Кинтаро ухмыльнулся и прошел в комнату, ступая мягко, как огромная кошка, в своих мокасинах. При взгляде на него Альва почувствовал легкий холодок, и по спине у него пробежали мурашки – инстинкт подсказывал приближение опасности. С этим блеском в глазах, с плавными движениями хищного зверя, вождь выглядел угрожающе.

Незаметно он пододвинул поближе свой меч, лежащий на столе.

– Ты неприветлив, северянин. Я просто решил навестить своего старого друга, – сказал эссанти с явной издевкой.

– Тебе лучше уйти, – с нажимом произнес Альва.

– Не бойся, я не причиню тебе вреда. И твоей куколке тоже. – Тут он повернулся к Итильдину, окинул его с ног до головы взглядом, под которым эльф попятился. – Я вижу, служба у тебя пошла ему на пользу, сейчас он выглядит куда лучше, чем раньше.

– Итильдин не слуга мне, – резко возразил молодой кавалер.

– Ага, просто я забыл, как это называется у вас на цивилизованном Севере. Эссанти обычно говорят: «подстилка», – теперь тон Кинтаро стал откровенно глумливым.

Щеки Альвы пошли красными пятнами. Он глубоко вздохнул, стараясь унять мгновенно закипевший гнев. Нельзя позволить эссанти затеять ссору. Кавалер Ахайре здраво оценивал свои шансы. Сила, быстрота и боевое искусство позволят вождю расшвырять их обоих, как котят, если дело дойдет до схватки.

– Пожалуйста, уходи, Кинтаро, – сказал он ровно.

– И ты даже не предложишь мне поразвлечься с твоим рабом, как гостеприимный хозяин? – Вождь сделал несколько шагов к Итильдину. Ресницы эльфа были опущены, лицо не выражало никаких чувств, но пальцы так вцепились в край стола, что побелели костяшки.

– Чем он так хорош для тебя, северянин? Ему все равно, с кем трахаться. Просто шлюха, для которой ты – двухтысячный мужик.

– Если ты сейчас же не заткнешься… – прорычал Альва, хватаясь за меч. Его душила ярость, и сейчас он готов был наплевать на свои шансы.

– Я с ним спал раньше, он тебе не говорил? Ничего особенного, разве что узкая задница и нежный ротик, – с этими словами Кинтаро поднял руку и провел пальцами по щеке Итильдина.

С коротким гневным криком эльф схватил со стола кинжал и прижал отточенное лезвие к горлу Кинтаро.

– Итильдин, нет! – крикнул Альва.

Его ярость испарилась в мгновение ока. Он слишком хорошо мог представить себе последствия убийства Древним вождя эссанти.

Кинтаро по-прежнему ухмылялся, как будто для него обычное дело – стоять с кинжалом разгневанного эльфа у горла.

– Он того стоит, северянин? – Он посмотрел на кавалера Ахайре, подняв бровь. – Он стоит того, чтобы отказывать мне? Этот раб, которого имели все подряд, этот Древний с холодной кровью?

– Замолчи, или я вырежу тебе язык! – прошипел Итильдин.

Альва и не подозревал, что его спокойный, уравновешенный эльф способен на такую дикую ненависть, что сверкала сейчас в его глазах. Он был словно одержим. Плохо дело, подумал кавалер Ахайре, заметив, как дрожит рука Итильдина, сжимающая кинжал.

– Как долго я еще должен оскорблять твою эльфийскую куколку, прежде чем он решится перерезать мне глотку? – издевался Кинтаро.

Альва отшвырнул меч, выставил перед собой руки ладонями вперед и заговорил, стараясь вложить в слова всю свою силу убеждения:

– Итильдин, если ты убьешь его, тебя казнят, а я этого не переживу. Ради меня, ради нашей любви, дай ему уйти.

– Ты думаешь, меня так легко убить? – с этими словами Кинтаро почти неуловимым для глаза движением схватил эльфа за запястье и вывернул его.

Все произошло мгновенно: стук кинжала, упавшего на пол, вскрик Итильдина, полный боли, – и вот уже Кинтаро держит эльфа, заломив ему руку за спину и обхватив поперек груди. Итильдина била дрожь, лицо его побледнело еще больше, а в глазах был ужас, как будто он ждал, что степняк изнасилует его прямо здесь и сейчас.

– Ты не ответил мне. Он правда так хорош? – Не отрывая взгляда от Альвы, Кинтаро медленно провел ладонью по груди эльфа, прижался к нему бедрами. – Может быть, мне стоит освежить мои воспоминания? – Он потерся щекой о волосы Итильдина, коснулся его виска губами, продолжая вызывающе смотреть на Альву.

Глаза эльфа закрылись. Он еще стоял на ногах, но был близок к обмороку.

– Стоит того твоя сладкая эльфийская куколка, чтобы отказывать вождю эссанти?

– Ты все равно не поймешь, даже если я объясню, – тихо сказал Альва. – Если б ты был способен понять, что такое любовь, ты бы не стал задавать таких вопросов.

– Любовь заставляет делать странные вещи, – сказал Кинтаро, и на этот раз в его голосе не было насмешки. – Я мог бы завтра перейти на сторону энкинов. Тогда в первом же сражении северяне будут разбиты, и ты станешь моим рабом.

И, не дожидаясь реакции Альвы, толкнул к нему Итильдина и вышел.

– Что это за черномазый хам, а, братец? Он чуть с ног меня не сбил в дверях моего собственного дома! – влетая в комнату, выпалила Лэйтис. – Боги, что здесь произошло?

– Это в-вождь эссанти, – Альва слегка заикался от нервного напряжения. – Если я правильно п- понимаю, он закатил мне тут сцену ревности в обычаях Диких степей.

Он обнял Итильдина, которого по-прежнему трясло, увлек за собой в кресло и посадил к себе на колени.

Лэй смотрела на них некоторое время молча, хмурясь. Потом налила в кубок вина и сунула его в руки Альве, попутно поцеловав его в щеку и погладив по плечу Итильдина.

– По-моему, вам обоим не помешает выпить и побыть немного наедине.

– Прости меня. На меня будто затмение нашло. Я не понимал, что делаю.

– Любовь моя, опять ты извиняешься. Не надо, перестань.

– Это все правда… Все, что он говорил – правда…

– Мне наплевать, что он говорил. Не думай об этом, забудь.

– Эльфы не забывают. Я… я помню каждого, кто прикасался ко мне, кто был со мной, их запах, их голоса, все… Но только его я ненавижу.

– Не надо,Динэ…

– Ты должен знать. Он мог меня убить – и не сделал этого, сохранил мне жизнь, чтобы я… ублажал его воинов. Он был… первым… и потом еще… несколько раз… Я его ненавижу. Даже ради спасения жизни… никогда… с ним… не дам себя тронуть…

– Мой любимый эльф… Я эгоист, но я рад тому, что ты жив. Если бы мы не встретились, я бы всю жизнь был несчастен, не понимая отчего. Скажи, чем я могу тебе помочь? Я не могу видеть, как ты плачешь. Как мне осушить твои слезы?

– Поцелуй меня. Да… Лиэлле…

– Ненавижу осень. Ненавижу это неудобное седло и эту глупую лошадь. Ненавижу таскать на себе кучу громыхающего металла.

Итильдин с трудом подавил улыбку. Временами у Лиэлле случались приступы плохого настроения, и тогда он капризничал, ныл и жаловался так, что любого мог довести до белого каления. Любого, только не уравновешенного и спокойного эльфа.

– Энкины – хорошие лучники. Без кольчуги нельзя идти в бой, – сказал Итильдин терпеливо, будто разговаривал с маленьким ребенком.

– Бой, как же, – пробурчал Альва. – Демоны-эссанти и кавалерия делают за нас грязную работу, а мы торчим в прикрытии и мерзнем на ветру. Холод и сырость доконают меня раньше, чем стрелы энкинов.

Альва слегка преувеличивал: на самом деле гвардейцам тоже выпадало подраться, и не далее как вчера на них выскочил здоровый отряд вражеских воинов, которых они частично вырезали, частично взяли в плен.