— От меня ничего не зависит.

— Викорн? За этим стоит Викорн?

— Нет, — ответил я. — Сама девушка.

— Что вы несете? Она же умерла.

— Условно говоря. Зато ее дух жив. — Я стойко выдержал взгляд Танакана, обжегший меня. — Ведь это вашими деньгами финансируется проект? Вы же ей дали за ее услуги больше миллиона долларов? И кое-что, пусть намного меньше, вложил Смит. Разумеется, вам требовался адъютант, козел отпущения, советник, потому что лично вам было не с руки слишком ввязываться в эту аферу. И конечно, вы нуждались в человеке, способном, в случае чего, оказать давление. Таким оказался ваш раб кхун Косана, поплатившийся за то, что распустил язык со своим любовником Пи-Ооном. Если бы не это, вы бы, наверное, убили Смита, потому что Дамронг заставила вас ревновать. Конечно, убили бы, и это было бы непроизвольным, рефлекторным действием власти, как, скажем, в случае с Нок. Как же Дамронг вас обидела, как же отравляла ваши дни и ночи несколько месяцев подряд, что вы задумали такую безрассудную вещь, как заснять ее убийство? Признайтесь, вы ее любили.

— О чем вы говорите?

— Да, в отношении вас я могу употребить это слово. Странно, не правда ли? Вы намного тверже и круче вашего сообщника Смита, и тем не менее это слово пришло мне на ум. Ведь Дамронг была вашей полной противоположностью, я даже осмелился бы сказать — вашей другой половиной. Только вы жили в пентхаусе, а она — в трущобе. Она повернула нож в вашем сердце, все рассказав про Смита, красивого фаллического фаранга, чей член намного длиннее вашего. Она была большой мастерицей, если требовалось впрыснуть в кровь кислоту и именно в тот момент, когда вам казалось, что верх взяли вы. Я прав?

— Продолжайте.

— Страсть слепа. Вас сводило с ума, что она целиком и полностью понимала эту вашу змеиную сторону. Она знала, откуда берется ваше тщеславие — от своеобразной ненависти к жизни. Тот же самый импульс подтолкнул Дамронг на ее поступок. Вы разбогатели, дав волю чувству мести к этой жизни. Дамронг в конце концов поступила точно так же. И еще не забывайте о факторе своей матери. Вас могла возбудить только шлюха.

Глаза Танакана впились в меня словно иглы.

— Ведите слона. И покончим с этим. — Он отошел в угол камеры, куда не попадал свет.

— Никто не сомневается, кхун Танакан, что вы тверже стали. Все, кто вас знает, с этим согласятся. Но подумайте вот о чем: если Дамронг ночь за ночью, иссушая насилием, доводит вас до такого состояния, пока вы еще в телесной оболочке, представьте, что произойдет, когда вы окажетесь по другую сторону.

Китайцы еще более суеверны, чем мы. Я заметил, как дернулась его рука. Танакан поежился и отвернулся к стене.

В углу двора кхмеры возобновили работу над бамбуковым шаром. Он уже принимал определенную форму, но был еще некрепким. Через час стало слишком жарко, и они прекратили занятие. Не было никакой спешки. Представление планировалось не на сегодня и не на завтра.

Первое, что несет рассвет, — кровь на востоке в верхушках деревьев и всемирное свечение, возвещающее о наступлении нового невыносимого дня. Двадцатью минутами позже небо закипает и начинает слепить, и человек делает все, что в его силах, лишь бы куда-нибудь убраться. Солнца за пульсирующей ширмой влажности, как правило, не видно, поэтому кажется, что весь небосвод излучает нездоровый свет и жару. Я проснулся рано, до первых лучей, умылся на улице из каменного желоба и обмотался саронгом.

Тело оставалось влажным, и саронг промок. Я решил подняться по лестнице в каморку Гамона. Стучать не стал — просто надавил на дверь. Она открылась, и я переступил порог. Войдя, я подумал, что Гамон не может быть мертвым и одновременно оставаться в позе полулотоса, однако признаков жизни в нем было не много. Я подошел ближе: он медитировал под окном, прижавшись спиной к стене. Я уже собирался его встряхнуть, но Будда заставил меня поступить иначе — я погладил его красивое лицо и, нежно поцеловав в лоб, прошептал:

— Брат Титанака, брат мой.

Гамон открыл глаза, но его взгляд блуждал в другой вселенной. Он улыбнулся с великодушием человека, избавившегося от своего эго и охотно принимающего светящуюся в моих глазах любовь. Но затем вспомнил все и мучительно поморщился.

— Гамон, — сказал я, — надо их отпустить. Бейкер из-за нас умер, но в его смерти нет нашей реальной вины. Его убийство не причинит нашей карме особенного вреда. Но что будет с нами, если мы доведем до конца план Дамронг? Нас на миллион лет запрячут в гранит.

В его глазах отразился ужас.

— А если я ей не подчинюсь? Вы хоть представляете, какой она обладает силой? Посещает меня каждую ночь. Я до сих пор с ней сплю.

— Потому что потворствуете ей. Вы же буддийский монах. Почему вы позволяете себя порабощать?

Мои слова озадачили его. Он покосился на меня, затем посмотрел на свое одеяние.

— Я к нему настолько привык, что забыл, что больше не имею на него права.

Растерянный, он поднялся и ответил совсем по-детски — стал передо мной раздеваться. На такую реакцию я совсем не рассчитывал. Хотел его остановить, уговорить облачиться снова, но пока он стоял передо мной, в одних трусах, с кипой желто-оранжевой ткани у ног, я заметил удивительную трансформацию. Осанка монаха меньше чем за минуту растаяла, а с ней куда-то делась и его личность. Явилась другая сторона этого человека — более жесткая, более примитивная, нацеленная на выживание и преступление. Я ясно различил в нем юношу, который когда-то курил и торговал яа баа. Голос звучал громче, стал более хриплым. Он подошел к единственному окну в комнате и выглянул во двор, где паслись слоны-убийцы.

— Гамон, — позвал я.

— Это еще не все, — вздохнул он.

— Расскажите. Это может спасти чью-нибудь жизнь.

Он старательно следил за своими интонациями.

— В ее последнем электронном письме говорилось не обо всем. В нем вообще ни о чем не говорилось.

Мне показалось, Гамон хотел повернуться ко мне, но не мог. Я видел его профиль, а солнце тем временем отбеливало двор за окном.

— То, о чем она не хотела вспоминать или о чем не хотела думать, в ее сознании просто переставало существовать. — Он набрался храбрости и посмотрел мне в глаза. — Вы все поняли про инцест, но не уловили значения связи.

— Расскажите, мой друг, пока еще есть время.

Стон вырвался из глубины его души.

— Все началось так, как она говорила: два напуганных ребенка в холодной вонючей двухкомнатной хибаре. Отец и мать пьют, курят яа баа, трахаются в соседней комнате — отрываются вовсю. Целый день, а то и два, никакой еды, потому что родители не хотят прервать свои развлечения. Когда мать отключалась, а отец сатанел, он звал Дамронг — любил заниматься сексом вперемешку со своим вуду. Сестра уходила к нему и возвращалась, похожая на смерть. Четырнадцатилетняя девушка становилась семидесятилетней старухой. Но меня она ему не давала. Уже в ту пору пользовалась собственным телом, чтобы защищать меня. — Гамон тяжело вздохнул. — Однако сама тоже была не лишена желаний.

Он помолчал и продолжил окрепшим голосом:

— Так все и началось. Она объяснила, чего хотела и что от меня требовалось. А когда я стал старше,