посерьезнев. – Они уже начинают задавать вопросы. Поэтому мне нужен покровитель, такой, как Фокс, который бы купил мне дом. Тогда мои дети смогли бы меня навещать, или я навешала бы их в своем экипаже, а муж стал бы меня уважать.
Флетч счел такую перспективу весьма сомнительной – вряд ли суффолкский портной когда-нибудь разрешит сыновьям навестить их падшую мать.
Вероятно, прочтя сомнение в его глазах, Крессида отвернулась и быстро заколола шпильками последние оставшиеся пряди.
– Я вижу, что вы не тот человек, который мне нужен! – отрезала она и вышла из комнаты прежде, чем Флетч смог что-то сказать.
Ноги сами принесли его к дому прежде, чем он вспомнил о теще. Навстречу вышла леди Флора, как всегда, поджидавшая его возвращения.
– Добрый вечер, ваша светлость, – поздоровалась она.
Герцог склонился к ее руке для поцелуя.
– Гм… От вас пахнет розами… Это женский аромат, – констатировала почтенная дама, понюхав воздух.
Флетч поспешно выпрямился, но было поздно – всем своим видом она выражала восхищение, как будто Флетчу удалось сделать что-то очень важное.
Ничего не понимая, герцог опасливо попятился назад.
– Надеюсь, моя откровенность вас не обидела? – проговорила она, сверля его взглядом. – Я убеждена, что каждый джентльмен в расцвете лет должен найти для развлечений женщину нестрогого нрава. К сожалению, чтобы понять эту истину, некоторым господам требуется больше времени, чем обычно.
Флетч судорожно сглотнул. Неужели он не ослышался, и она действительно это сказала? Он пристально посмотрел на тещу – она стояла перед ним со своей как всегда несоразмерно высокой прической, украшенной к тому же страусовыми перьями, и была совершенно серьезна. Перья, чрезвычайно длинные, едва не задевали подвешенные к потолку люстры. «Жаль, что огонь в люстрах зажигают только во время приемов и балов», – подумал Флетч, представив себе, с какой легкостью могли бы загореться перья, а потом и сама теща…
Отогнав жестокую мысль, он растянул губы в подобии любезной улыбки.
– Я рада видеть свидетельство того, что вы не из тех джентльменов, которым недостает мужественности, – усмехнулась леди Флора. – У каждого мужчины нашего круга должна быть своя амазонка.
Флетч стиснул зубы.
– Вы ведь понимаете меня, ваша светлость, не так ли? – улыбнулась леди Флора, и герцог подумал, что в красивом холеном лице этой женщины было что-то волчье. – Моя дочь не может выносить тех страданий, на которые ее обрекают ваши разнузданные плотские желания. Надеюсь, леди, которой изначально принадлежал принесенный вами аромат роз, станет вашей постоянной привязанностью. Этот аргумент может убедить мою дочь вернуться к вам.
Подавив гнев, Флетч в очередной раз поклонился.
– Я и не предполагал, что моя супруга столь озабочена тем, чтобы я не страдал от отсутствия женского общества, – сказал он.
– Ах, мужчины такие эгоисты, не правда ли? – воскликнула леди Флора и сделала многозначительную паузу, приглашая к ответной реплике.
– Я так не считаю, – возразил герцог.
– Вот как? – Она удивленно подняла бровь. – О, это естественно, потому что самые большие эгоисты обычно не замечают за собой этого недостатка, не так ли?
– Не могу ничего сказать на этот счет, мадам. Вот вы, к примеру, согласились бы признать себя эгоисткой?
– Конечно, и в самом полном смысле слова! – широко улыбнулась леди Флора. – Быть эгоистом – значит во всем преследовать свои собственные интересы. Да, я эгоистка! Есть только одна сфера, в которой я не признаю заботу об интересах другого человека слабостью и безумием, – это дела моей дочери. Ради нее, и только ради нее, я решилась на такое неудобство, как пребывание под одной крышей с вами… – она снова сделала многозначительную паузу и добавила: – ваша светлость.
«Она меня ненавидит, – подумал Флетч. – Что ж, это чувство взаимно».
– Надеюсь, ваша подвижническая миссия не затянется навечно? – язвительно поинтересовался он.
– Ради дочери я готова пожертвовать своим благополучием, – театрально проговорила леди Флора и устало опустилась в кресло, должно быть, войдя в роль несчастной, которая вынуждена нести тяготы жизни в герцогском особняке. И это в окружении десятков слуг, готовых исполнить ее малейшее пожелание!
– В таком случае позвольте спросить, что может убедить вас вернуться к прежней благополучной жизни в собственном доме? – спросил Флетч.
– А вы сами не догадываетесь? – ответила леди Флора, любезно улыбаясь, как будто они вели светскую беседу на званом чаепитии. – Тогда я объясню. Интимные отношения с вами противны моей дочери. Вы до сих пор не смогли произвести на свет наследника, но я настоятельно советую отложить решение этой проблемы на год или около того. Несчастная Пердита и так настрадалась, стараясь удовлетворить ваши извращенные желания. Было бы слишком жестоко просить ее подыскать подходящего джентльмена, который бы исполнил за вас ваши супружеские обязанности, чтобы вы могли стать отцом. О Господи, кажется, я была неделикатна, да? – с деланной озабоченностью спохватилась она, очень довольная собой. – Это потому, что, помимо самого искреннего сострадания к бедной Пердите, я, как всякая мать в подобной ситуации, испытываю весьма кровожадные чувства…
– Вот как? – Флетч сел в кресло. – Кажется, дело гораздо серьезней, чем я думал. Значит, заведи я любовницу, моя жена будет только рада? Интересно, почему она сама не сказала мне об этом?
– Вы еще спрашиваете? – удивилась леди Флора. – Думаете, моя дорогая Пердита в состоянии быть с вами столь откровенной? Нет, конечно. Пердита для этого слишком слабохарактерна и мягкосердечна – она ни за что не признается вам, как вы ей отвратительны. Но я, ваша светлость, я привыкла называть вещи своими именами. Кроме того, поставить вас в известность о ее чувствах – мой материнский долг. Вы просто не осознаете, что такое ваша семейная жизнь на самом деле. Я ведь говорила об этом Пердите!
Флетч онемел. Он знал, что Поппи не в восторге от их супружеских отношений, но ему и в страшном сне не могло присниться, что она обсуждала их со своей матерью. От одной мысли об этом у него по спине поползли мурашки.
Однако леди Флора была не из тех собеседников, которые могли позволить молчанию затянуться.
– Да, такие проблемы недоступны пониманию большинства мужчин, – продолжала она вещать. – Мужское тело не может не вызывать отвращения у прекрасного пола, ведь сама природа наделила нас, женщин, тонкостью чувств и любовью к прекрасному. Наши формы восхитительны – все поэты воспевают красоту женского тела. Как вы осмелились думать, что леди могут желать близости с такими грубыми волосатыми созданиями, как вы, мужчины? Впрочем, оставляю чувства Поппи вашему воображению.
Флетч поднялся из кресла и поклонился:
– Прошу извинить, миледи, но я…
– Вам придется попросить мою дочь вернуться, – добавила леди Селби, явно наслаждаясь эффектом, который произвели ее слова.
– Но я…
– Умоляйте ее вернуться назад, скажите, что вы наконец нашли себе любовницу и не станете больше мучить бедную жену своими домогательствами в постели, как какую-нибудь прачку.
– Хорошо, я обязательно поговорю с Поппи, – согласился Флетч, борясь с сильнейшим желанием придушить тещу или жену. Кого именно, он пока не знал.
– Когда Пердита вернется в ваш дом, я, естественно, уеду к себе, – любезным тоном продолжала леди Флора. – Это вас немного ободрит, разве нет? Наверное, вы удивлены тем, что я так пекусь об интересах дочери?
– Конечно, ведь вы сами сознались в своем эгоизме…
Разумеется, леди Селби не дала ему закончить.
– Я считаю, что Пердита не должна проводить слишком много времени с герцогиней Бомон, – перебила она зятя. – Помните, как однажды моя бедная девочка вообразила, что влюбилась в вас?
Флетч молчал. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Ну, помните? – нетерпеливо повторила леди Флора. – Вы не могли забыть, ведь все произошло не так давно. Как ни трудно мне, матери, это говорить, но я вынуждена признать: моя дорогая Пердита немножко слаба на голову. Если она еще на какое-то время останется в доме такой проворной дамы, как герцогиня Бомон, то, боюсь, моя девочка опять влюбится, и ее возлюбленным будете отнюдь не вы, герцог. Вы меня понимаете?
Флетч кивнул.
– Она очень романтична, ей кажется, что мужчины гораздо интереснее, чем они есть на самом деле. И еще это странное увлечение наукой… Вы знаете, что она посещает заседания Королевского общества?
– Неужели?
– Похоже, вы не слишком утруждали себя общением с Пердитой. Неужели вы не знаете о ее увлечении наукой и натуралистами? Впрочем, зачем я спрашиваю, и так все понятно.
– Вы хотите сказать… – проговорил герцог, холодея с головы до пят.
– Да, именно так. Этого еще не произошло, но я пока не слышала, чтобы Пердита съехала от Бомонов. А ведь там к прелюбодеянию относятся как к простительной человеческой слабости, к тому же весьма распространенной.
– Я поговорю с Поппи.
– Когда она вернется в этот дом, я вас сразу же покину, – бодро повторила леди Флора. – Хочу только заметить, что ваша неспособность дать жизнь хотя бы одному ребенку за четыре года после бракосочетания может привести к тому, что очередным побегом на вашем фамильном древе станет отпрыск какого-нибудь молодого натуралиста!
Жгучая ненависть захлестнула герцога. Еще никогда он не жаждал крови так сильно, как в этот момент. У него задрожали пальцы – эх, схватить бы мерзкую тварь и…
Леди Флора проворно поднялась на ноги и засеменила к двери.
– Желаю вам
