копьеметы будут бить твоих людей с безопасного расстояния.
— Я сказал, что никогда не сдамся тебе, негодяй! — Петроний погрозил Криспу кулаком.
— Оглянись, — повторил Крисп. — Ты же солдат, Петроний. Оглянись и подумай, много ли у тебя шансов выстоять. И еще скажу тебе: когда мы пробьем твои стены, — а мы их пробьем, — пощады не будет ни тебе, ни твоим прихвостням. — «Может быть, подумал он, — его люди взбунтуются и заставят сдаться».
Но Петроний еще правил своей крошечной империей. Он медленно обошел стены кругом, вернувшись на то место, откуда начал.
— Я вижу машины, — признал он таким тоном, словно жаловался на дневную жару.
— Что ты сделаешь, Петроний? — осведомился Крисп.
Петроний ответил, но не словами. Он взобрался на парапет, постоял там с минуту, обозревая просторы, которыми он — так необъяснимо — не правил. А потом, медленно и уверенно, так же умело, как все, что делал, шагнул вниз.
В стенах крепости и за ними солдаты одинаково вскрикнули от изумления. Но когда несколько солдат Криспа подбежали к распростертому под стеной телу, мятежники открыли стрельбу.
— Перемирие сохраняется! — заорал Крисп. — Мы не причиним ему вреда, клянусь благим богом, — мы спасем его, если сможем.
— Глупое обещание, — заметил Маммиан. — Лучше бы избавить его от мучений. Думаю, он этого и хотел.
Крисп понимал, что генерал прав. Но клятва дала мятежникам предлог не тратить стрелы. Когда Крисп заметил, что его солдаты, столпившиеся вокруг тела Петрония, ничего не делают, он подумал, что им тоже присуща грубоватая мудрость Маммиана. Потом прибежал запыхавшийся пехотинец и выдохнул: «Ваше величество, бедняга на голову упал».
Рука Криспа сама собой очертила на груди солнечный круг.
— Война закончена, — произнес он.
Он и сам не знал, что чувствует. Облегчение, конечно, — погиб опаснейший его враг. Но именно Петроний возвысил его, вначале в собственном доме, а потом при дворе Анфима. Конечно, он делал это прежде всего в собственных интересах, но Крисп не мог забыть этого и те годы, когда он и Петроний вместе усмиряли Анфима. Он вновь очертил солнечный круг.
— Я оставил бы ему жизнь, — пробормотал он себе.
— Он дал вам свой ответ на это, — отозвался Маммиан, и Криспу пришлось кивнуть.
Лишенные вождя, мятежники решили спасать собственные шкуры.
Ворота могучей крепости Антигонос отворились, оттуда вышел солдат с белым щитом. За ним тянулся весь гарнизон. Крисп послал отряд занять Антигонос от своего имени.
Внимание императора привлек блеск бритого темени. Крисп нехорошо усмехнулся.
— Притащите ко мне Гнатия, — приказал он своим телохранителям.
В простой синей рясе и сандалиях вместо патриарших риз, которые — Крисп готов был поклясться — он носил внутри крепости, Гнатий выглядел маленьким, хрупким и донельзя перепуганным. Двое могучих халогаев вытащили его из толпы и подволокли к императору. Гнатий рухнул ниц под ноги Криспу.
— Да будет на все, что случится со мной, воля вашего величества, — пробормотал он, не поднимая головы.
— Встаньте, святой отец, — сказал Крисп. — Лучше бы вам было поверить в меня. Вы бы до сих пор носили синие сапоги вместо Пирра.
В глазах Гнатия промелькнула искорка ехидного удовлетворения.
— Насколько мне известно, ваше величество, новый патриарх не вызвал у вас восхищения.
— Но он и не предавал меня, — холодно ответил Крисп. Гнатий вновь увял.
— Что вы сделаете со мной, ваше величество? — выдавил он тихонько.
— Отрубить тебе голову на месте — столько шуму будет, что ты его не стоишь. Придется вернуть тебя в город. Отречешься прилюдно, скажем, в Амфитеатре, чтобы потом не вздумал от своих слов отказываться, — признаешь Пирра патриархом и, по мне, можешь доживать остаток дней в монастыре святого Скирия.
Гнатий покорно склонил голову. Крисп знал, что он согласится.
Пирр — тот скорее отправился бы на плаху, распевая псалмы, чем изменил бы свои взгляды хоть на йоту. Крисп готов был признать его сильнее Гнатия духом, но жить с ним было не в пример труднее.
— И если ты выберешься за стены монастыря без письменного разрешения от меня и Пирра, познакомишься с палачом на месте, Гнатий, — предупредил Крисп.
— Да это же пожизненное заключение, — слабо возмутился Гнатий.
— Именно. — Крисп сложил руки на груди. Еще один протест, и он готов был кликнуть палача. Гнатий это понял. Прикусив губу до крови, он вновь поклонился.
— Уведите его, — распорядился Крисп. — И закуйте в кандалы. — Гнатий негодующе хрюкнул. Крисп сделал вид, что не замечает. — Один раз он уже сбежал, и второго шанса я ему не дам. — Он повернулся к Гнатию:
— Святой отец, я поклялся, что не причиню вреда вам, но ничего не говорил о вашем достоинстве.
— Я понимаю почему, — оскорбленно ответил Гнатий.
— Усеченное достоинство отрастает быстрее отсеченной головы, — заметил Крисп. — Помните это. Скоро вы вернетесь к своим хроникам.
— Верно. — Криспа весьма позабавило, как просветлел при этих словах Гнатий. Несмотря на политические амбиции и интриганские наклонности, он оставался истинным ученым. Без единого слова жалобы бывший патриарх поплелся вслед за халогаями.
Крисп внимательно оглядывал выходящих из ворот Антигоноса. Когда поток мятежников прекратился, император, нахмурившись, двинулся к ним. Халогаи сомкнули вокруг него кольцо.
— Где колдун Петрония? — вопросил Крисп.
Мятежники переглянулись, потом обернулись к крепости.
— Скепарн? — Один из них пожал плечами. — Я думал, он с нами, но его тут нет. — Остальные шумно поддержали его.
— Он мне нужен! — бросил Крисп с жестокой радостью. По милости колдуна он полгода провалялся в постели наподобие дохлой рыбы.
Только защитные чары Трокунда сохранили ему жизнь. Смертные заклятья считались государственным преступлением.
Явившийся по приказу Криспа Трокунд, прищурившись, оглядел толпу ободранных и грязных бывших обитателей крепости.
— Чародей может спрятаться на самом виду, — объяснил он Криспу, — под личиной другого человека. — Волшебник вытащил две монеты. — Та, что в моей левой руке — позолоченный свинец. Когда я коснусь ею настоящего золотого в правой руке с соответствующим заклинанием, согласно закону сродства будут выявлены и другие подделки.
Трокунд прочел заклинание и сжал обе монеты, настоящую и фальшивую, вместе. Волосы нескольких солдат из черных внезапно стали седыми, что вызвало хохот телохранителей, но иных изменений не произошло.
— Его здесь нет, — объявил Трокунд, и внезапно нахмурился. — Или мне так кажется…
Он снова коснулся золотого свинцовой фальшивкой и крепко зажал обе монеты в кулаке. Теперь его заклинание звучало сурово и мрачно, требовательно, грозно.
— Богом благим клянусь… — потрясенно прошептал Крисп. Черты одного из мятежников текли, как воск над огнем. Солдат на глазах становился выше и худее. Трокунд хрипло завопил от радости.
Лицо колдуна страшно исказилось, когда он понял, что обнаружен.
Он вытянул в сторону невысокого чародея когтистую руку, и тот, пошатнувшись, застонал. Монеты упали на землю.
Но и Трокунд был мастером чародейских наук; будь иначе, Анфим не выбрал бы его своим учителем в колдовском деле. Вцепившись в воздух, он удержался на ногах и нанес ответный удар. Скепарн согнулся,