– Угу. Только в баню схожу.

– Я как раз натопила. Думаю, придешь, надо хоть помыться, побриться...

Она побежала в дом за чистым бельем, а потом проводила его, как маленького, в баню. Даже предложила потереть спину, но он отказался.

Татьяна застелила чистой скатертью стол, поставила на него банку с цветами, разрезала пирог, налила в чашки горячего чаю.

Уже смеркалось, когда они, напившись чаю, отдыхали, сидя бок о бок на крыльце. Андрей рассказывал о том, как освобождали Дашу. У него на глазах застрелили одного из бандитов, замахнувшегося на милиционера топором. А потом, когда капитан заглянул в сторожку и крикнул: «Все чисто!» – Андрей кинулся внутрь и увидел спящую прямо на полу, на какой-то телогрейке, Дашу. Личико ее было чумазым, с высохшими полосками от слез. Эта деталь особенно расстроила Татьяну. Не выдержав, она всплакнула.

– А что сказал лечащий врач? – спросила Татьяна, шмыгнув носом.

– Сказал, если бы эти отморозки дали еще одну дозу снотворного, то были бы необратимые последствия.

Андрей кашлянул, полез в карман за сигаретами.

– А я решила бросить, – сказала Татьяна.

– Что? – не понял Андрей, щелкая зажигалкой.

– Курить.

– Молодец. Вообще я давно хотел об этом сказать. Зря вы, женщины, все прерогативы мужские позабирали. Брюки, сигареты, профессии... От этого испортился ваш характер.

– Но женщины здесь ни при чем. Унификация, неотъемлемая составная прогресса и современной цивилизации, проникла во все сферы, в том числе и в так называемый человеческий фактор. Возьми, к примеру, моду «унисекс».

– Это ты сейчас с кем говорила? – иронизировал Андрей, озираясь по сторонам.

– Андрей! С тобой невозможно говорить о серьезном.

– Извини. Итак, унисекс. Но это преходяще, а ведь мы о вечном с тобой говорим или нет?

– О вечном. Но ведь «все течет, все меняется». В том числе и менталитет. Так что пора, господа мужчины, принять нас в свой лагерь.

– Хм. Ты это серьезно? И как ты это представляешь, эту унификацию полов?

– Я не о половой усредненности говорю. Зачем утрировать? Просто хватит смотреть на нас свысока.

– Но вы, как правило, ниже нас ростом. Как же на вас смотреть?

– Перестань дурачиться! Вот что ты сейчас делаешь?

– А что?

– Разговариваешь со мной снисходительно. А это и есть «смотреть свысока».

– А-а. Извини. Постараюсь взять другой тон – деловой, мы же партнеры, затем фамильярный, ведь мы на равных, далее... черт, какой еще-то? Да! Материться будем? А что? Мы же на равных.

– Перестань паясничать! Я вообще с тобой не хочу разговаривать. Никаким тоном. Понял? – надулась Татьяна, отвернувшись от Андрея.

Он обнял ее, привлек к себе, поцеловал, а потом поднял на руки и отнес в дом.

Утром они прощались с Дашей. Она уезжала с матерью и Станиславом в город. Татьяна собрала все Дашины вещи, уложила их в дорожную сумку, вынесла за ворота, где стоял «крайслер». Андрей сидел с Дашей на лавочке и просил ее почаще звонить, а также писать письма. Даша грустно обещала звонить и писать, а потом вдруг расплакалась, обняв отца за шею. Елена, сидевшая в машине, выглянула и нервно крикнула, чтобы Андрей прекратил травмировать ребенка.

– Андрей, – пищала она, – хватит уже этих мелодрам! Не на Луну же мы улетаем. Осенью приедешь, и будете видеться каждую неделю. Даша! Садись скорее в машину.

Даша подошла к Татьяне, стоящей возле калитки, взяла ее за руку.

– Тетя Таня, я вам напишу большое письмо. И вы тоже напишите, ладно?

– Напишу. Обязательно.

Она наклонилась, обняла девочку, поцеловала. Машина уехала, и Татьяна с Андреем как будто осиротели. И в самом деле осиротели. Пустоту, образовавшуюся после отъезда Даши, надо было чем-то заполнить. Татьяна предложила пойти на речку. Андрей согласился. Он решил после купания продолжить роспись. Татьяна видела, что внутренне он еще не готов к такой работе, но надеялась, что все со временем образуется.

Только они вышли за ворота, как столкнулись нос к носу с Инной, университетской подругой Татьяны.

– Таня! А я к тебе, как говорится, собственной персоной. Решила сама посмотреть, чего тут у вас для фельетона можно нарыть.

– Инка! Здравствуй, моя хорошая! – крикнула Татьяна, бросившись в объятия к полной шатенке в экстравагантном наряде. – Андрей, знакомься, это Инна, моя подруга по альма-матер.

– Очень приятно. – Андрей с улыбкой протянул руку Инне, которая с любопытством уставилась на симпатичного мужчину.

– Хм! А ты не говорила, что у тебя такой импозантный друг завелся, – кокетливо поправляя свои мальчишеские вихры, говорила Инна. – В альма-матер вышеупомянутой ты, кстати, в монашках долго ходила, а теперь, не прошло и...

– Инка, заткнись!

– Вас понял. Ладно, ребята, а угол-то у вас можно снять? Или отправите несчастного журналюгу в Дом крестьянина, на койко-место?

– Да ради Бога, Инна! Ты чего? Вон какой огромный дом, и почти весь в твоем распоряжении.

– Ну уж и весь, – скептически оглядела дом Инна. – Мне и чуланчик сойдет.

– Кончай прибедняться! Мы тебя сейчас накормим, а потом вместе пойдем на речку.

– За материалом?

– Купаться, дуреха!

– Да ты что! Неужели еще существует такая деревенская идиллия? А я купальник не взяла, – расстроилась Инна.

– Ерунда! По пути купим в местном универмаге.

– Ну, Татьяна, я просто в ступоре от качества местного сервиса!

Андрей ушел к своей росписи, оставив женщин на берегу.

– Слушай, Танька, какой он красавчик! – томно произнесла Инна, разомлев под лучами горячего солнца.

– Главная его красота – это душа.

– Угу. Рассказывай! Впрочем, ты права. Если вспомнить древний постулат, что глаза – это зеркало души, то душа у него должна сверкать и переливаться, как аметисты его глаз. О как! Кажется, я сочинила первую строчку сонета. Помнишь, как мне нелегко давались стихотворные формы? Ты, к примеру, писала такую лирику, просто суперическую. Помнишь нашего Федора? Как он таял на семинарах от твоих выступлений. Ха-ха-ха!

– Ты чего ржешь?

– Я вспомнила, как он решил приударить за тобой. Помнишь?

– А! Это ты про букет?

– Ну! Ха-ха-ха! Ой, не могу! Где он его достал, этот веник?

– Да перестань ты!

– Нет, но это анекдот какой-то, ей-богу! Достать из портфеля сначала бутылку дешевого портвейна, потом мыло с мочалкой и только после этого «букет» одуванчиков и всучить их тебе на глазах у всей группы! Ха-ха-ха!

– Ну, положим, не одуванчиков, а подснежников. Ни фига ты не смыслишь в романтике, Сорина!

– Ой, сто лет уже Федорова. Сориной-то и забыла, когда была.

– Как хоть он поживает, твой Федоров?

– Ой, подруга, он такой же мой, как и твой. Уже пять лет в разводе. Кто его знает, как он живет с этой...