снова берется за фотографии.

— Возможно, — все еще не очень уверенно произносит он. — Мы там в трезвом виде вообще ни разу ни с кем не встречались. Да и особенно сближаться друг с другом не рекомендовалось.

— Похоже, что бандитов из вас готовили по методу школы тайных агентов, — замечает Валентина.

— А нам казалось все это романтичным, таинственным. Мы там даже по имени не имели права друг друга называть. У каждого была кличка.

— А у вас какая? — будто без особого любопытства спрашивает Черкесов.

— Гамлет.

— Гамлет? — заметно оживляясь, переспрашивает Черкесов.

— Тоже мне — принц датский! — смеется Валентина.

— Посмотрите-ка тогда еще раз, да повнимательнее, на этого парня, — кивает Черкесов на фотографии, все еще лежащие на столе. — Мы подобрали его мертвецки пьяным в одном из подъездов Калашного переулка. В бреду он произносил несколько раз имя Гамлета. Мы тогда не понимали почему, но теперь почти не остается сомнений, что это ему было поручено расправиться с вами. Мы нашли у него в руках финку. А в вытрезвителе он бормотал: “Пусть сами… Пусть эти суперы убивают Гамлета сами!..”

— Да, уж тут теперь все яснее ясного, — нервно вздрагивает Валентина. — Конечно же, этот подонок пьянствовал с тобой у Джеймса. Неужели ты не можешь вспомнить его, Михаил? Это же очень важно…

— Да, это действительно немаловажно, — подтверждает Черкесов.

— Кого-то он мне напоминает. Но сказать с уверенностью, что видел его у Джеймса, не могу. Может быть, потом вспомню… — Михаил еще раз смотрит на фотографии.

— Мы его вам завтра покажем. А теперь еще одна новость — нашли того шофера, который возил вас девятого мая к Джеймсу. Его номер оказался 66–99. У него хорошая память, и он довольно точно описал вас и Тарзана. А вы, Миша, изобразили Тарзана совсем другим. Вовсе не свирепее у него лицо, а скорее, добродушное. И другие свидетели то же подтверждают.

— Это он им мог показаться добродушным, — убежденно произносит Михаил, — а я — то хорошо знаю, какая это гадина! А у гадины…

— Ну, знаешь ли, — возражает ему Валентина, — у иной гадины вполне благообразное обличье.

— У этого шофера — его фамилия Лиханов — видимо, действительно отличная зрительная память. Он уверяет, что запомнил, куда возил вас в тог вечер. Если не возражаете, мы съездили бы туда.

— Какие могут быть возражения! — восклицает Михаил. — Да хоть сейчас!

— Сейчас не надо, а завтра давайте съездим. Вечером, часов в девять. Договорились? За вами заедут. Ну, а теперь я должен с вами попрощаться.

И он крепко жмет руку сначала Валентине, потом Михаилу. А когда Черкесов уходит, Михаил говорит задумчиво:

— Завидую я ему… Интересная работа, требующая ума и мужества. Никогда не думал, что в милиции могут быть такие образованные люди… А выдержка!.. Ты ему, по-моему, очень нравишься, но он и виду не подает. Или, может быть, это только мне кажется?

— Не знаю, — смущенно говорит Валентина. — Я как-то не присматривалась к нему с этой точки зрения…

Они выезжают ровно в девять на такси Лиханова. Черкесов сидит рядом с шофером, на заднем сиденье Михаил Ясенев с Глебовны и Платоновым.

— Повезу вас тем же маршрутом, что и девятого мая, — говорит Лиханов. — Сами увидите, какая у меня память. Что, не верно разве я вам этого парня обрисовал? — кивает он на Михаила. — Помните, о родинке даже говорил? Вот она, эта родинка, — на левой щеке на уровне рта. Я и того второго типа досконально вам обрисовал. Мне бы не в таксомоторном парке, а в милиции работать…

“С таким-то язычком”, — укоризненно думает о нем майор Глебов.

А шофер болтает без умолку:

— Я сразу заметил, что ребята были навеселе. Особенно этот вот. Хохотал всю дорогу. А тот, что постарше, все шутил. Этот, видать, из интеллигентов, а у того сплошные блатные словечки. Я, конечно, извиняюсь — не в свое дело, может быть, лезу, но только вы ими правильно заинтересовались.

— Может быть, помолчим немного, — досадливо замечает майор Глебов.

— Это можно, — безобидно соглашается Лиханов.

Машина миновала уже Рижский вокзал и с проспекта Мира свернула на Мурманский проспект в сторону Ново-Ховрина.

— Вот до этого места я их довез, — притормаживая, говорит Лиханов. — Тут они со мной расплатились и пошли пешком. А куда пошли, — в темноте не разглядел. Ну, мне как — ждать вас тут или можно возвращаться?

— Возвращайтесь. Мы обратно на своей поедем.

Они стоят на углу какой-то темной улицы, осматриваясь по сторонам.

— Я нарочно решил сюда ночью приехать, — говорит капитан Черкесов. — Чтобы все было, как в тот раз.

— Да и не только в тот раз, — поправляет его Глебов. — Они сюда всегда ночью или поздним вечером приезжали. Неужели вы ничего не можете вспомнить, Михаил?

— Подождите, дайте сообразить, — просит Ясенев. — Тут где-то я всегда в какую-то канаву проваливался…

— Вот тут, может быть? — спрашивает майор Платонов. — Возле мостика?

— Да, верно! Пожалуй, с этого мостика я и соскальзывал всякий раз… А потом проволочный забор должен быть. Помнится, брюки об него порвал. Ну да — вот он! А что дальше, не помню…

Они снова останавливаются, давая Михаилу возможность осмотреться и вспомнить, куда водил его Тарзан. Вокруг совсем темно. Замаскированные густыми кустами сирени, окна одноэтажных домиков почти не излучают света.

— Да, местечко… — вздыхает майор Глебов.

— А вы что хотели — чтобы эти подонки собирались на улице Горького?