– А ты… что ты знаешь?
– Все знаю, - вру я. - Но вы все равно давайте излагайте, а то мне некогда.
– Ну, знаете!.. - взревел я, когда они умолкли. - Чтоб я послал свою возлюбленную Галатею подслушивать под дверьми? Она не так воспитана!..
Их план был грандиозен и нелеп. Галатея должна была стоять в зале заседаний совета и подсчитывать согласно своей логике 'полезное' и 'бесполезное' время наших столпов, исследуя их ученые речи. Кажется, ребята всерьез рассчитывали кого-то воспитать. Так что я почувствовал к ним что-то вроде почтения.
– Струсил? - поинтересовался Димка. - Боишься, премию снизят?
Они принимали себя всерьез. И Галатею - тоже.
А я вдруг подумал, что Галатея застоялась, что нервы расходятся от безделья, что надо клин клином вышибать.
– Грабеж! - заявил я. - Но подчиняюсь грубому насилию.
И пошел выводить Галатею.
– Галатея, - вспомнила Таня. - Галатея, вот как ее звали.
Я медленно возвращался в свою шкуру. -…вам как конструктору это смешно, но я с ней когда-то дружила…
– Да? - Я полез в карман за сигаретами. - Хотите?
Мы как будто только что узнавали друг друга после стольких лет.
– Мы были раньше на 'ты', - напомнил я, поднося огонек.
– Извини, - кивнула она. - Отвыкла.
– Я видел тебя из зала.
– И я тебя видела. Раза два. Но ты не хотел меня узнавать.
– Просто думал, что звезда жжется, - сказал я.
– А теперь?
– И теперь тоже.
Она протянула пальцы ко рту и отдернула руку.
– Врешь. Ты просто влюблен в свои машины. Ребята уверяли, что ты гений.
Самое время было разлить коньяк.
– Выпьем? - предложил я.
– Да. Выпьем за твой успех. За лучшую Галатею!
– Не за это, - медленно выдавил я. - У меня нет успеха.
Нельзя было так говорить. Но мне почему-то не хотелось при ней рисоваться. Я весь напрягся: лицо у меня было в тени, но мог подвести голос. Ну вот. Она отвернулась. Просто удивительно, какие все стали чуткие.
Когда нашли Галатею с обугленной схемой, ребята тоже сразу приняли рассеянный вид. Я мог тогда рвать на себе волосы. Никто бы все равно не показал, что это заметил. 'Ребята, - хотелось мне им сказать, - чуткость хороша в умеренных дозах'. Но я тоже чуткий, и я молчал.
– За тебя, - сказал я ей, - за Таню!
На шее ее при каждом глотке проступала жилка. Все-таки это чудо, что она ко мне пришла. А у чуда не бывает причин.
– Ты одна?
– Ты хочешь спросить, есть ли у меня муж? - Она стряхнула пепел, смяла сигарету. - У меня Голубой принц. Он выходит ко мне из замка. Замок стоит на моем шкафу, и в нем пять боевых башен.
– А у меня машины, - признался я, - то есть идеи машин, а сами машины ко мне не снисходят,
– Готовься, Пигмалион, - налетел на меня Алик на другой день после совета. - Мы отнесли докладную.
– Ночью?
Было восемь утра, день еще не проснулся, и гардеробщики - тоже.
– Мы подбросили ее в папку 'на подпись'. САМОМУ.
– САМОМУ??
'Ну, теперь начнется', - подумал я. Если б я знал, чем это может кончиться…
И началось…
Конечно, это не было судом. Это было, может быть, только чуть похоже.
Стол на сцене. Президиум.
– Наши молодые коллеги Алексей Патерин и Дмитрий Копов, - сообщает докладчик, - подвергли критике работу ученого совета института. Весьма похвальное рвение. Выполнено, к сожалению, методом подслушивания.
В зале хихикают.
– А как можно сделать это иначе? - громко спрашивает Димка.
В зале хихикают снова. -…указанные товарищи записали одно заседание совета на ленту магнитофона, вмонтированного в разработанную аспирантом Виктором Гитиным цифровую машину Г-1, в просторечии - 'Галатея'…
– Я сама записала, а не они, - перебивает голос Галатеи. - И не на магнитофон, а в электронную память.
– Прошу соблюдать порядок, - стучит председательствующий. - Гитин, прекратите шутки с машиной! -…После этого Патерин и Копов подвергли ход заседания подробному разбору, а выводы изложили в записке, неизвестно каким образом оказавшейся на стопе директора. В этой записке утверждается, что шесть работ из восьми доложенных совету являются простой компиляцией из опубликованных научных статей и только две содержат нечто оригинальное, да и то лишь в смысле толкования вопроса…
Шум в зале. Впрочем, довольно легкий. -…Итак, товарищи, шесть работ - компиляция. И, заметьте себе, простая компиляция! Утверждение смелое, если, конечно, не сказать больше… Профессор Эмин, всеми нами уважаемый, доложил совету о многоволнистости волноводных отрезков. Интересные выводы об одновременности некратных колебаний… Дорогой Эрнст Иваныч, вы считаете себя компилятором?
– Я, - улыбается Эмин, - я, конечно, читаю прессу. И более того, я пишу. Я и мои коллеги обмениваемся мнениями на страницах печати. И может быть, что-то заимствуем друг у друга. Тем более что мы ведем также частную переписку, и я не скрываю от друзей свои выводы… И потому, молодые люди…
Все головы поворачиваются к нам.
– Как будто мы - солнце, а они - подсолнухи, - дышит мне в ухо Алик.
– Молодой человек, вы хотите что-то ответить?
– Я уже ответил. - Алик пожимает плечами. - В докладной приведены все первоисточники.
– Но профессор Эмин дал нам понять, что в этих статьях его коллеги приводят его же мысли.
– Неправда! - гремит Галатея. - Он раньше никогда не занимался многоволнистостью. И ни одной его работы об этом не было. Я смотрю в свою картотеку.
– Я отказываюсь вести беседу в подобном тоне. Я не берусь спорить с напетой хулиганами магнитофонной лентой, - вскипает Эмин.
– Спокойно, брат, - ободряю я Галатею. И радуюсь, что усилил ей 'входы'. И вправду, если б не эта история с рыжей Танькой, что бы теперь осталось от триода в цепи логики?
– Товарищ председатель, - говорит Димка, - я прошу разъяснить всем присутствующим, что мы не хулиганы, а Галатея не магнитофон, не попугай и не граммофон довоенного образца… В нашей докладной указано, что оценка работы совета дана именно Галатеей - гениальной мыслящей машиной биоэлектронного типа, оснащенной огромной памятью.
– Не знаю, не знаю… - тянет председатель с вызовом. - У нас тут не испытательный зал. И машинам слова я не даю… По ходу сообщения слово имеет доктор Викторов. Уважаемый Сергей Петрович, и вы тоже обвиняетесь в плагиате… Да, да…
– Что делать, дорогуша! - басит огромный Викторов. Он идет из задних рядов, животом вперед. - Говорят, что одна дама слышала звон и решила, что телефон, а это был колокольчик!
Голос у него такой, что на корпусе Галатеи начинают звенеть шайбы. Или это перегрелся трансформатор? -…'Гипноз и лечение старости' - вот что я имел честь тогда доложить. Я докладывал, а другие писали. Раньше меня писали, правильно? Правильно или нет? Отвечайте быстро! - Палец Викторова устремляется Димке в грудь.
– Правильно, - балдеет Димка.
– То-то вот. Остается выяснить, что, собственно, они писали. И о чем говорил я. Не так ли? Так вот, я говорил о трансляционном воздействии на матричный код, а они - о кодовом управлении. Ясно? Вам ясно, я спрашиваю?
Димка смотрит на Алика. Алик - на меня. А зал смотрит на всех нас вместе.
– Все ясно, - заверяет Галатея. - Это одно и то же. Смотри энциклопедию, том сто сорок два, страница девять.
Зал вздыхает, как воздушный шар, в котором проткнули дырку.
– Мне кажется, здесь не место для аспирантских шуточек? - спрашивает Викторов председателя. - Нехорошо, ребята! Нехорошо. Отберите у них игрушку! - И медленно стекает с трибуны.
Председатель стучит по графину пробкой:
– Прекратить беспорядок! Или вы уймете ваш арифмометр, или я удалю вас из зала.
Стрелки Галатеи мелко дрожат.
– Прошу не оскорблять присутствующих, - кричу я.
И как я мог впутать ее в это дело?
– Машина не может считаться присутствующей!
– Я еще раз прошу председателя зачитать вслух параграф докладной с характеристикой Галатеи, - напоминает Алик.
В голосе его металл: вот-вот брякнет что-нибудь такое… совсем не для широкой публики… Мы с Димкой знаем его привычки…
– Да, - нехотя цедит председатель, - вы утверждаете, будто эта ваша машина чуть ли не человек в электронной форме. Мировое открытие! А начинается оно со склоки… Впрочем, ваша докладная далеко не так убедительна, как хотелось бы. В институте есть экспертная комиссия по машинам. Нам лучше заслушать ее мнение.
Глаз Галатеи уже не сверкает. Он чуть зеленеет призрачным светом, будто в цепи упало напряжение.
– Слышишь, - толкаю я Димку, - уведем Галатею.
– Убери лапы, - шипит Галатея. - А то как дам тысячью вольт!
А милейший Иван Ефимыч уже вылез из президиума.