А у вас должны быть, раз вы хотите ее спасти.

Хорошо, я подожду. Но когда ее осудят, жизнь моя будет кончена.

Возьмите себя в руки, Павел Петрович. И ни в коем случае не рассказывайте следователю о последней ссоре Полины и сына, если хотите ее спасти. И не жалейте денег на адвоката. Девушка просто запуталась. Простите ее. Она еще такая молодая.

Больше Стрельцов в этот вечер сообщений не присылал. Люба вновь представила, что случи­лось в тот день. Последний день жизни удачливо­го бизнесмена Михаила Стрельцова. И подумала, что должен быть какой-то маленький фактик, который все изменит. Всю расстановку действу­ющих лиц в той мизансцене. Должна быть какая- то зацепка.

...Вечером снова пришел Стае.

—  Как к себе домой, — усмехнулась Люба. — Может, тебя прописать?

—  Обойдусь, — буркнул он. Потом вынул из кармана какую-то штуковину, с торжеством по­крутил перед ее носом: — Смотри, что у меня есть!

—  Секретное оружие шпиона?

—  Просто диктофон.

—  А зачем тебе диктофон?

—  Хочу вместе с тобой прослушать беседу с женой Осокина. И с Гулей.

—  С кем, с кем?

—  С бывшей женой Сергея Иванова.

—  Ах, она уже просто Гуля?

—  Да, я бабник!  Не разочаровывайся! Что тут такого? Милая девушка, очень разговорчи­вая, лояльная к молодым и холостым мужчинам. В отличие от тебя.

—  Совесть у тебя есть?

—  Я, между прочим, долго ждал вчера, что ты придешь. А насчет посуды, думал, пошутила.

—  Не ври, Стае. Ты уснул, как только твоя голова коснулась подушки.

—  Да? Может быть, может быть. Но, правда, я действительно пришел прослушать эту пленку вместе с тобой. Ты гораздо внимательнее меня.

—  И умнее.

—  Что?

— Ты забыл добавить «и умнее».

—  Обязательно так меня унижать?

—  Хочешь, пиццу закажем? — пошла Люба на примирение.

—  Хочу. Звони.

—  Сейчас, только номер телефона найду.

—  Эх ты, психолог! 722-21-77. У меня хоро­шая память на цифры.

Она набрала номер, сделала заказ. Стае в это время возился с диктофоном, перематывал пленку.

—  Пойдем в комнату, — предложила Лю­ба. — Душно. Откроем балкон...

—  Разденемся...

Она только вздохнула. Подумала, что он шу­тит, но Стае стянул рубашку, потом джинсы и в одних трусах растянулся на диване:

—  Хорошо! Иди сюда.

—  Ты уверен, что мы будем пленку слу­шать?

—  Разумеется. Мы же еще пиццу заказали. Просто очень жарко, а ты меня уже видела без одежды. Представляешь, что было бы, если бы между нами ничего такого не было? Сидели бы сейчас, мялись, потели. Эх! И потом, ты хочешь избавиться от своего маньяка? Или по-прежнему предпочитаешь целыми днями дома сидеть?

—  Ты же мне не веришь.

—  Я верю, что когда мы посадим этого Ива­нова, тебе будет гораздо спокойнее. И страх по­степенно пройдет.

—  Может быть. Включай.

Люба села рядом. Стае заботливо подложил ей под спину подушку. Покосился на голые женские  ноги под задравшимся халатиком, потом поло­жил между собой и Любой диктофон.

—  Сначала я посетил гражданку Осокину. Вместо преамбулы: не думай, что это старая некрасивая тетка в грязном халате. Конечно, не такая очаровательная юная газель, как Гульнара... Марианне Руслановне лет под сорок, но она очень неплохо выглядит, неплохо держится для брошенной женщины, а затем вдовы, была одета в приличный брючный костюм. Волосы уложе­ны, на лице легкий макияж. И духи приятные. Когда дойдем до Гульнары, ты поймешь, к чему я это говорю. Об интерьере: квартира четырех­комнатная, все сияет чистотой, дизайн вполне современный, мебель отполирована до блеска. А теперь слушай.

И Стае нажал на кнопку. Люба сразу же от­метила, что голос у Осокиной тоже приятный, низкого тембра, и говорит она вещи очень не­глупые:

—  Я сама виновата в том, что Элик ушел. Но с самого первого дня замужества я страшно бо­ялась, что Линева вдруг опомнится и пальчиком поманит Элика к себе. Ему достаточно было одного ее слова, чтобы развестись, бросить семью, детей. Ведь что я такое? Обычная домохозяйка, женщи­на без высшего образования, которая, выражаясь его же словами, «не растет». Но ведь мне, как и многим девочкам, с детства внушали, что главное для мужчины быть сытым, одетым, обстиранным, обласканным. Я ни разу даже голоса на мужа не повысила и только потом поняла, что иногда надо женщине быть немножечко стервой.

—  Ну, что вы так разволновались, Марианна Руслановна?

Голос совершенно незнакомый, чужой. Люба удивилась тому, как магнитофонная запись иска­жает голос Стаса. Словно какой-то другой чело­век, рассудительный, умный, внимательный, пы­тается успокоить разволновавшуюся женщину.

—  Я же не прошу вас рассказывать о том, почему Эльдар Эдуардович ушел к другой жен­щине...

—  Нет. Вы должны выслушать меня. Я просто пытаюсь вам объяснить, почему не верю во всю эту историю про грабителей! Ведь если я начну сейчас ругать Гульнару, вы, так же, как и все остальные, воспримите это весьма однозначно.

Мне положено ругать женщину, к которой ушел мой муж. Но ведь он не к Гульнаре ушел. К Линевой.

—  То есть как?

—  Не в прямом, конечно, смысле. Ведь эта женщина, не в пример мне, никогда не старалась удержать мужчину ни терпением своим, ни вни­манием, ни лаской. Она отбрасывала их прочь, словно старые перчатки: один, другой, третий... И при этом всегда находился желающий на ва­кантное место. Почему?!

—  Ну, она такая ... — деликатно кашлянул Стае, стараясь не задеть Осокину за больное.

—  Красивая, да? Бог ты мой, сколько краса­виц жалуются на одиночество и жестокую судь­бу! Она актриса не только на сцене, но и в жизни! Слышали бы вы, как она тянет томным, сладким голоском:   «Ми-и-илый...»   И   дальше   следует просьба, в которой ни один мужчина не может ей отказать! Потому что пальчиком она в это время нежно водит по его руке. Рисует то ли чертиков, то ли вопросительные знаки. Я сама видела! — неожиданно громко вскрикнула Осокина.

—  Почему вы не верите Гульнаре? — попы­тался вернуть ее к интересующей его теме Стае. Она такая же, как Алина?

—  Совсем не такая. Гульнара просто хищница. Причем девушка недалекого ума. Свою жадность она скрыть не в состоянии, но и не пытается ее скрывать. Алина же умная женщина. Она никог­да не просила мужчин платить за свою карьеру. И вообще ни о чем никого не просила. Сами дают, как ни странно. Внешне она такая: немного рассе­янная, беспомощная, небрежная ко всем принадлежащим ей вещам, включая мужчин. А на самом деле — умная женщина.

—  Вещам?

—  Что вы улыбаетесь? Да, они для нее вещи. Эта женщина, думаю, никем не дорожит. И муж­чины это понимают. И Элик знал. Но, несмотря на это, когда Линеву ограбили и она позвонила Элику, он среди ночи кинулся к ней на дачу. Не понимаю, зачем? Ведь у нее тогда уже начинался роман с молодым Стрельцовым.

—  Почему же она позвонила именно Эльдару Эдуардовичу?'

—  Не знаю. Мы как раз накануне серьезно с Эликом поговорили. Я впервые поставила во­прос «или—или». Элик дал слово прекратить все отношения с Линевой. Тем более он удо­ стоверился, что она бросила его окончательно, всерьез занявшись своим молодым любовником. Кажется, первое время она была им даже серь­езно увлечена. И тут это странное ограбление и ночной звонок...

Осокина сделал длинную паузу.

—  И?.. — не выдержал Стае.

—  И на следующий день Элик собрал свои вещи и съехал от меня... От нас...

—  Но почему?

—  Мы не устраивали громкого выяснения отношений. Я не знаю, почему он принял такое поспешное решение.

—  Она что-то недоговаривает, — сказала в этом месте Люба, и Стае согласно кивнул.

—  Вы   что-то   недоговариваете,   Марианна' Руслановна, — была его следующая реплика в магнитофонной записи.

—  Ну, хорошо. Речь шла о каком-то ключе. Якобы это я решила насолить Линевой. Ведь мне Элик не дарил таких дорогих подарков. Ее бриллианты... Ах, что теперь об этом говорить! Словом, у меня есть только обручальное кольцо и несколько не очень дорогих безделушек. А ей он после каждой премьеры клал в корзину с цве­тами дорогое ювелирное изделие. А ведь она ни­когда даже не задумывалась над тем, откуда... Да ладно. Я про ограбление дачи хотела... Ну, Лине-ва и позвонила Элику, высказала претензии: мне мол, не камешков жалко, а тебя. Или ты жадина, каких свет не видывал, или твоя жена — ревни­вая дура.

Тут Марианна Руслановна громко вздохну­ла. Люба пожала плечами: ничего не понимаю! И Стае тоже спросил Осокину:

—  Но почему Линева связывала с ограблени­ем своей дачи Осокина и близких ему людей?

Марианна Руслановна молчала. Стае даже на кнопку перемотки нажал, бросив Любе реплику:

—  Не стала больше говорить о Линевой,. Сей­час самое главное будет.

—  ... знали Олега Анатольевича Петрова? Люба вся напряглась.

—  Как? — переспросила Осокина. — Петрова?

—  Распространенная фамилия, понимаю. Но вы все-таки попытайтесь вспомнить. Не расска­зывал ли вам муж, что человек по имени Олег Анатольевич Петров взял в долг у него деньги?

—  Ах, да! Олег Петров! Ну как же! Конечно, помню! Так он долг отдал. Там была какая-то история с Интернет-кафе...

—  Какая история?                       

— Очень смешная. Кто-то кого-то ловко на­дул. Спорили, можно ли «открыть» чужой ком­пьютер. Кажется, именно этот Петров придумал розыгрыш! Спор. И выиграл большие деньги. По-моему, это была какая-то денежная афера.