– Ну-у уж! – возмутилась Даша. – Что я, пират? Разве он не видит, что я еще ребенок?
– Вот как раз такие «ребенки», мальчишки соседские, нашему петуху крыло подбили. Помнишь, Виталий, рыжего-то, с зеленым хвостом? Он один такой красавец на всю округу был.
– А как они ему подбили крыло? Палкой? – В глазах Даши разлилась жалость.
– Камнем. Витька Мосев метнул. И чего, спрашивается, ему петух сделал?
– Петух-то ничего не сделал, батя. Это я Витьке сперва нос расквасил, чтобы не лазил на нашу яблоню, вот он и отомстил.
– Надо же. А ты не рассказывал раньше-то.
– Боялся. Ты бы не долго разбирался, кто прав, кто нет. Врезал бы по первое число.
– А почему вы к врачу его не отнесли? – не могла успокоиться Даша.
– Петуха? Да кто бы его стал лечить? У него, должно быть, косточка или хрящик какой повредился. Тут уж ничего не сделаешь.
– А вот и нет! В прошлом году бабушка сломала руку, вот здесь. – Даша показала на свое запястье. – И ей привязали гипс. Вот!
– И что? Вылечили?
– Да, вылечили.
– Представляю: петух в гипсе! – рассмеялся Александр, уже забывший обиду.
– Долгонько болел наш Петька, – растрогался от воспоминаний старик. – Помню, Маруся вынесет пшена, куры бегут, только пыль столбом, а этот сидит на бревнышке, не шевелится, только глазом посматривает, мол, все ли в порядке в его стае. Даже петь по утрам перестал.
Даша тяжело вздохнула. Татьяна заметила в ее глазах слезы. Она махнула дяде рукой, мол, перестань расстраивать ребенка. Тот понял, смутился, кашлянул.
– Ты, Дарья, не переживай шибко-то! Петух этот еще много лет у нас прожил. Даже с соседским белым петухом дрался до крови.
– А зачем? – спросила Даша, вытирая кулачком глаза.
– Дрался-то? Так ведь петухи – первые драчуны в деревне.
– А вторые – мальчишки, – поддержал отца Виталий. – Помню, как мы улица на улицу ходили драться. До первой крови.
– А как это? – еще больше изумилась Даша.
– Да очень просто. Начинаем драться. Один на один. У нас свои законы были. Втроем на одного не нападали, как сейчас модно стало. Вот, значит, дубасим друг дружку. Вдруг кому-то нос разбили, кровь побежала. Все! Стоп! Драка окончена. А если кто в раж вошел и не хочет остановиться, тому темную устраивали. Или кучу малу.
– Это называется «втроем на одного не нападали», – с сарказмом прокомментировала молчавшая до сих пор Оксана. – «Куча мала» – это ведь когда все на одного наваливаются. Вот вам и законы.
– А чтобы неповадно было, – защищался Виталий. – Иначе не понимали.
– А у нас уже все по-другому было, – подхватил чисто мужскую тему Александр. – Тогда ведь «братки» пошли, разборки с перестрелками. Вот мы давай подражать «крутым» парням. Кто с железом качается, кто из кино не вылазит, где Шварц или Слай морды всем подряд бьют. А потом по вечерам перед девками у Дома культуры выпендриваемся. Прикид специальный на рынке покупали: кожанки с заклепками, штаны с дырками... Умора! А драки страшные пошли. Куда там вашим с кучей малой! Поножовщина или с арматуринами наперевес, и айда махаться! У меня дружка покалечили, Мишку Кармашева, с Зеленой улицы. Сейчас уж спился совсем. Куда ему, инвалиду, деваться, когда здоровым-то работу трудно найти. Хорошо еще, в последнее время сельское хозяйство начало подыматься, а так бы...
Калитка открылась, и вошел Андрей.
– О-о! Как говорится, не много ли вас, не надо ли нас? Здравствуйте! – улыбался Андрей.
– Папа! А мы тебе блинов оставили. Еще много. Тебе хватит, – подбежала к отцу повеселевшая Даша.
– Добрый вечер! Мы тут навес поправили немного да вот разговорились за чаем, – как будто оправдывался Павел Федорович.
– Я не помешаю вам. Пойду в баню. А вы сидите.
– Да уж пора. Поздно уже. – Павел Федорович встал, подошел к новому столбу, потрогал рукой. – Ничего. Постоит еще, никуда не денется. Ну, хозяюшки дорогие, прощайте! Спасибо за хлеб-соль, а нам пора восвояси. Пойдем, Виталий!
Виталий искоса взглянул на Андрея, пробормотал: «До свидания» – и пошел за отцом на улицу.
– И мы пойдем, Оксана? – спросил Александр жену.
Но Оксана неподвижно сидела за столом и не ответила мужу. Ее взгляд застыл на чайнике, стоящем на столе. Татьяна тоже сидела на своем месте. Внутри у нее клокотала буря. С трудом сдерживаясь, она обратилась к девочке:
– Даша, подай папе чистую футболку. Она висит в комнате на стуле. Там же и все остальное. Сложи в пакет. Так удобнее.
Андрей ждал Дашу у входа в огород, где на задах примостилась баня, и молчал. Впрочем, молчали все. Единственным, кто не понимал причины этого напряженного молчания, был Александр.
– Так пошли? – повторил он вопрос, держась одной рукой за скобу калитки.
– Сейчас, – выдавила из себя Оксана. – Ты иди, я догоню.
Александр пожал мощными плечами и вышел за ворота, не закрыв за собой калитку.
Выбежала Даша с пластиковым пакетом в руке.
– Бери, папа, и иди скорей мойся, а то чай остынет. Я тебе потом кое-что расскажу. Ну что ты стоишь? Тетя Таня, можно я еще в саду поиграю?
– Поиграй, только в траву не заходи, уже роса выпала.
Они остались одни, две соперницы: молодая и перешедшая рубикон под названием «бабий век», одна брошенная, другая – поневоле ставшая разлучницей.
Единственное, что их роднило: они обе любили одного-единственного. И не было из этой ситуации выхода, кроме как брошенной уйти в тень, смириться со своей участью. Но только не для Оксаны. Природа в избытке наделила ее собственническим инстинктом и боевой хваткой. Но к сожалению, обошла при раздаче женского чутья и женской чести, без которых, как известно, настоящей женщины не получится.
– Мне надо поговорить с вами, – не глядя на Татьяну, жестко сказала Оксана.
– Говори, – глухо произнесла Татьяна, которую била нервная дрожь, а горло сжимали судороги.
– Оставьте в покое Андрея! – крикнула Оксана. – Он для вас очередное приключение, не больше.
– А для тебя?
– Любовь всей жизни!
– Почему ты говоришь обо мне с таким презрением? Ведь ты не знаешь меня.
– Достаточно того, что мне рассказала моя мать. Знаете, как называется то, чем вы занимались с моим отчимом? Кровосмешение!
– Потише! Ребенок услышит.
– Ах, о ребенке вспомнили? Да вы сюсюкаете с ней, чтобы втереться в доверие. Противно смотреть!
– Это все?
– Нет, не все! Я написала о вашем поведении в областную Думу. Ведь вы, кажется, депутат? Так вот. Пусть почитают, чем занимается на досуге народная депутатка!
– Убирайся к черту!
– Надо же! Куда девалась ваша интеллигентность?
– Пошла отсюда, маленькая сучка, или я не отвечаю за себя!
Татьяна вскочила, подбежала к метле, что стояла под навесом, и кинулась к Оксане. Но ту будто ветром сдуло. Татьяна увидела лишь косу, мелькнувшую в калитке. Без сил, опустошенная, медленно опустилась она на крыльцо и заплакала. Она рыдала, почти не сдерживая эмоций. Но не только обида была причиной. Она оплакивала свою несчастную жизнь, которая отказала ей в самом главном, ради чего появляется на свет женщина. У нее не было чистой и счастливой молодой любви, не было семьи, не было ребенка. Это ли не Божье наказание? Но за что? За какие грехи?