- Садись, садись, отец дьякон... садись, еретик!

- Не сам ли сице, еретице!

Дьякон боком оглянул Зайчика, и брови взметнулись у него на дыбы:

- Воину!..

Дьякон протянул Зайчику тощую руку, зажал его руку в руке, как в клещах, несмотря, что такая худая, рясную полу откинул и сел...

- Не осудите, господин офицер, сказано ибо: да не осудимы будете... когда рыбку удите...

- Ты, отец, уж того?..

- С утра... Старшина угощал...

- У него седни, как праздник...

- Лошадиный молебен...

- Выпьете, отец дьякон? - Зайчик робко спросил.

- Почту...

Зайчик мигнул половому на чайник, половой чайник схватил на бегу, держась на носочках, исчез, как видение, и скоро опять около вырос, под мышкой с белым крылом, и слегка приподнял на чайнике крышку, показать далеко ли влага от горла и сколько, значит, вошло: до горла бутылка, вровень же с крышкою - две...

- Не заглядывай, братец, кобыле под хвост,- говорит шестерке Петр Еремеич,- не равно только сглазишь!..

Половой махнул белым крылом и растаял в широкой улыбке.

- Микалаша разлей...

- Гы... Гы... Еремеич сумеет сказать!..

Зайчик налил стаканы, сначала дьякону подал, потом Петру Еремеичу, потом налил себе и тут же опрокинул.

Дьякон держит стакан в тощей руке, смотрит на Зайчика и, пригубив немного, говорит:

- А я к вам специально сряжался: побалакать... Люблю!

Зайчик вспомнил телегу, свинью с длинным хвостом, Пелагею и не мог решить, что сейчас-то он грезит и дьякона видит во сне, иль и впрямь они пьют самогонку, и Петр Еремеич рядом сидит и осовелыми водит глазами...

- Мне надо бы многое вам расказать... мы хотя и не очень знакомы, а все же...

- Полно, дьякон,- говорит Петр Еремеич,- рассказывать: пей!..

Дьякон глаза закатил, бороду поднял, ус в стакан окунул и потянул по глоточку, как лошадь пьет холодную воду...

- Славна-а-а... ну, так вот, Петр Еремеич, друг закадычный, теперь у нас все пойдет по другому...

- Будет все тоже...

- Знаешь, Петр Еремеич, я ведь в Питер собрался...

- Как же тебя сама-то пустила?..

- Убежал!..

- Почто тебя гонят?..

- Как же брат мой: хочу расстригаться...

- Нно-о-о?..

- Не верю... Вы, г. офицер отсюда куда?..

- Да тоже туда же...

- Микалаша не брешь... Ты ведь прогулкой!

- Ну, значит, вместях и поедем.

Зайчик сидит не припаянный, не может он глаз с дьякона с Николы-на-Ходче отвесть, есть у него тоже кой о чем его расспросить, про крест водо-святный, правда ль, тогда он в Чертухине был и почему потом не заехал, как о том с черной телеги кричал, и почему сейчас дьякон в Питер собрался...

Снилось, дескать, али не снилось?

- Поеду к царю,- говорит дьякон,- скажу, что в бога Больше не верю...

- Он те за косы повесит...

- Не повесит: я ему докажу...

- Чего тут доказывать: пей!..

- Пью, г. офицер, за ваше здоровье...

- И я за твое, Микалаша...

Выпили: дьякон, как лошадь холодную воду, залпом - Петр Еремеич и Зайчик.

- Хороша! - крякнул Петр Еремеич.

Дьякон отвесил губу:

- Так вот, Петр Еремеич, поеду к царю и скажу: ваше величество, в Бога не верю...

- Экая невидаль,- Петр Еремеич, смеясь, говорит,- да разве это стать-важно: веришь ты или не веришь?..

- Я рясу ношу: мне это важно...

- Рясу ты можешь носить и в Бога не верить: ты, дьякон, не знаешь писания... что про последние дни в писании сказано?...

- Это ты, Петр Еремеич, насчет премудрости что ли, завернул?..

- Хошь бы да: что... не поймешь?.. а ведь сказано, поди, ясно...

- Как же: отдаст господь премудрость свою в руци человеци...

Дьякон пробасил и руки поднял, словно держит апостола, а не самогонный стакан...

- Да, дьякон, в последние веки... а дальше-то, дальше сказано что?...

Дьякон приставил палец ко лбу:

- Дальше: не знаю...

- Ну вот... а дальше все и понятно...

- Что дальше, Петр Еремеич? - Зайчик впился в ямщика...

- Дальше: господь отринет лицо свое от земли и забудет о ней навсегда... а ты говоришь, дьякон, важная стать: веришь ты или не веришь...

- Мудрено, Петр Еремеич. что-то выходит...

- Ничего и мудреного нет: бог в нас с тобой, дьякон, больше не верит...

- Тэк-с...

- Надо, дьякон, чтоб бог верил в людей, а люди могут в вере блудить сколь им угодно...

- Это, значит, ихнее дело,- вставил косоротый мужик.

- Заворотил, - говорит дьякон,- тут не разберешься без новой бутылки...

- Петр Еремеич уж скажет,- хмыльнул косоротый мужик.

- Лешего встренешь в наше время в лесу?..- подмигнул дьякону Петр Еремеич.

Дьякон подумал:

- Пожалуй, что нет...

- Ну, и вот: все отчего?...

- А от чего бы это... в сам-деле?..

- Человек на горке, а леший внизу, а человек взял да и перестал в лешего верить...

- Ну?..

- Ну, леший и скис, как мухомор от теплой погоды: теперь что леший, что болотная кочка, у него целый день на спине просидишь, не сведаешь...

- Значит, точка!

- Вот, дьякон, и выходит: вера - единый исток дыхания и жизни здесь на земле, оттого и не падает волос без веры, а жизнь, сила земли, стекает сверху вниз по ступенькам...

- Тебе бы, Петр Еремеич, в попы,- говорит косоротый мужик.

- Хороший бы был протопоп,- оскалил хайло рыжий дьякон.

- Езжай-ка, дьякон, к царю, он те под рясой крапивой нажгет...

- И поеду... Вместе с господином офицером поеду... Дойду до царя, потому больше нету моего терпежу: дьякон - и в Бога не верю...

- Да, это правильно: дьякон без веры, как мужик без порток...

- Дык, Петр Еремеич, друг закадычный, как же тут быть... ты подумай...

- Запьешь от горюхи...

- И то уж пью, сколько кто поднесет...

Дьякон уронил рыжую голову, потянулся и карман за красным платком, у Зайчика сами дрогнули губы, а Петр Еремеич подставил стакан под дьяконов нос и сказал:

- Причастись!

* * *

В это самое время часто зазвонили к обедне в чагодуйском соборе, колокола так и залились с высокой колокольни, словно в припляску: веселый был в Чагодуе звонарь.

Мужики порасправили бороды, кой кто на лоб крест положил.

Иван Петухов на табуретке поднялся в угол прилавка и, с широким крестом во все брюхо и плечи, оправил большую лампадку, остриг фитиль в поплавке, и по трактиру пошел, пробираясь золотистым лучем под махорочным дымом, тихий и ласковый свет.

Колокола заходились все чаще и чаще, все быстрее струилась колокольная дробь, и, когда Зайчик выходил с дьяконом из трактира, то показалось обоим, что так уж это и надо теперь, чтобы пьяный в доску мужик в лад колокольному звону застучал каблуком и заорал по всю глотку:

Ни в бору соловушка!..