обратно в тюрьму. Не исключено, в тебе есть та самая целостность, и что из того? Кино все равно будет сниматься, если не тобой, то кем-нибудь другим. Боюсь только, что Викорн поручит это дело мне.

Такого оборота японец не ожидал. Положил палочки и уставился на меня.

— Вы же в этом ни бельмеса не понимаете.

— Согласен. А теперь представь, какими ужасными получатся ролики, если за них возьмусь я. Откуда мне, любителю, знать, как перед объективом погружать пенис в вагину? Потребуются десятилетия, чтобы набраться опыта.

Ямми минут десять выдерживал радиомолчание — по крайней мере мне показалось именно так. А затем снова заставил меня заглянуть в бездонный колодец мрачности.

— Вас приставили присматривать за мной, так? Это ваша работа? Давайте надеремся. — Он опрокинул в глотку саке и кивнул, приглашая последовать его примеру.

Я все еще испытывал чувство вины и горевал по Нок, поэтому не мог придумать ничего лучше, как тоже выпить. Не помню, сколько раз мы повторяли этот номер, но к тому моменту, как стали уходить из ресторана, бутылка с именем Ямми, написанным красивым каллиграфическим почерком на японском языке, оказалась пуста. На улице, где над головами грохотали поезда, а внизу воздух отравляли машины, сотни разновидностей сладких закусок на лотках сменились более серьезной едой — лапшой и другими блюдами, которые брали проголодавшиеся работники, утром приехавшие в Бангкок из пригородов и теперь возвращавшиеся домой. В целом пейзаж оказался менее стабильным, чем я мог припомнить. Но Ямми находился в еще более плачевной форме — он едва держался на ногах. И, боясь упасть, вцепился в мою левую руку.

— Думаете, легко погрузить пенис в вагину, если ни то ни другое тебе не принадлежит? Совсем не так просто, как вам кажется. Знаете, кто самые главные примадонны на съемках порнофильмов? Жеребцы, мой друг, жеребцы. Одно грубое слово, и у них падает на полшестого.

— Но у тебя ведь есть Джок.

— Если бы не он, я бы точно свалил, — проворчал японец.

Все серьезные преступления имеют благовидные оправдания: ужасное детство, падение с лестницы в нежном возрасте, происхождение из городских низов и тому подобное. То, которое планировал я, не требовало другой мотивации, кроме памяти о Нок, Пи-Ооне и кхуне Косане. То, каким образом ушла из жизни Дамронг, я в расчет не брал, чтобы мною не владел гнев. Нок хотя бы не была в сговоре с убийцей. Мне требовалась голова Танакана, и пошел он подальше, этот Викорн. Но если я хочу остаться в живых, надо вести себя хитро как лис. Я с огорчением признал, что до сих пор не убит только благодаря полковнику: если Танакан покончит со мной, то условия их сделки с Викорном изменятся в пользу последнего. И тогда полковник спуску не даст.

С планами у меня пока не слишком ладилось, и от этого отчаянно портилось настроение. Ничего лучше я не мог придумать, как под каким-нибудь предлогом арестовать швейцара из «Парфенона» и любыми способами заставить его заговорить. Но если я это сделаю, Танакан непременно узнает и прикончит меня. К тому же тот парень не боится ни тюрьмы, ни смерти: его женщины, которые значат для него все, в руках Танакана. Он не заговорит, если сам того не пожелает. Иногда я начинал завидовать моим западным коллегам — видимо, у них нет других забот, кроме как отдавать преступников правосудию. Хотя звучит немного по-ребячески и не хватает моральных задач. Я сомневался, что таким образом можно хоть сколько-нибудь прожечь и очистить свою карму.

Я кипел от злости и не был склонен к любезностям, когда переходил улицу и на моем пути оказался интернет-монах. Я ошпарил его взглядом и прошел мимо.

Было около половины двенадцатого, когда все порядочные лоточники готовят еду в ожидании дневного столпотворения. Они устанавливали прилавки напротив полицейского участка для копов, и это давало им особый иммунитет от ареста. По утвари можно было судить о том, что они продают. В больших, словно ванны, медных кастрюлях кипел говяжий суп, в эмалированных варились свиные ноги, в похожих на мортиры глиняных горшках с пестиками покупателей ждал обжигающе острый салат. Горящие угли означали, что над ними готовят жаркое.

Я немного остыл и, возвращаясь в участок, подумывал, не пора ли пригласить монаха на допрос, когда он собственной персоной вышел из интернет-кафе и снова столкнулся со мной. Я повернулся, готовясь произнести что-нибудь едкое, но слова замерли у меня на губах: монах стоял с поднятыми руками, обратив ко мне ладони. Лицо насмешливое, почти веселое. Сумасшедшие монахи в буддизме — такое же распространенное явление, как в других религиях, где существует монастырская традиция. А когда он встал передо мной так, что мне пришлось с трудом его обходить, я окончательно решил, что он спятил. И все еще думал о нем, когда вернулся к себе за стол и ко мне присоединился Лек.

— Слушай, ты не знаешь, что имел в виду этот интернет-монах? Он только что специально на меня наскочил и сделал вот так, — я поднял руки и повернул ладонями к помощнику.

— Вчера он точно так же столкнулся со мной. — Я заметил, что Лек говорит о монахе без прежнего энтузиазма. — Может, крыша поехала? Может, показывал шрам?

— Какой шрам?

— Я решил, что он поднимает руки, чтобы показать шрам на запястье. Такие шрамы остаются после попытки самоубийства. Может, его что-то мучает?

— А браслеты? — напомнил я.

— Не исключено, раздает всем, кто ему попадается. А с остальным нет никакой связи.

— Мне он не дал.

На самом деле я заметил его шрам, но не придал значения. Мы с Леком пожали плечами. Никому не хочется тащить монаха в сумасшедший дом. А такому молодому, как мой помощник, и вовсе было бы стыдно так низко пасть. Я выбросил мысли о монахе из головы и стал думать, как мне прищучить Танакана, хочет того Викорн или нет. И не вспоминал о монахе весь день, пока мы с Леком не пошли перекусить. Я взял с полдюжины рыбных шариков на палочке и положил их на стол.

— Шрам, — начал я.

— Какой шрам?

— На запястье у монаха.

— Сходи в интернет-кафе, проверь, там он еще или нет. Если там, попроси прийти ко мне, когда ему будет удобно. Говори вежливо.

Лек пожал плечами. Не исключено, что не монах, а я вскоре окажусь в сумасшедшем доме.