абсолютной, но пульсирующей напряжением тишины.

– Я не заблуждаюсь на сей счет, – сказал Гейб. – Я не хочу жениться на леди Мейтленд.

– Тогда, – сказал Рейф, откидываясь на спинку кресла и произнося слова очень тихо, – ты должен пересмотреть вопрос о встрече с ней завтра вечером.

– Мне кажется, леди Мейтленд будет разочарована, если я заберу назад свое приглашение.

– Возможно, это заставит ее пересмотреть свои взгляды и отказаться от мысли стать вульгарной вертихвосткой.

– Леди Мейтленд не вертихвостка, – сказал Гейб. Потом добавил: – Мне следовало это знать.

– Ты намекаешь на то, что этот ярлык приклеили твоей матери? – сказал Рейф. – Но я и в мыслях не имел ничего подобного. Совсем недавно наш семейный поверенный повторил твои слова о том, что мой отец был глубоко привязан к твоей матери.

– Я только говорю, что леди Мейтленд обратилась ко мне единственно потому, что хочет перестать оплакивать мужа.

– И потому, что она желает тебя, – сказал Рейф с кривой, вымученной улыбкой.

– Ты же хорошо понимаешь, что нет никакого резона действовать под влиянием одних только скороспелых чувств.

– А я тебя уверяю, что если бы я начал пенять Имоджин на ее поведение, это никак не повлияло бы на ее решимость соблазнить тебя, – сказал Рейф. – Черт возьми!

– Да, – согласился его брат, и в его глазах заплясали смешинки.

– Не смотри на меня так. Я вовсе не чувствую, что мое сердце разбито.

– Оно чуть-чуть затронуто, – сказал Гейб после минутного размышления.

– Даже и этого нет.

– Ты просто одержим собственной застенчивостью и нерешительностью, – сказал Гейб, вдруг осознав, что наслаждается ролью младшего брата. Рейф свирепо сдвинул брови. – Ты должен поехать с ней вместо меня.

– Что?

– Завтра вечером. Наклеишь усы, наденешь плащ, и все.

– Не будь ослом!

– Ты предпочитаешь, чтобы она испытала унижение, потому что я ее отвергнул? Я не хочу ее оттолкнуть, я…

– Ты что? – спросил Рейф свирепо.

– Не интересуюсь ею.

– Чепуха. На свете нет человека, который остался бы равнодушен к Имоджин.

– Я не хочу на ней жениться.

Глаза Рейфа заметно потемнели. Гейб встал.

– Пусть твой экипаж стоит у ворот фруктового сада завтра в девять вечера.

– Я не поеду.

Гейб задержался у двери.

– Если ты не поедешь, – сказал он мягко, – Имоджин будет ждать меня. Думаю, она почувствует себя униженной, если я не явлюсь. А ты, полагаю, сможешь ее утешить.

Рейф только пристально смотрел на него прищуренными и холодными глазами. Он вспоминал ветхозаветную историю о Каине и Авеле и думал о том, какой смысл в ней заключен.

–  О! – сказал Гейб, и рука его скользнула в карман. – Я забыл это.

Длинные черные усы пролетели по воздуху и приземлились на постели Рейфа, как пустая мышиная шкурка.

– Только на случай, если ты решишь избавить свою подопечную от унижения. В девять вечера у ворот фруктового сада. Ты отвезешь ее в Силчестер послушать певицу из Лондона. Кажется, ее зовут Кристабель.

–  Кристабель? – повторил Рейф. – Ты уверен?

Гейб пожал плечами:

– Я видел какую-то афишу, прибитую к дереву. У этой женщины, похоже, голос, как у драной кошки.

– Ты профессор теологии и обещал моей подопечной отвезти ее на концерт Кристабель?

– Имоджин не дитя, – сказал Гейб, открывая дверь. – Если ты позволишь себе увидеть в ней женщину, а не ребенка, способного возиться лишь с игрушками, она и в самом деле может тебя удивить.

Дверь за ним бесшумно затворилась.

Джиллиан Питен-Адамс сидела в библиотеке уже два часа, старательно копируя тексты ролей из пьесы «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер». В настоящий момент она переписывала роль миссис Ловейт, чтобы отправить ее мисс Лоретте Хоз. Пока Джиллиан писала, она старалась запомнить роль. Распорядитель сцены в театральном действе должен знать все роли лучше, чем кто-либо другой.

– Я знаю, что он дьявол, – бормотала Джиллиан.

Что за глупая реплика? Если этот человек и был самим дьяволом, а все указывало на то, что Доримант именно таким и был, тогда миссис Ловейт должна презирать его, а не бродить по сцене, повторяя, что должна его любить, и тогда он не будет таким скверным.

Дурные люди должны внушать отвращение. Особенно столь мерзкие, как Доримант, вступавший в любовные отношения с половиной женщин в Лондоне.

Доримант был, по правде говоря, как мистер Спенсер. Мистер Спенсер выглядел невинным, как ангел. Ни дать ни взять – профессор теологии! Но на самом-то деле он ведь пытался внедрить в этот дом свою любовницу. Именно к такому выводу пришла Джиллиан, видя подозрительную заботу мистера Спенсера о благополучии мисс Хоз.

В то же время была еще Имоджин с ее притязаниями на внимание мистера Спенсера в дальнейшем. Да, возможно, следует отдать роль Дориманта мистеру Спенсеру, а герцогу – роль Медли.

По непонятной причине все это угнетало ее. Имоджин так красива, что мистер Спенсер, несомненно, подпадет под ее чары.

Миссис Ловейт жаловалась на наличие непроходимых дураков в Лондоне. Но уж она-то, Джиллиан, знала кое-что о дураках. Ведь, в конце концов, она была помолвлена с Дрейвеном Мейтлендом. Разве не так?

– Прошу меня простить, – послышался низкий голос.

Она резким движением подняла голову:

– О!

– Я хотел узнать, не нужна ли вам помощь.

Каким дьявольски коварным надо быть, чтобы выглядеть столь безупречным!

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала она, – но у меня всего один экземпляр пьесы.

Мистер Спенсер подвинулся ближе к столу и посмотрел на нее сверху вниз. У него был красивый, мощный и решительный подбородок. Но Джиллиан не разглядывала его намеренно. Просто заметила – и все.

– Если бы я сел рядом с вами, – предложил он, – я смог бы переписывать какую- то часть текста.

– О нет, – возразила Джиллиан, но он уже пододвигал стул ближе к ней и тянул свиток с пьесой к себе.

– На каком месте вы остановились?

– На втором акте, – ответила она слабым голосом. – На роли миссис Ловейт.

– Не начать ли мне переписывать роль Дориманта? – спросил он, глядя через ее плечо на страницу. – Мы сможем добавить предыдущие реплики позже.

– Я не смогу писать, если вы будете сидеть так близко к моей руке, мистер Спенсер, – запротестовала она.

От него пахло мылом и свежестью. Он отодвинул свой стул вправо.

–  В таком случае почему не читать слова роли миссис Ловейт вслух, а я буду их записывать?

Джиллиан слабо улыбнулась.

– Ладно. Я начну с момента, когда входит Доримант, со слов «И это постоянство, в котором вы клялись?».

– Это слова миссис Ловейт?

У него были изящно очерченные брови, и когда он сдвигал их с недоуменным видом, это выглядело красиво.

–  Да, – проговорила Джиллиан со всхлипом. – Это ее слова. А потом Доримант говорит: «Постоянство в мои годы! Эта добродетель не по сезону. С таким же успехом вы можете ожидать, что плод, созревающий осенью, вдруг окажется спелым весной».

– Очаровательный малый, – сказал Гейб, и его перо вовсю заскрипело по бумаге.

– Как и все мужчины, – проронила Джиллиан, не успев подумать.

– Думаете, что моему полу несвойственна верность? Что честный мужчина – столь же редкое явление, как плод, созревший весной?

Джиллиан поколебалась с минуту, потом кивнула. Обычно она не делилась своим мнением с мужчинами, но мистер Спенсер был исключением. Он не мог быть заинтересован в ней, будучи увлечен и Лореттой, и Имоджин, и бог знает кем еще.

– Суровое суждение, – заметил мистер Спенсер с искренним замешательством.

– Я так не думаю, – ответила Джиллиан. – Пьеса и ее герой – всего лишь одно из многочисленных торжеств такого плутоватого и бесшабашного героя. Неужели распутник вроде Дориманта может что-нибудь уважать и кого-нибудь обожать? Доримант отвергает миссис Ловейт, флиртует с Белиндой и ухаживает за Харриет. Разве можно восхищаться таким героем?

– Почему, ради всего святого, вы выбрали эту пьесу? Я всегда считал ее пустой и неглубокой.

– Так ведь это вы ее предложили в противовес древним, переведенным с греческого. – Джиллиан была уязвлена.

– У нас недостаточно сноровки для того, чтобы ставить настоящую трагедию. Да и комедию такой труппе одолеть сложно. Пьеса должна служить исправлению пороков, а не прославлению их. Мы могли бы поставить что-нибудь в таком же роде, какой-нибудь глупый пустячок, например «Любовь в дупле».

– «Модник, или Сэр Форлинг Флаттер» не прославляет порок. Эта пьеса высмеивает тщеславие мужчин, подобных Дориманту, – возразила Джиллиан. – Никто не станет восхищаться человеком, становящимся объектом насмешки.

– Но автор предоставил ему прекрасные реплики, – сказал мистер Спенсер.

Он взял у нее книгу и перевернул несколько страниц.

– Вот он обороняется: «Если бы я не остановился на отдых в первой же повстречавшейся мне гостинице, разве было бы мне доступно то счастье, которое я вкушаю здесь?»

– Это как раз подкрепляет мою точку зрения! – воскликнула Джиллиан с торжеством. – Никто не станет восторгаться таким героем. Женщин он ценит немногим больше, чем отдых на постоялом дворе. С таким же успехом он может сказать, что миссис Ловейт – для него не более чем женщина, с которой он разделяет постель, – сказала Джиллиан и покраснела.

Мистер Спенсер смотрел на нее сверху вниз серо-синими глазами