вы... того... дера-нули к немцам, будто бы, вплавь... давно, дескать, случая ждали!
- Осподи боже! Да я...
- Этот, говорит, навряд-офицер давно у меня на замете!
- Да?.. час от часу, вижу, не легче!
- Ну, да ведь кто теперь ему поверит... Таракан наш срахнулся - суд, батенька, следствие будет, потому: недосмотренье! Шутка: Двину прозевал!.. Солдаты небось не щепки: надо было во время убрать и распорядиться... и... и донести!
Стоит Зайчик, смотрит на Пек Пекыча, словно чего-то никак понять не может, а Пек Пекыч ноги под одеялом обхватил и сжался в комок, стал совсем тоненький, маленький, жухленький, на промокашку похож, вот положи его в синюю папку с надписью 'Дело', что на столе, и никакого Пек Пекыча на свете не будет.
- Что это вы,- спрашивает он,- глаза-то на меня так вылупили?
- Да, так, ничего, удивляюсь...
- Чего удивляться?.. можно сказать: везет, как утопленнику: теперь-то мы вас как-нибудь отрапортуем, а вот если бы здесь в эту потопицу попали, то ли с головой бы скрыло, то ли под суд тоже... потому хоть и боевой вы офицер, а против Таракана все же ведь чином не вышли!
- Выходит, Петр Петрович, я в самом деле в выигрыше?
- Ясно: Таракану-то теперь не отвертеться! Полковник Телегин вывезет, у того Жоржик, а у Таракана, кроме усов, ведь ничего нету. Вот что: вас спрыснуть нужно!
Пек Пекыч спустил ноги с кровати и показал ручкой на рабочий стол, на котором лежали грудой папки с делами.
- Потрудитесь, ваше сиятельство, достаньте, там под нижней папкой штабс-капитан сидит!
- Что это еще, Петр Петрович, за штабс-капитан?
Пек Пекыч залился тонким смешком, ноги за голову загнул и в таком положении отрапортовал Зайчику:
- Его благородие штабс-капитан 1-го шустовского полка... четыре звездочки носит.
- А...а...- протянул, улыбаясь тоже, Зайчик - насилу понял...
Достал Зайчик коньячную бутылку, а Пек Пекыч из ящика под кроватью чайный стакан и наперс-ток, налил Зайчик полный стакан, хотел его Пек Пекычу из вежливости первому предложить, да тот замотал головой и руками:
- Нет, нет, - пищит,- я из портняжного наперстка пью, меня бог ростком обидел...
Взял наперсток и выпил его потихоньку.
- Зато,- говорит,- умом ублаготворил...
Вкатил Зайчик в утробу чайный стакан, все у него позеленело в глазах, и Пек Пекыч стал какой-то зеленый, как травяная лягушка, а Пек Пекыч смотрит на него зелеными глазами и квакает:
- Где это вы, говоря между нами, конечно, времячко провели?
- Я-то,- задумался Зайчик с ответом,- я-то, Петр Петрович, где был там меня нету...
- Бабешки, наверно,- осклабился Пек Пекыч.
- Бабешки не бабешки, а что-то вроде того: я всю эту неделю, Петр Петрович, на Счастливом озере в лодке проплавал.
- Это где же, далеко отсюда?
- Да нет, отсюда только не видно... Получил я тогда, видите ли, Петр Петрович, приказ... приказ, то ведь вроде как был?..- встрепенулся Зайчик.
- Ка-ак же: был... Вот еще, если бы не был: погонки-то у вас полетели бы, пожал-что, теперь вместе с галками!..
- Да и слава бы Богу, Петр Петрович, я ведь не очень,- Зайчик придвинулся к Пек Пекычу поближе, - получил, значит, приказ ехать в побывку, пошел в самый памерек напрямик на самом виду, а немец меня, проклятый, и спутал с дороги... К тому же признаюсь, Петр Петрович: за мной бежала вода!
- Водополь! Знаем... знаем эту историю... Таракан в штабу все описал в полной подробности: брюшеньки все надорвали, как он вас изображал в лицах.
- Да?.. а тут еще ливень пошел, пролило меня до костей, трясучка взяла, а я все иду да иду... К утру, гляжу, пришел в одно место, и итти больше некуда... перед глазами вода... я вдоль по берегу: ни души... Потом гляжу в стороне под кустом дымок, как шерстинка, висит, я к кусту, под кустом сидит женщина, ни старуха, ни молодуха, а только такая красавица, Петр Петрович, каких теперь нам больше и не увидеть.
- Н-но, - говорит Пек Пекыч, приставши на локтях, - хороша?..
Слаб был по женской части Пек Пекыч.
- Чудо... Спрашиваю: как, красавица, называется это море... Да это, говорит она, вовсе не море, это озеро, это ты ростом не вышел, что его берегов не видишь.
- Вот так бабец,- крякнул Пек Пекыч.
- Да... как же, спрашиваю, красавица, это озеро называется?.. Называется, говорит она, это озеро Счастливое, только на нем теперь несчастные люди живут... Чего тебе, говорит, офицерик, надобно?.. Или у тебя своего горя недостает, что нас пришел навестить?.. У нас, говорит, в озере с сиротских слез вся рыба сдохла... Сел я к ней возле огня... Нечем, говорит, мне тебя, окромя воды озерной, попотчевать, был, говорит, у нас домик вон на том берегу, да и тот солдаты на костры растащили, вот, если хочешь, садись со мной в лодку, бери в руки парус: у меня, бывало, говорит,- а у самой слезы кап-кап, - муженек об чем ни соскушнится, выйдет с парусом в озеро, все горе забудет...
- Верно из здешних солдаток,- заметил равнодушно Пек Пекыч,- лихой народ!
- Лихой: целую неделю к берегу не подъезжали... Накатался, Петр Петрович, до сыта!...
- Ну и бабец!
- Да... бабочка, можно сказать!
Зайчик налил себе еще полстакана, Пек Пекыч плутовато надел наперсток на палец, сделавши знак, что больше нельзя и не хочет:
- А то нитку в иглу не проденешь! Пейте сами, ваша светлость, на доброе здоровье, у меня хороший запасон!
- Ну, так, как, Петр Петрович, дальше-то будет? - осторожно Зайчик спросил, поморщившись и обмахнувши губы.
- Будьте покойнички: получите роту!
- То-есть, как это, Петр Петрович?..
- Да так: очень просто! Таракана отставим, а вас назначим!
- Право бы лучше, Петр Петрович, по-прежнему, какой я командир!
- Ну, уж это, батенька мой, никак невозможно после такой истории: Таракана в щель! Сиди и усом не води!
- Тогда назначьте кого-нибудь другого, право же я...
- Полноте: вы боевой офицер, боевой офицер! Вот что: берите-ка штабс-капитана в карман... да нет: это допейте, а там вон... возьмите еще, у меня запасон!.. Вот так... теперь идите в резерв... До свидания, господин подпоручик,- помахал Пек Пекыч ручкой.
- Какой еще, Петр Петрович, там подпоручик? Что вы...
- А как же?.. Вы исключены, можно сказать, с повышением в чине... представили вас!.. потому пострадали, можно сказать, за отечество... Ну, а назад козла рогами не ставят... То-то, будьте покойнички!
Петр Петрович подал Зайчику руку, ухмыльнулся, как кот, свернулся комочком и, помахавши из-под одеяла расправленной сторублевкой, фальшиво захрапел.
Зайчик вздохнул, засунул в нутряной карман свежую бутылку и, немного шатаясь, вышел.
Нагадала, значит, цыганка Зайчику в ручку!..
Он и не видал, когда возвращался на позицию по Тирульской дороге с побывки, что прохо-дит как раз мимо той самой рощи у озера, в которой стояли мы после водополицы в глубоком резерве, забытые, кажется, и Богом и до время нашим начальством.
Начальству было в ту пору совсем не до нас.
Вышла такая история, что и в самом деле было для него лучше припрятать остатки двенад-цатой роты куда-нибудь к сторонке от лишних разговоров. Вначале то взялись было всерьез: действительно, суд вроде как савастожить, следствие навести по закону, а полковник Телегин, полковой, был не дурак, знал хорошо, что пройдет неделя-другая, оботрется, что- нибудь новенькое случится, да еще почище нашего водогона, и делу конец!
Да так оно потом и случилось! Только Таракану остригли усы!
Распоместились мы в конюшнях в каком-то имении, неподалеку от озера, где и вправду стояла деревушка, как наврал о том Пек Пекычу Зайчик, почему-то не захотевши ему сказать о себе правды.
От всех барских построек уцелели только эти конюшни, должно быть, барин жил тут богатый, а может, был у барина конский завод... От барского дома торчком только подымалась средь сада большая труба над голландкой, в которой уже навили себе гнезд воробьи, да в стороне на самом в'езде в имение стояла сторожка без окон и без дверей.
Туда мы ходили.
Окол сторожки под кустом валялась статуя, голая такая баба, станушка сползла с нее на коленку, и видно, что обе руки держала она посередке, как будто, собиралась купаться, да кто-то из нашего брата из озорства или любопытства на одурелый глаз вздумал взглянуть, отбил ей обе руки, но ничего не увидел, повалил ее сапогом и напихал в ноги соломы.
* * *
Что Зайчик вернулся, и мы долгое время не знали...
Да, правду говоря, и не думали об этом, в суматохе да расстройстве решивши после водополя, что Зайчик или утонул, заблудившись в дороге, или попал все же не в ту ямку во время обстрела, и ему оторвало задние ноги.
Узнали мы только от Сеньки, денщика командира.
Как-то день на шестой, когда всем получшало, Иван Палыч встал с утра очень в хорошем благорас-положении духа. Брюки почистил, пуговицы мелком натер, сапоги смазал колесной мазью, которую ему кто-то из ленивой роты принес, нестроевой сродни был там у него, долго молился богу перед чаем, а за чаем сидел приглаженный, чистый, под кружку откуда-то блюдце с голубыми цветами по краю и золотой каемкой достал.
- Должно, что после барыньки - в саду нашел,- сказал Иван Палыч.
- Хорошее блюдце... ты не забудь... не равно: домой захвати! усмехнулся Прохор.
- Думаю так, Прохор Акимыч, что скоро... по снежку может...
- Не што бы!
По небу, чистому и глубокому, словно приподнятому осенними ветрами, прогнавшими перед скорым снегом непогоду, летели гуси беспрерывной лентой. Смотрели мы на эти ленты, сидя на лавочке возле конюшен, и на душе у каждого вставали чертухинские наши родные места, опавший лес неподале-ку от села, синий купол, и синее небо, и у окна привычная рябина, с
