сердито рыча, как они делали во время тренировок, которые были им не по душе. Трибун не обращал на это внимания. Тревога пылала ярче факелов во мгле тумана.

— Собери мне две манипулы, быстро! — сказал он Гаю Филиппу. — Думаю, Сфранцезы решились высадиться на берег. Остальных отправь защищать укрепления здесь. Гонца к Гаврасу — похоже, нас предали. Где Зеприн Красный? Туризин скорее выслушает его.

— Уж позабочусь, чтобы он действительновыслушал меня, — пообещал могучий халога, отлично поняв, что имеет в виду Марк. Занимая высокую должность в императорской гвардии при Маврикиосе, он был хорошо известен младшему брату Императора и его солдатам. Набросив поверх кольчуги волчью шкуру, Зеприн исчез в темноте.

Старший центурион лающим голосом отдавал приказы. Когда легионеры разошлись по местам, он повернулся к Скаурусу:

— Предательство? Ты думаешь, эти вшивые всадники встречают их?

— А что же еще?

— Ты прав, черт побери. Какой у нас план? Удерживать их, пока не получим подкрепление, и сбросить назад, в море?

— Если мы сможем это сделать.

Трибун хотел только одного — побольше узнать о тех, с кем ему предстоит сражаться. Равнодушный туман казался ему хуже самой страшной грозы.

— Теперь ты не сбежишь и не лишишь меня удовольствия подраться, — пропыхтел Виридовикс, подбегая к Скаурусу. — Ну что ж, идем. Ты бежал в полном вооружении, следовательно, у тебя были на то веские причины.

— Так и есть, — мрачно согласился Виридовикс. Но когда Марк взглянул на подозрительно серьезного кельта, тот усмехнулся ему в лицо.

Легионеры быстро шли на юг, следуя за видессианской кавалерией, и вскоре Марк почувствовал, как почва под ногами начинает подаваться. Даже в темноте и тумане ему не нужно было спрашивать, что это может означать. Он услышал, как Виридовикс ругается по-галльски, и уловил имя кельтской богини-лошади Эпоны. Трибун оступился, едва не упав на мокрый песок.

Видессиане были все еще невидимы в темноте и густом тумане, но он слышал, как их офицер приказывает:

— Всем высадиться на берег!

— Ты что, сдурел, пресноводная швабра? — ответил ему тонкий голос. — Мои солдаты промочат свои штаны. Мы спустим лодки.

— Становись в цепь! — негромко сказал трибун.

Слаженно, как на параде, легионеры выстроились в боевой порядок и приготовились к сражению.

— Кричите «Гаврас!», когда мы пойдем в атаку, — приказал Скаурус. — Пусть предатели знают, с кем имеют дело.

Он боялся, что пришел слишком поздно: весла плеснули совсем близко, лодки уже причаливали.

— Вперед! — скомандовал трибун.

— Гаврас! — вырвался крик из двухсот солдатских глоток. С мечами и копьями наперевес римляне бросились вперед У кромки воды начался невообразимый хаос.

Большинство видессиан уже соскочили с коней и стояли с факелами, освещая путь подходившим лодкам. Скаурус видел, как несколько факелов упало, когда его солдаты прокричали свой боевой клич. Дико заржала лошадь — заметив в тумане движение, римляне метнули копья. Властный женский голос глухо спросил:

— Что за встречу вы нам подготовили, командир?

— Стойте! — отчаянно крикнул трибун и благословил отличную дисциплину легионеров, которым пришлось внезапно остановиться.

— Что случилось? — зарычал Гай Филипп. — Они ругаются друг с другом, а нам-то что за дело? Иногда мне кажется, что имперские солдаты не могут воевать без своих потаскух.

Грубый голос старшего центуриона не мог заглушить даже туман, и Марк поблагодарил богов, в существовании которых он вообще-то сомневался, что товарищ его говорит по-латыни. Он ответил:

— Сдается мне, что ругается это не кто иной, как Комитта Рангаве. И можешь назвать меня кельтом, если я не прав.

Гай Филипп громко лязгнул зубами.

— Женщина Туризина? О великий Юпитер! Хотя, подожди! Она ведь осталась на другой стороне Бычьего Брода вместе с остальными юбками и пацаньем. — Прошу прощения, Скаурус, — добавил он поспешно.

Скаурус нетерпеливо махнул рукой, отметая ненужные извинения. Эти корабли не могли быть кораблями Сфранцеза — Комитта напоминала дикую тигрицу, но не была предательницей. Однако эти суда не могли принадлежать и Туризину — корабли из его сборной флотилии давно возвратились к своим обычным занятиям. Все эти выводы не оставляли ничего, кроме очевидного факта: какие-то корабли стояли у берега.

Перед рядами римлян вспыхнули два факела. Марк пошел им навстречу, и через несколько мгновений различил ковылявшего по мокрому песку капитана видессиан. Это был невысокий человек с красным лицом, седоватой бородой и густыми сросшимися бровями. Рядом с ним действительно шла Комитта Рангаве, бледная, с узким, прекрасным и хищным, как у сокола, лицом. Трибун отвесил им обоим галантный поклон и, к своему ужасу, услышал собственный раздраженный голос, в котором не было и тени любезности:

— Может ли кто-нибудь из вас, во имя Скотоса, сказать, что здесь происходит?!

Капитан недовольно поднял бровь, плюнул на песок и, посмотрев на небо, развел руками.

Я, должно быть, задел его религиозные чувства, подумал Скаурус. Ну что ж, тем хуже для него.

Комитта посмотрела на римлянина свысока, но ответом все же удостоила:

— Император решил, что наступило время подругам и семьям воссоединиться с его солдатами. Разве тебя не поставили в известность? Мне очень жаль.

Она была типичной аристократкой и извинялась так, словно, разговаривая со слугой, признавала свою мелкую оплошность. Трибун подавил в себе горячее желание схватить женщину за точеные плечи и вытрясти из нее все сведения о происходящем. Религиозный капитан поспешно пришел к нему на помощь:

— Корабли, стоявшие на острове Ключ, объявили себя сторонниками Гавраса, едва он начал осаду города. Когда поднялся туман, мы отплыли из крепости. Его величество приказал вам укрыться в какой- нибудь бухте и, дождавшись следующей туманной ночи, перевезти семьи солдат и офицеров через Бычий Брод, чтобы их не перехватили корабли Сфранцеза. Все удалось как нельзя лучше.

— Ключ, — выдохнул Скаурус. Теперь, когда капитан объяснил ему все в нескольких простых фразах, трибун мысленно выругал себя за свою глупость. Флот острова Ключ был вторым по значимости в Видессосе после столичного, и Марк прекрасно знал это. Увы, он никогда не обращал внимания на море и все связанное с ним, и потому даже прозрачный намек Туризина не открыл ему глаза на планы Императора.

— Что, и на этот раз не подеремся? — спросил Виридовикс, не подчинявшийся никакой дисциплине, кроме своей собственной, и потому увязавшийся за Марком.

— Похоже, что так, — ответил трибун, все еще удивляясь случившемуся.

— Нет, вы только подумайте! — громко возмутился кельт. — Первый раз ваше сиятельство берет меня в стычку — и тут же оказывается, что стычки-то как раз не будет вовсе!

Видессианский капитан, такой же профессионал-солдат, как и любой римский ветеран, посмотрел на кельта как на опасного сумасшедшего. В глазах Комитты Рангаве, однако, загорелся определенный интерес, хотя Марк и надеялся, что Виридовикс на заметит этого. Похоже, надежда трибуна сбылась, во всяком случае, пламенная речь кельта была прервана самым неожиданным образом. Вынырнувшие из темноты две девицы бросились ему на шею, громко взвизгивая:

— Виридовикс! Милый! Мы так скучали без тебя!

Держа в одной руке факел, а в другой щит, кельт как мог пытался приласкать их. К облегчению Скауруса, высокие ноздри Комитты раздулись, как от плохого запаха.

Возвратившись к своим солдатам, трибун быстро разъяснил им ситуацию. Римляне издали восторженный