Утро подходило к концу, когда я подготовил бар к предстоящему вечеру. Надо было заказать пиво и крепкие напитки, проследить, чтобы уборщики хорошо выполнили свою работу, и позаботиться о Будде. Он у нас парень невысокий, ростом не больше двух футов, сидит на полке высоко над кассой и отличается отменным аппетитом — только подавай гирлянды лотосов. А стоит забыть, быстро устроит так, что нас оставит удача.

Прежде чем отправиться в квартиру Дамронг, я заглянул в боковой переулок и отыскал продавца с велотележкой, полной гирлянд лотосов, креунг санга тан (корзин монахов с набором таких товаров как мыло, хрустящий картофель, бананы, сахар, растворимый кофе; корзину можно купить и в качестве благого поступка даровать какому-нибудь монастырю), музыкальных подвесок, бамбуковых стульев, срезанных цветов. Я приобрел три гирлянды лотосов, отнес в наш клуб, украсил ими ненасытного Будду, затем зажег несколько палочек фимиама и, держа их между ладонями, вдумчиво поклонился, надеясь, что сделал все, чтобы удача не покинула меня в этот день.

Пришлось подождать с полчаса, пока появилась мать. Она приехала на «БМВ» с притемненными стеклами. Ее шофер остановил машину напротив клуба, высадил мать, а сам уехал на частную стоянку на Сой-23. Мать в последнее время поправилась и поэтому сменила обтягивающие задницу черные леггинсы и обтягивающую грудь майку на более свободный и консервативный наряд. На ней была длинная твидовая юбка и подходящий к ней пиджак (в глаза сразу бросалась пропущенная в ткани оранжевая четверговая нитка) — все на высшем уровне, но, как ни печально, с поправкой на средний возраст — и много-много золотых украшений. Моя мать выглядела как женщина интеллектуального труда из среднего класса и могла легко сойти за университетского профессора. Она переступила порог и похвалила меня зато, что Будда уже накормлен, а я чмокнул ее в щеку. Мать грузно опустилась за стол в клубе и достала сигарету из пачки красного «Мальборо».

— Сончай, как это все устарело. — Мать обвела глазами плакаты на стенах с изображением Мэрилин Монро, Синатры, группы «Мамас и папас», «Дорз», молодых «Битлз» и «Роллинг стоунз» и покосилась на имитацию музыкального автомата с коллекцией сверкающих звезд. — Надо что-то придумать, чтобы завлекать клиентов. Другие бары постоянно обновляются. Вон в «Огненной лошади» и в «Лисичках» девочки танцуют голыми. Мы теряем клиентов.

Я нахмурился и покачал головой. Меня убивала перспектива, что и наши девушки разденутся: я видел в этом шаг вниз на скользкой наклонной плоскости к более расчетливым формам эксплуатации чужого труда. Зная мое отношение, мать нахмурилась в ответ.

— Времена меняются, Сончай, и мы должны меняться вместе с ними. Ты хорошо попользовался баром — на зарплату копа просто бы не выжил. Пора расстаться с розовыми очками. Девять из десяти устраивающихся к нам на работу девочек хотят танцевать обнаженными. Они понимают, что это способ привлечь посетителей. И даже те из клиентов, которые толком не знают, чего им хочется: то ли девочку, то ли напиться, то ли после долгого перелета улечься пораньше в постель, — размякают при виде сосков и волосиков на лобке. Запад тонет под грузом собственного лицемерия, и теперь все больше китайцев и индийцев приходят в бары в поисках простенького, а не фирменного товара. Взглянем правде в глаза: девушки слишком бедны, чтобы задумываться о манерах.

— А тебя не беспокоит, во что мы превратимся в будущей жизни?

— Будущая жизнь зависит от того, насколько мы великодушны в этой и сколько проявляем сострадания, а вовсе не от нашей реакции на колебания рынка.

Я понимал, что она права, но в ту минуту не хотел продолжать разговор. Отдал ей ключи, сообщил, сколько заказал пива и крепких напитков, и поцеловал на прощание с видом грустного, но верного своему долгу сына.

Оказавшись на улице, я осознал, насколько нервничаю из-за предстоящего визита в квартиру Дамронг, и подумал, не позвонить ли своему помощнику Леку, чтобы пошел вместе со мной. Но решил вести себя на манер белых и, властно подавив дрожь в животе, направился по Сой-Ковбой, где на улицу уже высыпали девушки в джинсах и майках. Они ночевали в номерах над барами, и теперь им не терпелось позавтракать. Они налетали на торгующих едой лоточников, чьи тележки в это время суток всегда выстраивались вдоль мостовой. Я вышел на Сой-23.

В этой части улицы было много ресторанов на любой западный вкус и прилавков с едой, главным образом на вкус выходцев из Исаана. Большинство наших работниц прибыли с бедного севера и не привыкли к бангкокской кухне.

Дальше шли в основном жилые дома — некоторые были возведены с прицелом на клиентов с Сой- Ковбой. А вот дом Дамронг отличался стерильной чистотой; его построили без лишних выкрутасов, в расчете на жильцов из горожан среднего достатка. Но поскольку почти все квартиранты были тайцами, очень много внимания уделялось форме охранников. Их одели в белые куртки с красными кушаками, турецкие шаровары, белые носки, модные ботинки и изящные фуражки со сверкающими козырьками.

Такой наряд не мог не поднять их уважение к себе, поэтому тот, что встретил меня, всячески показывал, что мое полицейское удостоверение произвело на него не слишком сильное впечатление — не спеша записал номер и только после этого вызвал такого же расфуфыренного коллегу, чтобы тот проводил меня на двенадцатый этаж.

В лифте охранник сообщил, почему они вломились в квартиру к Дамронг: внизу, на коммутаторе беспрестанно звонил телефон — беспокоили в основном фаранги и японцы. Они тревожились, почему им не удается связаться с Дамронг. Раньше никто не замечал, чтобы она пренебрегала бизнесом, поэтому охранники взломали дверь и нашли труп.

Он впустил меня в квартиру, открыв дверь магнитной карточкой, но сам остался на площадке, не стесняясь показать, что боится привидений. Даже как-то странно на меня посмотрел — видимо, решил, что я наполовину белый и лишь поэтому решаюсь переступить порог в одиночку.

Я закрыл за собой дверь и испытал такое же опустошение, что и во время прошлого прихода сюда. Разумеется, я много раз бывал в этой квартире и раньше, когда жар страсти окрашивал ее белые стены в розовый цвет. Но даже тогда подмечал, пусть только наполовину, насколько она пуста. У каждой проститутки, из тех, кого я знал, была по крайней мере одна мягкая игрушка, но только не у Дамронг. На стенах ни одной ее фотографии — невообразимый факт для красивой женщины.

Ее нашли обнаженной на кровати. Яркая оранжевая веревка примерно в сантиметр толщиной была затянута настолько туго, что наполовину врезалась в кожу. Чтобы набраться храбрости и войти в спальню, потребовалось нечеловеческое усилие.

В моем воображении вспыхнули картины безумной, несдерживаемой страсти, разительные по контрасту с этой тихой, белой стерильной комнатой. Дамронг всегда ненавидела беспорядок — забывала об этом разве что в пылу любви — и признавалась, что терпеть не может грязи плотских утех.

Я подошел к кровати, посмотрел на противоположную стену и увидел, что слон по-прежнему там. Фотография разъяренного самца с огромными бивнями, который словно вырывался из листа картона, — единственная во всей квартире. Когда я спрашивал, зачем она ее повесила, что частенько делал после того, как стихала волна страсти, Дамронг отвечала с неприкрытым сарказмом: «Он напоминает мне тебя».

Я не скучал по ее жестокости, но трудно было смириться с потерей мира ее непокорного духа, тем