— Будет из нее краснохвостая тропическая красавица, — объяснил он и, заглянув в книгу, процитировал: — Phaethon rubricauda. — Покосился на меня и продолжил наносить красные, оранжевые и черные мазки на головку и хвост. Мало-помалу картина под рукой «Пикассо» стала вырисовываться. — Этим я занимался до того, как начал работать на него. — Он бросил на меня быстрый неуверенный взгляд. — Можно сказать, до того, как потерял невинность. А теперь делаю бесплатно, просто чтобы не забылось ремесло. Киоск принадлежит моей сестре, а девчонки за прилавком — ее дочери. — Он еще оказался способен на ироничную улыбку. — Можно сказать, семейный бизнес, передаваемый от поколения к поколению. Если честно, за парой исключений, мужчины всегда рисовали лучше. Моему отцу вообще не было равных. Он мог, если бы захотел, превратить черного дрозда во фламинго. Я ему в подметки не гожусь. Ни меня, ни птицу его скромность не убедила. Талант этого человека неизмеримо повысил самооценку пернатой. Когда ее водворили обратно в клетку, она запрыгала и стала прихорашиваться, не в силах сдержаться, чтобы поскорее поразить противоположный пол своим неотразимым новым нарядом.

— А как насчет орхидей? — спросил я.

— О, это женское дело. У мужчин на цветы никогда не хватало терпения. Я заметил, что там были представлены десятки видов экзотических растений, и все с такими крупными головками, что, если бы не искусно замаскированная проволока, стебли непременно бы сломались.

— В этом искусстве нет никакого обмана, — продолжал швейцар.

— Кроме того, что жить цветам не больше нескольких дней.

Швейцар скупо улыбнулся.

— Они продукт интенсивной селекции. Требуется очень много труда. Выращиваются из гибридов, и, что правда, то правда, только специалист способен добиться такого бурного цветения, и, как правило, всего один раз за жизнь растения. — Он показал на полку с книгами. — Девочкам пришлось учить названия по- английски. Сюда часто приходят любители орхидей и начинают задавать каверзные вопросы. Это настоящая головная боль, поскольку девочки плохо знают английский, а переводов на тайский нет. — Он достал из клетки очередную бурую птицу, повертел, погладил и оглядел, как портретист натурщицу. — Простите. Мне намного проще разговаривать с вами, если я буду сосредоточен на этом занятии. Благодаря рисованию я попадаю в мир лучше нашего. Так что вы хотите узнать?

— Все, что вы можете мне рассказать.

— О смерти вашей подружки Нок? Не много. Не я это сделал. Меня наняли поддерживать порядок, а для «мокрых» дел у него есть профессионалы. Я всего-навсего швейцар.

— Но ключ она взяла у вас. И это вы настучали на нее.

Он посерел, но не оттого, что испытывал вину. Ему было грустно.

— А что я мог поделать? Я ей сказал, чтобы была осмотрительнее. Предупредил: если засветится рядом с его комнатой, мне не останется ничего иного, как доложить боссу. А вы как поступили? Прошли мимо девчонок в бассейне, так словно возвращались в свой гостиничный номер. У меня не было выбора.

— И это все, что вы можете сказать? Из-за вас погибла молодая женщина, а вы просто пожимаете плечами.

Швейцар помолчал, посмотрел на меня и отложил кисть. Так и сидел, не спуская с меня глаз.

— Хорошо, простите, — остыл я.

— Так из-за кого она умерла? Из-за меня или из-за вашей безумной страсти к этой ведьме Дамронг? Знаете, что сказал мне босс? Ни одного полицейского в Крунг-Тепе не интересует то кино с убийством. Если вы бросите завтра расследование, Викорн вздохнет с облегчением. Вот и раскиньте мозгами, кто послужил причиной ее смерти — я или вы.

Я кашлянул, потупился и перевел взгляд на птиц и орхидеи, стараясь раствориться в чувственных красках, но глаза застилала одна черно-белая пыль. Швейцар, проявляя старомодную учтивость, сделал вид, будто не замечает моих страданий, и вернулся к своему занятию, а я, стараясь прийти в себя, принялся рассматривать орхидеи. Затем пробормотал:

— Я считал, вы много знаете об организации.

Он покачал головой.

— Вы что, не способны остановиться?

— Не сомневаюсь, что это вы водили девушек на свидания с членами Икс.

Швейцар сосредоточенно трудился над хвостом, стараясь выкрасить его в ярко-алый цвет и при этом не нарушить пушистость перьев.

— Вы и это знаете? Нок вам сказала? — Он бросил на меня взгляд. — Вот поэтому ей пришлось умереть.

— Та видеозапись — с Дамронг… Ее сделали в номере Танакана в клубе «Парфенон».

— Неужели? Вы считаете, он рассказывал то, что мне не полагалось знать?

— Но вы же знали о сделке?

— Какой сделке?

— Был заключен договор, не исключаю, что добровольно. Она предложила, что умрет подобным образом в обмен на крупную сумму.

Швейцар, прервав рисование, помолчал. Глаза смотрели куда-то вдаль.

— Вот как? И какую же? Ах, вы не знаете. Конечно, вы правы, наверное, крупную. Лично я воспользовался бы шансом — умер бы тысячу раз, чтобы вырвать семью из его лап. Не представляете, что значит сделать себя заложником на всю жизнь.

Я все еще не пришел в себя и промямлил жалким, умоляющим тоном:

— Дело в том, что подобных сделок раньше не заключали. Поэтому тут требовался тонкий подход. Нужно, чтобы правильное предложение было сделано в подходящее время. Не знаю, кому первоначально пришла в голову идея — ей или им. Известно одно: в этом деле замешан англичанин Том Смит. Расскажите хотя бы о нем.

Швейцар что-то проворчал и размышлял несколько мгновений.

— Еще один обманутый мерзавец. В таком обществе, как наше, лучше быть либо магнатом, либо крестьянином. Положение между ними сильно действует на нервы. — Он помолчал и пытливо посмотрел на меня. — Не понимаю, что мужики находили в этой Дамронг. На мой взгляд, обыкновенная кхмерская девушка заурядной наружности — ничего особенного. В Пномпене таких за тысячу бат можно снять десяток. Я на нее нисколько не западал. Таким бездушным проституткам во всем мире цена пенни за дюжину.

Что я мог ответить? Только с трудом сглотнул и промычал.

— Этот англичанин — он из среднего уровня, между верхом и низом?

— Юристишка, не знающий своего места. Не поверите, продолжал лезть на рожон даже после того, как я его предупредил.

— О чем?

— Что на девчонку положил глаз босс. Думал, оказываю ему любезность, спасаю жизнь, а он ничего не понял.

— Так он знал, что Танакан выбрал себе Дамронг?

— У него, как у любого фаранга, голова набита несусветной чушью о равенстве, чести, демократии, равноправии в любви. Дамронг рассказала о нем Танакану. Мне пришлось принимать меры.

— Вы хотите сказать, Дамронг хотела устроить, чтобы Смита убили, и поэтому сказала Танакану, что он его соперник? Зачем?

— Не думаю, что она желала ему смерти. Из того, что вы мне сказали, получается — у нее был собственный замысел. Я играл роль доброго советчика. Сначала вежливый намек, затем вежливое предупреждение. Наконец наступил черед продемонстрировать орудия пыток. Это очень странно. Складывалось впечатление, что она специально пыталась заставить обоих мужчин возненавидеть ее. Дразнила Смита Танаканом, а Танакана — Смитом. Даже начинающая проститутка поняла бы, что так нельзя. — Швейцар посмотрел на меня и пожал плечами.

— Когда Смит осознал, что к чему, то должен был как-то вернуть расположение Танакана. Тот уничтожил бы его как юриста, даже если бы оставил в живых.

— Я уже сказал: она хотела заставить обоих полюбить и возненавидеть ее. Тогда я решил, что