— Одна самочка умерла, — сказал он с грустью. — С другими все нормально. Скоро я приведу их к вам. Самец тоже в порядке.

— Я скучаю по Байал. С ней было весело играть… Не то что с Пери, которая все время орет, — многозначительно добавила Ламра, с шипением выпуская воздух из дыхательных пор, как частенько делал Реатур, когда размышлял или грустил. — Сдается мне, что новенькие будут еще глупее, чем Пери.

— Возможно, но сейчас меня больше интересуешь ты, а не они, — Реатур склонил к Ламре еще один глазной стебель. — Не знаю ни одной самки, которая говорила бы, что скучает по другой, после того как та… после того, как та почковалась, — задумчиво произнес хозяин владения. — Ты запоминаешь больше других, правда?

— Почем я знаю? — ответила Ламра вопросом на вопрос. — Я знаю, что помню сама, а не то, что помнит кто-то другой.

— Верно. — Глазные стебли Реатура снова качнулись, словно он хотел рассмеяться. — А ты могла бы представить, что… ну, что ты достигнешь моего возраста или хотя бы возраста Терната?

— Ерунда какая! — фыркнула Ламра. — Кто когда-либо слышал о старой самке?

— И в самом деле, кто? — Реатур вздохнул точно так же, как и она совсем недавно. Ламра не смогла удержать свои глазные стебли от смешливого покачивания. Реатур протянул пару рук и как-то неуклюже погладил ее по голове.

— Знаешь, Ламра, я тешу себя надеждой, что самец, которого ты носишь, родится похожим на тебя. Я хочу, чтобы он был таким же сообразительным.

Ламра задумалась. Она не привыкла загадывать так далеко вперед. Зачем это нужно самке?

— Как бы я хотела убедиться в том, что ты надеешься не зря, — наконец сказала она. — Хотела бы узнать, будет он сообразительным или нет.

Реатур на мгновение обратил к ней все шесть своих стеблей, чего прежде не делал никогда.

— Я тоже хотел бы, чтобы ты убедилась сама, малышка. Я тоже, — он помолчал, а затем произнес фразу, смысла которой Ламра не поняла: — Я начинаю завидовать человекам, будь я проклят, если нет.

С этими словами хозяин владения покинул палаты самок.

Несколько минервитян, собравшихся на краю ущелья, наблюдали — кто одним, кто двумя, а кто и тремя глазами — за завершавшим последние приготовления к спуску Фрэнком Маркаром.

— Зачем тебе надо спускаться вниз? — спросил самый старший из них, самец по имени Эноф, глядя, как Фрэнк проверяет, хорошо ли закрепилась петля длиннющей веревки, закинутая на большой скалистый выступ. — Скажи мне снова, словами, которые я смогу понять.

— Я попытаться, — ответил геолог. Он не смог бы объяснить все как следует, даже если бы в совершенстве знал язык омало. Никакие доводы не убедили бы их в том, что есть вещи, ради которых разумное существо способно отправиться в бездну по собственной воле. — Видишь, эта тропа здесь кончаться, а я хотеть спуститься ниже в Йот… в Ущелье Эрвис.

— Как ты осмеливаешься идти туда, где можешь упасть? — спросил Эноф, волнообразно покачивая глазными стеблями, что, вероятно, означало содрогание при одной мысли о том, что собирается сделать человек. — И это при том, что ты обладаешь всего двумя ногами и двумя руками, которыми сможешь держаться.

— Как я пойду? Осторожно, — Фрэнк вздохнул, подыскивая подходящие слова. — Слушай. Когда я не на тропа, я всегда иметь веревка, привязанная к большой камень. Если я падать, то падать недалеко.

— Понимаю. Вы, человеки, искусно обращаетесь с веревкой. Но ЗАЧЕМ тебе нужно спускаться?

— Научиться у камней… о камнях. — Лучшего варианта перевода термина «геология» на минервитянский Фрэнк не нашел.

— Камень есть камень. Все они одинаковы, — ответил Эноф, но, поразмыслив, сказал: — Ну, может, не совсем одинаковы. Некоторые камни тверже других, некоторые лучше отламываются… Ты хочешь научиться, какие камни лучше для инструментов? Так зачем лезть в Эрвис? Я сам тебя научу.

— Нет, не для инструменты. Хочу смотреть, как камни меняться во времени. Новые камни — вверху Эрвис, старые — внизу.

Глазные стебли Энофа закачались — он смеялся. «Я — как Рейган: говорю что-то смешное только тогда, когда хохмить и не собираюсь», — подумал Фрэнк.

— Все камни стары как мир. Как может один быть старше другого? — не сдавался Эноф.

Фрэнк покачал головой; Эноф общался с пришельцами постоянно и должен был понимать значение этого жеста.

— Вспомни о двух ОКАМЕНЕЛОСТИ я найти в скалах.

Ключевое слово геолог произнес по-английски, но Эноф, похоже, не забыл, что оно значит. Фрэнк показывал ему и другим самцам пару образцов, найденных им с неделю назад. Аборигенам было легче понять и запомнить новое слово, чем туманное иносказание, которое потребовалось бы геологу, чтобы сказать то же самое по-минервитянски.

— Я помню, — сказал Эноф. — Одна окаменелость была похожа на ногу носвера, превратившегося в камень. Но как может носвер превратиться в камень?

«А вот для этого я должен прочесть целую лекцию», — подумал Фрэнк. Ладно, без рассказа о том, как «носвер превращается в камень», они пока обойдутся.

— Подумай, откуда тот камень, похожий на нос-вера?

— Ты нашел его совсем недалеко отсюда, насколько я помню, — ответил Эноф. — И что из того?