— Все, — заметил я, обращаясь к пораженным Дитриху и пленным. — Можно говорить спокойно, пока не вернулся лейтенант Цельнер.
— Господа, — проникновенно, взволнованно обратился к настоящим советникам Штаден. — Ваша миссия провалена и была безнадежна почти с самого начала. К сожалению мэтр Лодекин не смог предупредить вас и поэтому отправил нас на помощь. Нам выпала самая тяжелая, самая опасная часть задания.
— Граф Рекнагель предал договоренность с мэтром Лодекином и намеревался присоединиться к войску Готфрида Лейгебе, — подхватил я, поняв мысль Дитриха. — Поэтому вас схватили и намереваются казнить. Мы, сохраняя верность господину Бальтазару, сумели инсценировать нашу измену Соединенным провинциям, притворяясь вами. Нам поверили, как вы видите. Можете сообщить мэтру, что мы верой и правдой служим ему. А сейчас вам лучше исчезнуть из лагеря, пока оба ваших охранника спят.
Ножом Дитрих разрезал веревки на руках пленных.
— Вы свободны. Позвольте проводить вас до границы лагеря.
Разминая руки и ноги, оба советника вышли из палатки под дождь. Один из них — настоящий Иерг Эндорфер — начал осыпать Дитриха благодарностями и клятвами отплатить за спасение жизни. Совершенно спокойный Штаден указал рукой в сторону леса, неподалеку от лагеря:
— Бегите.
Голландцы послушно побежали. Медленно — сказывались удары патрульных и тугие веревки, которые с них только что сняли. Когда они пробежали метров двадцать, Дитрих поднял пистолет, тщательно прицелился. Выстрел. Первый из пленных — кажется это был щедрый на благодарности Иерг Эндорфер — повалился в грязь поля. Штаден быстро перекинул второй пистолет в правую руку. Еще один выстрел. Арнольд Боксбергер упал метрах в десяти от первого убитого.
— А теперь в палатку! Быстро! — резко бросил Дитрих. Мы поспешили туда.
Внутри Штаден полоснул ножом по горлу первого охранника, спящего на циновке. Мгновенно хлынувшая кровь залила землю. Второй мушкетер начал просыпаться. Дитрих вонзил нож ему под подбородок и оставил там.
Меня передернуло. Спокойствие, с которым Дитрих убивал людей, заставляло иногда панически боятся его, несмотря на годы нашей дружбы. Убивать невинных людей, пусть даже и простолюдинов, было совсем не по мне. Отец воспитывал меня в католической традиции, рассказывая о любви Господа к людям. Дитрих тоже был католиком, но…
— Мы вышли обсудить план допроса, когда один из мушкетеров перерезал горло второму, затем распутал пленных. Голландец, скажем так, Иерг Эндорфер, убил своего освободителя, и оба лже-советника попытались бежать. Я их застрелил, — сказал Штаден, пристально смотря мне в глаза. Я кивнул.
— Рассказывать графу это будешь ты, — добавил Дитрих, у него тоже тряслись руки. — У тебя убедительный голос.
Я взорвался:
— Какого черта! Ты режешь этим убогим глотки, стреляешь в людей, чья вина лишь в том, что нам нужны их имена. Заставляешь меня участвовать в этом. А теперь еще хочешь, чтобы я рассказывал Рекнагелю этот бред, в который не поверит и пятилетнее дите?!
— По какому поводу такой шум? — осведомился граф, входя в палатку. За его спиной тенью стоял капитан Парас, державший руку на мече.
Дитрих зло посмотрел на меня, затем отвел взгляд, успокаиваясь. Я несколько раз сжал и разжал кулаки, избавляясь от гнева.
— Пленные бежали, ваша милость.
Рекнагель изумленно приподнял бровь, оценивая произошедшее в палатке. Альберг наклонился к телу охранника, рассматривая его. Протянув руку, капитан выдернул нож из мертвеца:
— Что это? — поинтересовался граф Рекнагель.
— Нож принадлежал мушкетеру. На нем твой девиз, — пояснил Альберг униатскому вождю. Потом он обратился к Дитриху:
— Что здесь произошло?
Штаден с высокомерным видом проигнорировал капитана наемников и вопросительно поглядел на графа, ожидая, когда тот сам задаст вопрос.
— Мне тоже это очень интересно, — сказал Рекнагель.
— Один из мушкетеров был сообщником эмиссаров-самозванцев, — пояснил я, — Когда мы вышли обсудить план предстоящего допроса, он убил напарника, затем освободил шпионов. Те убили его и пытались бежать. Иерг застрелил их обоих.
Капитан Парас уважительно посмотрел на Дитриха.
— Где тела? — поинтересовался он. Я отвел его на луг.
Позже, когда я ложился спать, Штаден сидел у выхода из палатки и внимательно наблюдал за мной. За все прошедшее с момента встречи с настоящими советниками время мы с ним не перемолвились ни единым словечком. Я устало потер глаза, допил оставшееся во фляге вино и зарылся в одеяла, намереваясь немедленно уснуть.
— Ты думаешь, мне доставляло удовольствие убийство охранников и советников? — тусклым голосом поинтересовался Штаден. Я промолчал: конечно же я так не думал.
— Они враги! — медленно произнес лже-Иерг Эндорфер. — Или мы, или униаты. А от нас зависит судьба Кельна. И знаешь, лучше буду жить я, чем один из этих протестантов. Война — это война. А в том, что они не могли сопротивляться, была только их вина.
Нельзя было не согласиться с ним, но мне по-прежнему было не по себе. Казалось, что Дитрих убеждал сам себя. Он прокашлялся, собираясь сказать еще что-то, но пожал плечами, скинул плащ и улегся рядом. Уставшие после серых дней бесконечного марша, после встречи с настоящими эмиссарами республики Соединенных Провинций, мы уснули почти мгновенно.
На следующий день погода заметно улучшилась.
Было недалеко за полдень, когда поднявшись впереди колонны на очередной холм, мы увидели вдалеке город. Кельн. Среди солдат немедленно начались споры о предстоящих боевых действиях. Какой-то умник предложил делать ставки на то, вступим ли мы сегодня в бой или нет.
Альберг хриплым голосом отдавал приказы. Разговоры среди солдат смолкли, они ускорили шаг. Дюжина всадников отправилась вперед, разведать дорогу до города.
— Часа через два будем под стенами, — радостно усмехнулся граф Рекнагель. Он не мог сидеть спокойно в седле, нетерпение выплескивалось из него. Чем-то в этот момент униат напомнил мне Себастьяна.
Мысли мои немдленно обратились к нему. Фон Вормсвирген должен был уже ждать нас в городе. Было приятно заметить, что он ошибся. Себастьян предполагал, что город сразу же перейдет на сторону мятежников, если уже не перешел.
Дитрих яростно спорил с Альбергом и Рекнагелем. Подъехав ближе, я прислушался к их разговору. Штаден предлагал немедленно пойти на штурм города. Униаты желали, чтобы их солдаты хоть немного отдохнули после пятидневного марша.
— Ваша милость, — терпеливо повторял Дитрих, игнорируя протестующего капитана Параса. — На нашей стороне рейтарская рота Виндорта, которая ударит в тыл осажденным легистам, а купленный нами человек откроет ворота. И взорвет запасы пороха в городе.
Штаден на ходу придумывал новые факты, доселе не известные ни униатам, ни мне, ни ему самому.
— А каково ваше мнение, советник Боксбергер? — обратился ко мне граф, решив, очевидно, выслушать все стороны.
— Немедленный штурм. Враг сейчас этого не ожидает от нас. Поэтому на нашей стороне будет внезапность. И капитан Родерик Виндорт.
Вернулись всадники, посланные в разведку. Возглавлявший их граф Грегор подъехал к нам, доложить Рекнагелю о результатах:
— Войска Готфрида и рота Виндорта стоят к западу от города. Развернутые в боевой порядок.
— Отлично, — казалось, Рекнагель рад тому, что ему навязывают бой и не придется самому принимать решение. — Мы двигаемся туда.
Прозвучали сигналы горна и солдаты замедлили ход. До места битвы оставалось еще немного, поэтому можно было поберечь силы.
Я ехал вместе с полководцами, изображая из себя опытного военного советника, и изредка бросал ничего не значащие красивые фразы.
— Рейтарская рота стоит на правом фланге. Левый фланг занимает кавалерия Готфрида. Центр — мушкетерские полки, — рассказывал тем временем Грегор.
— Ну? Как будут согласованы наши действия? — поинтересовался граф Рекнагель.
— Наша кавалерия наносит удар по центру. Одновременно с этим рота капитана Виндорта разворачивается и атакует тех же мушкетеров во фланг. Судьба центра решится за несколько минут. Дворянская кавалерия Готфрида не успеет вмешаться. И скорее всего не будет этого делать, сохраняя свои жизни. А если они попытаются вступить в бой, ваша пехота встретит их выстрелами из мушкетов и пиками.
Капитан Парас задумчиво кусал губы. Я бы на его месте тоже отнесся с недоверием к плану, который приведет к собственной гибели.
— Какого черта, это ведь война! Мы примем бой! — воскликнул Рекнагель, проверяя как ходит меч в ножнах. — Жаль только деньги мэтра Лодекина, потраченные на подкуп предателя, который должен был открыть ворота и взорвать запасы пороха.
Граф Грегор вернулся к своему отряду. Альберг и Рекнагель отъехали в сторону. Едва они удалились на достаточное расстояние, Дитрих шумно выдохнул и тихо прошептал, даже не глядя в мою сторону:
— Не может быть! Они поверили в этот бред.
— Если теперь капитан не переубедит пфальцского графа, униатам суждено здесь остаться навсегда, — пробормотал я, стараясь, чтобы это слышал только Штаден.
Альберг и Рекнагель спорили вовсю, обильно жестикулируя. По разгневанному лицу графа я понял, что капитан наемников пытается отговорить его от этого плана действий. Наш вариант ведения боя вроде бы обещал графу легкую победу, а потому он не хотел соглашаться с подозреающим что-то капитаном. В конце концов он рубанул рукой, завершая тем самым спор, и направился в нашу сторону.
— Решено, я согласен с этим планом и капитан Парас тоже, — торжественно сказал Рекнагель, обращаясь к нам. Стоявший рядом Альберг скривил лицо и бросил ненавидящий взгляд на меня и Дитриха.
— Как капитан Виндорт узнает о нашем плане? — спросил Альберг, стараясь найти хоть какой-то изъян в словах Штадена, который мог бы скомпрометировать нас перед графом.
Со всей убедительностью Дитрих бросился объяснять.
— Еще тогда, когда мэтр Лодекин договаривался с капитаном Виндортом, было решено, что при изменении первоначального плана действий, то есть осады, его рота окажет нам посильную помощь на поле боя. А сейчас, когда они расположены на правом фланге, единственный противник, которого они могут атаковать, это полки мушкетеров, составляющие центр. К тому же это наиболее безопасное и выгодное для них направление удара.
— Хватит! — оборвал наши препирания граф Рекнагель. — Победа в любом случае будет за нами. Господь на нашей стороне!
Я обратил внимание на еле заметную ироничную улыбку, скользнувшую по лицу Дитриха. Его ревностное отношение к некатоликам могло сейчас испортить весь этот долгий и опасный спектакль.
Прозвучавшие сигналы горна вызвали новый всплеск разговоров среди солдат. Одевая доспехи, готовясь к бою, расходясь по своим отрядам, каждый из них гадал о предстоящем сражении. Капитаны униатов объявляли своим воинам о том, что его милость граф Рекнагель обещал по десяти гульденов каждому отличившемуся в бою и, в случае победы, отдать солдатам город на один день. На разграбление.
Недолгий марш завершился выходом к равнине, на которой стоял город. Череда покрытых лесом холмов, выбившая из войска Рекнагеля все силы, закончилась. Зато теперь боевой дух армии был на высоте — они видели призрак десяти гульденов, разграбления города и легкой победы за спиной солдат противника. Оставалось только разобраться с теми, кто встанет на
