прокуратуры. Мы можем побеседовать? Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, нормально. Спрашивайте. Следователь дождался, когда Татьяна прокашляется, и задал первый вопрос:

– Вы кого-нибудь подозреваете в совершении похищения ребенка?

– Нет, я не думала об этом. Никого конкретно. Хотя... Вчера на берегу...

– Я уже знаю об этом эпизоде. Вы про двух парней, которые приставали к девочке?

– Да.

Вошла матушка Ирина с подносом, на котором стояли тарелка с манной кашей и стакан чаю. Она молча поставила поднос на тумбочку и вышла. Татьяна взяла стакан и с жадностью выпила почти весь чай.

– А кроме этих двоих, никто на ум больше не приходит? Подумайте как следует, я не тороплю вас.

– Нет, больше никого не могу назвать. Но разве мало того, что эти...

– Мы их уже задержали и допросили.

– И что? – Татьяна подалась вперед.

– Они непричастны. Во всяком случае, к самому похищению. Но выпускать мы их не собираемся. Возможно, что они как-то связаны с похитителями. Татьяна Михайловна, вы что-нибудь или кого-нибудь подозрительного видели в момент похищения или до него?

– Нет, как будто ничего. Точно ничего не видела. Мы, как обычно, завтракали во дворе, а потом я полезла в яму за мясом.

– А для чего вам понадобилось мясо?

– Чтобы отнести его Андрею, отцу Даши. Он работает в церкви, делает роспись. А собственно, почему...

– Так. Понятно. Значит, ничего не видели и ничего не слышали.

– Почему же? Когда я была на самом дне этой проклятой ямы, я услышала Дашин крик.

– Так. И все? Других голосов или звуков не было?

– Нет. Только стук закрывающейся крышки.

– А во сколько это произошло?

– Полдесятого. Я посмотрела на часы, перед тем как встать из-за стола.

– Значит, вы пробыли в яме четыре с половиной часа. Андрей Владимирович освободил вас в два часа пополудни.

Татьяна снова закашлялась. Следователь попрощался и вышел.

Тут же дверь вновь открылась, и вошла сестра со шприцем. Она сделала укол, оставила таблетки и ушла. Татьяна осталась одна. Она почувствовала сильную слабость. Голова кружилась, в спину как будто вонзались десятки иголок, горло саднило. Но все это было пустяками по сравнению с бедой, которая обрушилась на Андрея. Как он там? Чем сейчас занят? Наверняка не спал всю ночь. Татьяна тихо застонала, покачивая головой из стороны в сторону. Это она во всем виновата! Она не уберегла девочку. Он доверил ей самое дорогое, а она не оправдала этого доверия. Он ненавидит ее сейчас. И правильно делает. Господи! За что такие муки? За что?

Она вновь забылась в тяжелом сне, а когда очнулась, уже вечерело. И опять рядом с ней была матушка Ирина.

– Поспали? Вот и хорошо, – говорила она с Татьяной, как с ребенком. – А теперь надо сменить рубашку. Эта совсем мокрая, хоть выжимай. Слабость у вас большая, а потому и пот. Давайте я помогу. Вот так. И хорошо. Поднимите правую руку. Теперь левую. Вот так. И чудесно. А теперь я простынку поменяю. Ничего, ничего. Вставать не надо. Вот так. И хорошо. Я сестру позову. Укол надо поставить и лекарство выпить. Я сейчас.

После укола и приема лекарств она немного отдохнула, а потом матушка покормила ее кашей с творогом. Татьяна отказывалась, а матушка мягко, но неотступно уговорила ее съесть несколько ложек. Дверь скрипнула, приоткрылась, и показалась голова Виталия.

– Привет, сестренка! Ты как, ничего? Можно к тебе?

– Проходи.

Матушка Ирина деликатно попрощалась и ушла. А Виталий осторожно присел на краешек стула и с жалостью оглядел Татьяну.

– Совсем исхудала. Это надо же, воспаление легких подхватить! Хотя конечно. Любой бы схватил. Посиди четыре часа на льду-то.

– Виташа, а где Андрей? Что с ним?

– А что Андрей? Я его видел после обеда у здания администрации. Он в машину к следователю садился. Видимо, поехали в Привалово.

– Что, так и нет никаких следов?

– Пока нет. Опросили почти всех жильцов на Береговой. Никто ничего не видел. Будто с неба свалились эти гады. Да и потом, с девочкой, тоже куда-то испарились.

– Но так не бывает.

– Да знаю, что не бывает. И все же... Слушай, говорят отчим у Даши крутой чувак. Крупный бизнесмен. Недвижимость на Кипре, загородный особняк и прочая.

– Да. Не бедный.

– Ну! Вот где копать-то надо! Не сегодня завтра позвонят, сообщат сумму выкупа, и все!

– Как ты легко все разложил. Неужели не видел по телевизору, чем порой заканчивается киднепинг?

– Знаю. Это я из-за тебя. Чтобы, значит, настроение тебе поднять...

– Господи! При чем тут мое настроение? Да мне волком выть хочется! Я жить не хочу! Понимаешь?

– Таня! Ты вот что! Ты перестань тут такое говорить! Ты не виновата! Поняла? Эти фашисты если уж задумали такое, то в любом случае украли бы девочку. Хоть с тобой, хоть без тебя.

– И все же они украли ее прямо из-под моего носа. А потому нет мне оправдания. Виталий, мне нужен мой телефон. Привези мне его, пожалуйста. Я подключу областную прокуратуру, я ОМОН вызову, всех на ноги поставлю, но девочку найду!

– Только вряд ли живую, – мрачным голосом подытожил Виталий.

– Почему? – выдохнула Татьяна и закашлялась.

– Да потому, дурочка ты моя, что эти шакалы от страха обделаются и в первую очередь избавятся от главного свидетеля, то есть от своей жертвы. Поняла?

– Да. Но что мне делать, Виташа, подскажи!

– Лечиться, вот что! У тебя двусторонняя пневмония. Отек может начаться. Поняла? А уж тогда ты и вовсе ничем не поможешь Андрею. Сейчас я уйду, а ты спи. Сон – лучшее лекарство. Поняла?

– Да. А завтра утром ты придешь?

– Приду. Спи. До свидания. Виталий наклонился, чмокнул Татьяну в щеку и вышел из палаты.

Она долго лежала, обуреваемая тяжелыми думами, но болезнь все же взяла свое. Татьяна забылась коротким сном. Ей снились кошмары: плачущая Даша, какие-то хохочущие мерзкие рожи, Симаков в галстуке и со свиным рылом, секретарша Семенова в эсэсовской форме и толстая вахтерша с лакокрасочного завода. Вахтерша пила из бутылки лак и нахваливала его, мол, самый вкусный лак в мире.

Татьяна проснулась от того, что ей показалось, будто она поверила вахтерше и выпила лак. Во рту была нестерпимая горечь. Татьяна вспомнила, что проглотила перед сном какие-то горькие порошки, а воды, чтобы их запить, не хватило. Татьяна встала с кровати и, держась от слабости за стенку, вышла в коридор. На посту дремала молоденькая сестра. Татьяна позвала ее и попросила воды. Сестра недовольно поджала губы, взяла у нее стакан и пошла к бачку с кипяченой водой. Жажда была такой сильной, что Татьяна тут же, не заходя в палату, осушила стакан. Когда она вернулась к себе, то увидела на кровати синий конверт. Дрожащими руками она распечатала его и прочитала текст: «Не вздумай поднимать шухер, иначе девчонке не жить. Молчание – золото. Запомни!» На ватных ногах Татьяна подошла к окну. Оно было приоткрыто.

Едва дождавшись рассвета, Татьяна переоделась в свой сарафан, висевший тут же на гвоздике, и вылезла в окно. Сначала она ничего не чувствовала, шла быстро и легко, но вскоре начала задыхаться и кашлять. Надо было что-то предпринимать. Она вспомнила, что дома есть лекарство от кашля. Татьяна