сделать! — продолжил Питер с несвойственной ему свирепостью. — И не сделаю!

— Не сделаешь?! Чего не сделаешь?

— Я не женюсь на этой… на этой… Габриэле Дженингем, — с отвращением выговорил ее имя Питер. — Я думал, что смогу. Но она…

Квил чувствовал, что на его брата опять накатывает истерика, после чего он обычно замыкается в себе. Такие состояния у него могли тянуться неделями. Питер продолжал разбрызгивать свои горести, словно едкую кислоту.

— Она толстая и неуклюжая. И практически…

Квил едва не задохнулся.

— И не толстая, и не неуклюжая.

— Не возражай! — простонал Питер и принялся мерить шагами комнату. — Она неряха, Квил. Самая настоящая неряха. Даже хуже — у нее нет никакого чувства такта. Я не представляю, как можно провести с ней всю жизнь! Ты был с ней лишь несколько минут, а я весь вечер. Боже, до чего же она болтлива! И мелет, и мелет, не переставая, как мельница. Клянусь, я таких еще не встречал. Тиддлбенд с Фолджером молчали, как глухонемые. Когда она ушла, Фолджер высказался по поводу ее манер — ее редкой непосредственности.

— Что в этом плохого?

— Это был ясный намек. Она болтушка, и мой друг не хотел говорить об этом прямо. Слава Богу, что его не было в салоне, когда Габби уронила свой лиф. — Питер задумчиво пнул горящую головешку. Тут же выругался и с визгом отскочил от камина. — Посмотри! Ты видишь мой ботинок?

Квил не ответил. Он никогда не отвечал на подобные вопросы брата.

— Я не женюсь на ней, — продолжал Питер. — Я вообще не хочу связывать свою жизнь с женщиной. И отец не может заставить меня, ты знаешь.

— Разумеется, учитывая его теперешнее состояние, — пожал плечами Квил.

— Я как-то выпустил это из виду. — Питер, казалось, даже воспрянул духом. Затем снова принялся пинать головешки, не замечая сажи на своих сверкающих ботинках — эта мысль не покидает меня с того момента, как ты увез ее домой. Джентльмену не пристало расторгать помолвку, но я убежден, меня не осудят слишком сурово при данных обстоятельствах. Я не могу сказать, что Габби мне неприятна. Нет, я даже мог бы увлечься ею. И мне доставило бы удовольствие прививать ей вкус к моде, но…

Квил молча выжидал. Брат вдруг показался ему очень инфантильным.

— Но я не могу вынести саму мысль о женитьбе. Я просто не представляю, как можно жить с подобной женщиной в течение… Нет, я не женюсь на ней! И отец…

Питер снова прервался, вспомнив о состоянии здоровья виконта.

— Когда ты наконец повзрослеешь? — произнес Квил раздраженно. — Можно подумать, тебя отправляют на каторгу.

— Тебе, может, и смешно, — вспылил Питер, — а для меня это ад! Разрази меня гром, но я не хочу жениться! Тем более на такой толстой…

— Почему ты не хочешь жениться, Питер? — оборвал его Квил. — Ты должен был ожидать, что рано или поздно это случится. Разве нет?

Питер повернулся к камину и, облокотившись на полку, опустил голову на руку.

Но Квил должен был получить ответ.

— Я не понимаю, Питер, почему ты не хочешь жениться? Если не на Габби, так женись на другой.

Сначала ему показалось, что брат его просто не слышит. Но через секунду Питер резко повернул к нему белое лицо. Его кудри откинулась назад, как на сильном ветру. Тогда Квил убедился, что Питер слышал его вопрос, и внезапно понял то, что наверняка давно знал и сам.

Питер вел себя так, будто вопрос и не вставал вовсе.

— Я уеду в Америку, — произнес он вполголоса.

— Я на ней женюсь, — заявил Квил.

Но его брат был слишком поглощен собственным горем, чтобы слышать его слова.

— Я думал, что смогу… но это выше моих сил, Квил. Лучше я убью себя.

— Я женюсь на Габби, — повторил Квил.

— Ты?! — Питер повернулся к нему так резко, что едва не потерял равновесие. — Это невозможно!

— Это возможно.

— Отец… говорил… ты сказал… — заикаясь, лепетал Питер, — что ты не годен для женитьбы, что ты не можешь выполнять супружеские обязанности.

Квил чувствовал, как в душе зарождается какое-то неуместное веселье и наружу рвется смех. И действительно Питер даже открыл рот от удивления.

— Я могу выполнять супружеские обязанности. И буду это делать с наслаждением.

— С наслаждением?

— Я испытываю к ней влечение. — Квил не мог сдержать усмешку — ощущение непривычное, но не сказать чтобы неприятное. К тому же Габби мне нравится. Конечно, если я женюсь и она родит сына, ты никогда не станешь виконтом.

Лицо Питера застыло.

— Это самое оскорбительное, что ты мог сказать. — Он стоял неподвижно, словно каменный, улыбка Квила мгновенно исчезла.

— Питер, я не в этом смысле. Я знаю, ты не гонишься за титулом.

Его брат оставался таким же мрачным.

— Ты советовал мне жениться на Габби, чтобы иметь деньги хотя бы на одежду. Я был пьян в тот вечер, но достаточно хорошо помнил этот разговор на следующий день. Вы оба, ты и отец, думаете обо мне как о бездельнике. Отец вообще не способен понять различие между человеком, следящим за модой, и безмозглым фатом!

— Ну что ты, Питер! Просто я пытался сделать все, чтобы мне не пришлось жениться, — признался Квил. — Прошу прощения.

— Почему ты сказал нам, что не годен для брака? — настойчиво допытывался Питер. — Это была неправда?

— Это было не так далеко от правды. Мои эпизодические контакты в течение последних двух лет доставляли мне исключительное удовольствие, но потом следовали мигрени продолжительностью до трех дней.

— О, так все дело, оказывается, в головных болях? — Лицо Питера сразу стало участливым. — И врачи ничего не могут сделать?

Квил пожал плечами:

— Видимо, нет. Это следствие травмы головы. Может пройти само, но скорее всего нет. — Питер явно испытывал неловкость.

— Фу ты, черт! Но как же ты женишься… Я могу ошибаться, но мне кажется, Габби увлечена мной.

— О да, — хмыкнул Квил, — она воображает, будто влюблена в тебя по уши.

— Тогда как же ты изменишь ее отношение ко мне? Не говорить же ей, что я отказываюсь жениться!

Спросить бы у него, что бы он стал ей говорить перед отъездом в Америку!

— Габби — натура романтичная, — вздохнул Квил. — Она великая выдумщица…

— То есть?

— Она постоянно что-то сочиняет. Воображает себе самые невероятные вещи.

— У вас с ней не много общего, — скептически заметил Питер.

Квил снова пожал плечами:

— Я скажу, что влюбился в нее с первого взгляда. Как только увидел ее в порту. И объясню ей, что мое чувство так сильно, что его нельзя игнорировать.

— Ты думаешь, она клюнет на это?

— Она романтик, — повторил Квил. Он вспомнил поездку в карете. Судя по всему, Габби видела, что он был на пределе.

Питер кусал губу.

— Я чувствую себя подлецом. Получается, что я сбываю ее с рук.

— Только потому, что не желаешь ее — в отличие от меня, — подчеркнул Квил. — Совершенно ясно, ваш брак был бы катастрофой для вас обоих.

— А что мы скажем отцу с матерью?

— То же, что и Габби. Я скажу, что влюбился и не мог…

— Никто этому не поверит, — прервал брата Питер. — Габби — может быть, поскольку она тебя не знает, но больше никто.

— Я так не думаю. Почему бы и нет.

— О чем ты, Квил! — снисходительно усмехнулся Питер, — Ни один здравомыслящий человек не вообразит тебя влюбленным. С твоей-то невозмутимостью! От страсти люди теряют голову. Вспомни Патрика Фоукса. Когда он влюбился в леди Софи Йорк, это было жалкое зрелище.

— Мне казалось, Патрик вел себя весьма разумно.

Питер фыркнул.

— Фоукс увел невесту у своего лучшего друга и требовал немедленного бракосочетания — всего через неделю после того, как леди Софи расторгла помолвку. Естественно, родители притормозили это дело. Но поверь мне, следующие две недели, куда бы я ни пришел — везде Фоукс, срывающий поцелуи у своей нареченной. Он был как помешанный. Никакого самоограничения, не говоря уже об уважении к обществу!

Квилу понравилась идея с поцелуями.

— Определенно, я готов целовать Габби прилюдно, если это послужит доказательством, что я в нее влюблен.

Питер брезгливо передернулся.

— А вот я никогда не смог бы этого сделать. Этой ночью… — Он запнулся.

— Габби мне рассказала, — насмешливо бросил Квил. — Она хотела тебя поцеловать, а ты отказался.

— Да, — рявкнул Питер, — она просто прыгнула в мои объятия! Дверь на балкон была распахнута, и Тиддлбенд смотрел прямо на нас. Я чуть не умер от ужаса.

— Я уведомлю мою будущую невесту, что нельзя целоваться у всех на глазах, — улыбнулся Квил.

— Благодарю Бога за эту милость! — пробормотал Питер и опять начал пинать поленья. — Квил, ты уверен, что выдержишь? Фарс должен будет длиться, по меньшей мере, три месяца. Если ты женишься поспешно, это повредит ее репутации. Ты это понимаешь?

— Разумеется. — Квил встал и направился к двери, — Завтра я сообщу мисс Дженингем, что я, гм… что я в нее влюблен. Я скажу ей об этом во время завтрака.

— Во время завтрака! В тебе нет романтической жилки, Квил. Габби моментально почует, что здесь что-то не так.

Квил с вежливо-вопросительным выражением выдержал паузу.

— Почему?

— Потому что никто, даже Патрик Фоукс, не стал бы обсуждать столь важный вопрос с утра, да еще за столом!

У Квила на этот счет было совсем другое мнение. Он бы с радостью отбросил в сторону вареные яйца и овладел Габби прямо на обеденном столе. Но разрабатывать здесь детали этого вопроса не имело смысла.

— Разговор нужно перенести на