головой. — Я бы мог, конечно, сказать, что кто-то выковырял из них механизм, но не могу, потому что здесь никогда не было механизма. Здесь нет и намека на его присутствие.

— Но они же шли! — Жора встал и тоже заглянул внутрь, а следом за ним и Алина с Виталием. — Мы же все видели! А может, их подменили…

— Они же тяжеленные — довольно затруднительно бегать с ними по дому. Да и к тому же, когда так мало времени на все. Ведь они шли, когда Борис… иначе все наши версии летят к черту! — Виталий прищурился. — Может, гденибудь тут была батарейка?

— Неа, — протянул Олег, придирчиво оглядывая и простукивая копию Реймского собора со всех сторон. — Ни хрена тут не было. Но как же они могли идти… без механизма?! Как?!

— А ты не понял?! — Алина ударила ладонью по столешнице — беспомощный и бессмысленный жест. — Они шли, потому что Борис этого хотел! Он понятия не имел, как выглядит часовой механизм — просто знал, что там крутятся какие-токолесики — и все. Они выглядят именно так, как он себе представлял — и представлял он их себе идущими. Обязательно. Тикающими. Звонящими с наступлением нового часа. Понимаете?!

— Подожди, но ведь мыто знаем, как устроен меха… — начал было Жора, но Алина тут же перебила его:

— А мы тут, Жора, не при чем! Это вещь Бориса. Это он хотел эти часы. Он о них мечтал! Он их себе представлял! И именно такими они и получились! Это его часы! Но Борис умер, поэтому часы больше не могут работать. Они тоже умерли. И вы даже не представляете себе, как это ужасно!

— Почему? — спросил Виталий, не донеся папиросу до рта. Олег скривил губы и покачал головой, глядя на шестеренку в своих пальцах.

— Ничего не понимаю. Что ты тут сейчас навертела? Что значит, представлял часы? Они тут были. Он же не волшебник, чтобы сотворить их силой мысли?!

— Он — нет, но кто-то другой — определенно да, — Алина закинула голову и посмотрела на потолок, на большую хрустальную люстру. — Знаете, а ведь я совершенно не разбираюсь в электромоторчиках.

— А это-то тут при чем? — спросил совершенно сбитый с толку Кривцов. Виталий смял папиросу в пальцах, просыпав пепел на паркет, и тоже посмотрел на люстру, потом на Алину.

— Подвеска? Твоя заветная вещь?

— Надо убедиться! Ведь тыто разбираешься в электромоторчиках?! — она схватила Олега за руку, и тот автоматически согласно кивнул, но тут же с нервной деликатностью попытался высвободиться.

— Какие моторчики?! Какая связь между этими дурацкими часами и электромоторчиками?! Цветы еще приплела какието! Ты мне объясни, что это за тварь сейчас по гостиной бегала, а уж моторчики…

— Не что за тварь, — перебила его Алина и снова ухватила Олега за запястье, словно боялась, что он сейчас даст деру. — Ты неправильно задаешь вопрос. Не что, а почему.

Виталий прекратил дебаты самым простым способом, обхватив обоих за плечи и выпихнув из гостиной. Обернувшись, бросил Жоре, все еще разглядывавшему открытые часы.

— Закрой залу! Сделай все, как было. И проследи, чтобы никто ничего не стащил.

Он взглянул на остальных, которые собравшись в кучку неподалеку от двери, опасливо наблюдали за происходящим в зале с выражением предельного непонимания на застывших лицах. Хотел было сказать, чтобы и они следили, чтобы сам Вершинин чего-нибудь не свистнул, поскольку доверия нет никому, но тут же отказался от этой мысли. В ней не было нужды. Все и так следили друг за другом.

Алина уже открыла замок, осторожно отворила дверь и одновременно с этим отскочила в сторону. В тот же момент Олег, чьи мысли шли в идентичном направлении, вжался в стену, стукнувшись об нее затылком.

Ничего не произошло.

Алина издала нервный смешок и хотела было выйти, но Виталий довольно грубо придержал ее за плечо, отодвинул в сторону и вышел первым.

— Я уже говорил, что в этом доме не пропускаю женщин вперед, — ответил он на ее безмолвное негодование.

В коридоре Алина внезапно остановилась, чуть повела головой из стороны в сторону, словно хищник, пытающийся поймать летящий с ветром запах добычи, потом медленно очертила взглядом стены и потолок.

— Теперь все прямо бросается в глаза, — сказала она все так же тоскливо. — Если б не этот мерзкий паук, мне бы и в голову не пришло… принять это за версию.

— Аля, сейчас не время играть в шарады! — Олег огляделся, пытаясь понять, что именно бросается ей в глаза, но ничего не увидел.

— Мы ведь включили весь свет, когда запирали двери?

— Ну да. Я сам это делал.

— Тогда я не обратила на это особого внимания, а вот сейчас… Ничего не замечаешь?

— Замечаю! Что у одного из нас…

— Свет, — негромко сказал Виталий и прислонился к стене, глядя на потолок. — Света стало меньше. Примерно раза в два. Половина ламп не горит.

Взгляд Олега повторил прежний маршрут, и Кривцов сердито удивился тому, что сам не заметил, что свет, некогда затоплявший все коридоры особняка, словно полноводная река, стал жиденьким и чахлым… Олег нахмурился. Нет, свет просто стал… обычным — не предельно ярким интенсивным потоком, а обычным, домашним — теперь его было именно то стандартное количество, которое озаряет стандартные коридоры стандартных домов, просто по сравнению с тем, что было раньше — с той ослепительной рекой, это едваедва тянуло на ручеек.

— Я же включил все лампы! — Олег хлопнул ладонью по стене, словно ставя печать на собственные слова. — кто-то вырубил половину! Наверное именно тогда, когда Борьку…

— Нет, так было с самого утра, — Алина поежилась. — Не когда Бориса, а когда…

Но Олег, не слушая ее, уже рванул по коридору к лестнице, на бегу бормоча изобретательные проклятия в адрес того, кто 'устроил всю эту хренотень'.

— С выключателем осторожно! — крикнул Виталий, устремляясь следом.

— Помню, не дурак!

Алина побежала за ними, но, миновав дверь своей комнаты, резко развернулась и кинулась обратно. С трудом, сломав последний из оставшихся ногтей, она выдернула стул, намертво вбитый под ручку двери, не дававший открыть ее, плечом толкнулась в створку и влетела в комнату.

Подвеска все так же безмятежно пела свою хрустальную песню — такую мирную и уютную, словно все было покойно и ничего не случилось, и не было в доме ни паники, ни крови, ни смерти, ни кучки растерянных перепуганных людей, пожирающих друг друга подозревающими взглядами. Если все это и происходило, то где-то очень далеко отсюда, и в это отчаянно хотелось верить… потому что так было намного проще.

Она включила свет, и покачивающиеся стеклянные цветы ожили, заиграли, кокетливо отражая электрический поток, и в их перезвоне появилось что-то приветливое. Алина взглянула на подвеску и внезапно зажмурилась, почувствовав, как дернулось и защемило сердце. Она мечтала об этой вещице в глубоком детстве, она всегда так хотела ее иметь… Возможно, это единственная вещь, которой ей не хватало для полного счастья — все остальное было… вроде бы было — ресторанчик, обеспеченная жизнь, славный симпатичный парень, который ждет ее дома… Костя… или Леша.

Так Костя или Леша? Тебя не удивляет, что ты не вспоминала о нем раньше? Есть ли он у тебя на самом деле? Есть ли на самом деле все твое счастье? Все так идеально складывается… как эта подвеска, но не бывает ничего идеального!.. Как бы тебе хотелось.

Но так было бы намного проще.

Тряхнув головой, она подбежала к стулу и потащила его, царапая ножками паркет, туда, где пела подвеска. По щекам ползли злые слезы. Сердце теперь колотилось испуганно и почти умоляюще, словно упрашивая ее ничего больше не делать.

Это самоубийство, самоубийство… и убьешь ты не только себя и их — ты убьешь нечто большее, чего не простить… и не исправить.

Алина поставила стул и уже собралась было влезть на него, когда дверь в ее комнату распахнулась, и ввалились Олег с Виталием.

— Представляешь, половина ламп перегорела! — сообщил Олег прямо с порога. Его голос был таким же взъерошенным, как и его волосы. — Черт знает что творится в этом поганом доме!

— Они не перегорели, — Алина влезла на стул. — Они просто перестали работать. Их больше некому представлять. Я не сомневаюсь, Олег, что если ты разберешь те лампы, которые не работают, то очень удивишься. Бедная Света вряд ли разбиралась в проводке.

— При чем тут Света? Разве она вешала здесь эти лампы и тянула проводку?! — Олег зло хлопнул ладонью по дверце шкафа так, что тот пошатнулся. — Алька, да объясни ты толком, что происходит! У меня голова разламывается от твоих заморочек!

— Не понимаешь пока, — кисло констатировала Алина, сама еще до конца не понимая. — Тогда насчет ламп я объясню тебе, когда мы придем в комнату Светы, но пока что вы в моей комнате, поэтому объяснять буду про себя.

— Какая симпатичная штучка! — сказал Олег со злым восхищением, оглядывая подвеску. Алина, стоя на стуле, кивнула.

— Я тоже так думаю. Я так хотела себе в детстве именно такую. Я желала получить ее, наверное, так же, как Борис желал получить свои часы, свой маленький Реймский собор.

Она отвернулась, встала на цыпочки, схватила подвеску чуть выше сферы, сделанной из матового зеленого стекла, за цепочку и дернула изо всех сил. Ошеломленный Виталий сделал шаг вперед, а Олег воскликнул:

— Да ты что творишь?!

Цепочка лопнула с печальным звоном, и суматошно задребезжавшая, чуть не рассыпавшаяся на отдельные цветочки и стебельки подвеска осталась у Алины в руке. Судорожно дергаясь, она пыталась продолжать вращаться, но диаметр ее был слишком большим, тело Алины мешало ей, и движения подвески напоминали судорожно бьющуюся в сетях яркую птичку. Мелодия утратила свою воздушную красоту — звон цветов звучал резко и сварливо.

— Автономка, — машинально сказал Олег. — Батарейка или аккумуля-тор… а я думал, что она к сети подключена… Аля, что ты натворила?! Испортила такую красивую штучку.

Виталий ничего не сказал, но смотрел на Алину так, словно та была священником, вдруг ни с того, ни с сего разнесшим собственную церковь. Он слишком хорошо помнил, как в первый раз увидел эту подвеску и саму Алину рядом с ней — зачарованную, укутанную сковывающими ностальгическими воспоминаниями, равнодушную ко всему, что происходит у нее за спиной.

— Посмотри, как она работает! — приказала Алина, протягивая подвеску Олегу. Тот взял ее, и на его лице появилась деловитость. Пальцы, черные от машинного масла, проворно пробежались по зеленому стеклянному шару.

— Так, так… здесь, наверное… как он, интересно, открывается…

Алина резким движением отняла у него подвеску и с размаху стукнула шар об стенку, и шар треснул. На пол, звякнув, выпало несколько длинных осколков.

— Вот так, — сказала она, возвращая подвеску Олегу. Потом упала на стул и, умостив сложенные руки на округлой спинке, заплакала, как ребенок, нечаянно сломавший любимую игрушку. Но слезы прошли так же быстро, как и появились, она обмахнула ладонью лицо и вопросительно посмотрела на Кривцова, копошащегося во внутренностях разбитого шара, выражение лица которого от легкого недоумения стремительно перешло к глубокомысленной мрачности.

— Виталя, подика сюда, — попросил он. Виталий подошел и посмотрел туда, куда указывал палец Олега, потом осторожно отсоединил от клемм маленький продолговатый предмет.

— Аккумуля-тор, — сказал он, показывая его Алине издалека. — Фирмы 'Сони'. Ну, ты ведь знаешь, как выглядят аккумуля-торы.