исправительно-трудовой колонии? Надо срочно выяснить, кто он такой.

— Послушайте, Пивчук, молчание может дорого вам обойтись, — спокойно говорил старший инспектор уголовного розыска Занько. — Учтите: с вашей помощью или без вашей, но оружие мы найдем.

— Это уж точно, — подтвердил Рабок.

— Я одному парню подмигнул, когда уводили, — уже другим тоном произнес обладатель краденого пистолета.

Похоже, в его поведении наступил перелом.

И снова по утренним улицам Минска мчится милицейская машина. Быстрее, быстрее по названному адресу. Второй пистолет должен находиться у Михаила Оськина.

— Оськин — тяжелый человек, — предупреждает Пивчук. — Так просто он не отдаст.

— Потому мы вас и взяли с собой, — отвечает Занько.

Но Оськин после ночного случая дома не появлялся. Мать пожала плечами: дескать, понятия не имеет, где сын, — город большой, друзей много. Съездили на машине по одному адресу, по второму. Ни в том, ни в другом месте парень не показывался. Снова возвратились к нему домой. Нет, и здесь его все еще не было.

— Хозяйка, дайте, пожалуйста, листок бумаги, — обращается Рабок к пожилой женщине.

Дрожащими руками Пивчук в присутствии матери дружка выводит: «Миша! Все разгадано. Принеси пистолет в милицию». Записку работники милиции возьмут с собой, чтобы при встрече было легче убедить строптивого. А Пивчука тотчас отвезли в райотдел.

Сами же снова в путь...

Если Оськин появится дома, ему все равно не избежать встречи с работниками милиции: в квартире подождать остался старший инспектор ОУР Занько.

Рабок приказывает взять курс на улицу Якуба Коласа. Вот и знакомая по ночному происшествию квартира на втором этаже. Валерий Радкевич знает Оськина в лицо, может заметить издалека.

— Помогай, Валерий!

Бегут под колеса метры, сотни метров асфальта. До боли в глазах всматривается экипаж «газика» в лица и фигуры шагающих по тротуарам парней.

— Вот он, на остановке! — кричит Радкевич.

— Миша! Миша! — тотчас выскакивает он из машины и бросается к автобусу, который уже тронулся с места.

Оськин из полуприкрытых дверей прыгает на асфальт. Приземлился удачно... Замечает рядом с Валерием того самого высокого в штатском, понимающе ухмыляется.

— У нас к тебе дело, — начинает Валерий, когда Рабок достает из кармана записку.

Здесь же, на улице Горького, Оськин с каменным лицом читает коряво нацарапанные строки обращения дружка. Буряк и Пивчук для него авторитет. Но...

— Не веришь? — Рабок усмехается. — Поехали, сами поговорите.

В отделе внутренних дел Заводского райисполкома, куда привезли всех задержанных по подозрению в краже пистолетов, Пивчук только на мгновение появился перед растерянным компаньоном.

— Отдай «машинку», — буркнул он, и его тотчас увели.

Работники милиции вопросительно взглянули на того, кто невольно пособничал преступнику. Что руководило им в тот момент? Чувство ложно понятого товарищества? Дескать, выручу друга, уберегу его от неприятностей. А на самом деле? Медвежья услуга! Поощрение к новому преступлению, к новым неприятностям. Выход же был так прост: немедленно сдать оружие в милицию.

— «Машинка» не у меня, ее забрали.

Час от часу не легче.

— Кто? — стараясь не выдать волнения, спрашивает Рабок.

— Фамилию не помню.

— Адрес?

— Не знаю.

— Когда же это вы успели? Ну да ладно... Как зовут этого человека?

Молчание. Наконец:

— Валерий по кличке Черный. Мы с ним давно не виделись, а здесь случайно, с полчаса назад...

Неужели след потерян? Нет, нет, нет! Только не отчаиваться.

Парень уставился в пол. Красный, как перезрелый помидор, он готов теперь провалиться сквозь землю от стыда.

— Не помню, абсолютно ничего не помню.

— Как же вы с ним встречались, если не знаете ни фамилии, ни адреса?

— На квартиру звонил...

На квартиру? Это важная деталь.

— Номер телефона помните?

— Нет. Давно было.

— Давайте вместе вспоминать. С какой цифры начинается? Два? Три? Четыре?

— Кажется, шесть...

Через несколько часов Оськин назвал несколько приблизительно похожих номеров телефона.

— Черный, это ты? — Голос Михаила звучит неуверенно, глухо.

— А, Мишка! — отозвалась трубка. — Что тебе еще?

«Вызывайте на встречу», — шепчет Рабок.

— Надо встретиться, — повторяет Михаил.

— Зачем? — Черный, чувствуется по интонации, колеблется.

— Есть дело. Важное дело.

— Мы же только расстались...

— Надо.

Черный молчит, видимо, соображая, что ответить.

«Настаивайте, говорите, что откладывать нельзя», — подсказывает работник уголовного розыска.

— Надо кое-что сказать тебе. Не по телефону. Срочно, понимаешь?

— Нет у меня времени, чтобы катить куда-то.

«Говорите, что сами приедете», — звучит подсказка.

— Скажи, где ты живешь. Сам приеду.

В ответ молчание. И потом:

— Ладно. Ты откуда звонишь?

Оськин мельком взглянул на торчавший из верхнего кармана пиджака сотрудника ОУР уголок удостоверения и медленно, с расстановкой произнес:

— Я рядом с ГУМом.

— Приезжай на тринадцатом автобусе к моему дому. Он рядом с остановкой Короленко.

Автобусная остановка Короленко. На машине домчались за несколько минут, Черного не видно. Еще рано ему появляться: если ехать автобусом от ГУМа, то поездка из центра должна занять вдвое больше времени.

Прошлись один раз мимо остановки, другой... В нескольких десятках метров с заведенным двигателем замер «газик». Проходит пять... семь, десять минут. А вдруг Черный что-либо заподозрил?

«Если сейчас не выйдет он, — решает Рабок, — пойдем сами».

И в этот момент из-за угла дома появляется высокий, атлетического сложения парень.

Он! Медленно шагают ему навстречу трое — в центре Оськин. Черный замедляет шаг, подозрительно оглядывает спутников дружка. На его лице замешательство.

— Надо отдать, — виновато бормочет Оськин.