ночам, но Моника наняла охрану, и скоро эти посещения прекратились. Она пыталась узнать, почему он вел такую жизнь, но не получила ответа ни на один из своих вопросов.

Майкл стал очень замкнутым и молчаливым, часами сидел в саду и смотрел на небо, откинувшись в шезлонге. Что бы ни предлагала Моника, он от всего отказывался с вежливой улыбкой — никаких ресторанов, вечеринок, казино. Он словно бы наказывал себя за что-то. Зато вообще перестал пить. Он всегда был такой — бросался из крайности в крайность и никогда не мог найти золотой середины.

И по-прежнему не обращал внимания на Монику. То есть он, конечно, был очень мил, но держал себя так, как будто она была посторонним человеком. Переехав из отеля в дом, она еще надеялась, что сможет повернуть время вспять и возвратить их доверительные отношения. На большее, похоже, рассчитывать уже не приходилось.

И Моника смирилась — на сей раз с ролью сиделки. Завтрак в саду, чтение вслух, обед, прогулка по набережной, ужин, телевизор, сон. Размеренная жизнь, как в больнице, где дни тянулись бесконечной одинаковой чередой. И она бы согласилась с таким существованием, если бы чувствовала от Майкла хоть какую-то отдачу. Но он походил на глыбу льда, и все было безнадежно.

Последним ударом стали дошедшие до Моники — не без помощи Дайаны, конечно, — слухи. Начали говорить о том, что мисс Брэдли ухаживает за своим сводным братом с одной лишь целью — завладеть его деньгами. Мало того, говорили и о том, что она всячески пытается его соблазнить, держит при себе и никуда не выпускает, опасаясь, что он найдет себе нормальную девушку из порядочной семьи, с которой можно без стыда вступить в брак.

Моника была потрясена — такого поворота событий она никак не ожидала. Она рассказала обо всем Майклу, но он только пожал равнодушно плечами.

— То есть ты согласен? — спросила она настойчиво.

— Не знаю, ничего не знаю. — Он старался не смотреть ей в глаза. — Но юрист сказал, что с моего банковского счета исчезают деньги.

Моника побледнела.

— Ты думаешь, я ворую твои деньги?

Майкл молчал, а она словно окаменела. Он, ее любимый человек, ради которого она была готова на все, ей не доверяет. Сердце вдруг пронзила резкая обжигающая боль, она покачнулась, схватилась за спинку стула.

— Ты могла бы просто попросить у меня денег, я бы с радостью поделился.

Моника оказалась в ужасном положении — оправдываться было бессмысленно, да она и не собиралась унижаться. А уйти сейчас и навсегда — значит признать свою вину. Безвыходная ситуация.

Она подождала еще, но Майкл по-прежнему равнодушно смотрел куда-то в сторону. Ей стало страшно, но мысль работала: подделать подпись на чеке, хорошо зная почерк владельца, не так уж и сложно. А в доме в последнее время бывало столько разных людей: вполне возможно, что кто-нибудь из них, воспользовавшись случаем, украл какие-нибудь бумаги.

— У тебя больше ничего не пропадало? — спросила Моника.

Терять ей было нечего, а оставаться навсегда с пятном позора — нет уж, увольте.

— Не знаю.

— Пожалуйста, сходи и посмотри.

— Да зачем? — Майкл лениво потянулся. — Все документы лежат в сейфе, а код знаю только я.

— Я прошу тебя.

— Ладно.

Он нехотя встал и отправился в дом. Моника, замерев, ждала его возвращения. И вдруг из окна на третьем этаже раздался громкий крик. Она бросилась туда, взбежала по лестнице и увидела Майкла — он стоял перед открытым сейфом, спрятанным в стене под ковром.

— Меня ограбили! Он был вскрыт! Нет, ты только подумай!

— Звони в полицию, — решительно сказала Моника. — Правда, я думаю, что уже слишком поздно. Когда ты заглядывал сюда в последний раз?

— Не помню, пару месяцев назад, кажется.

— И все было в порядке?

Майкл кивнул.

— Значит, это сделал кто-то из твоих новых приятелей. Надо обо всем рассказать полиции. И предупредить банк, чтобы деньги выдавали только лично тебе.

Он, не слушая, бросился к Монике.

— Ты сможешь меня простить? Господи, я так виноват!

— Ничего. Не думай об этом.

Вечером, когда все успокоилось — уехал следователь и полицейские, снявшие отпечатки пальцев и долго расспрашивавшие Майкла о людях, его посещавших, — Моника наконец смогла облегченно вздохнуть. Хорошо, что все закончилось.

И Майкл вдруг резко переменился. Он сам приготовил ужин — поджарил мясо с шампиньонами, сделал салат из свежих овощей с оливковым маслом, открыл бутылку коллекционного вина.

— Давай поговорим, — предложил он, когда они сели за стол.

— О чем? — устало спросила Моника.

— О нас, конечно. Я хочу кое-что тебе рассказать. — Майкл разлил вино в бокалы, приподнял свой, посмотрел на просвет. — Когда ты уехала, я чуть не сошел с ума, просто места себе не находил.

Она слушала молча, затаив дыхание: ведь именно об этих словах мечталось в далеком Париже бессонными ночами. Сейчас он скажет, что понял главное — он не может жить без нее, и они поднимутся в спальню, погасят свет и подарят друг другу несказанное наслаждение.

Но странно, мысль об этом не приносила радости. Моника прислушалась к внутренним ощущениям — сердце билось ровно, и не было никакого волнения. Она удивилась этому состоянию, ведь раньше наверняка все было бы иначе, и голова бы кружилась, и перед глазами плыл бы туман. Может, это реакция на слишком сильные переживания?

— Все так глупо вышло, — продолжал Майкл, — но понимаешь... — Он запнулся и тут же продолжил: — Я не мог поступить иначе. Ты для меня теперь — самый дорогой и единственно близкий человек. А если бы мы с тобой...

Неожиданно для себя Моника кивнула:

— Ты прав. Не стоит разменивать наши чувства. Останемся братом и сестрой, да?

— Ты это искренне говоришь? — Он подался вперед, едва не сбив на пол свой бокал.

— Да. Давай забудем о прошлом.

И, глядя на немного смущенное и в то же время радостное лицо Майкла, Моника вдруг поняла — все закончилось. Любовь, хранимая в душе, умерла. Нежнейший бутон чувств высох, так и не распустившись.

Майкл вскочил, подбежал к Монике и обнял ее.

— Ты себе не представляешь, как я рад!

Она улыбнулась.

— Вот и замечательно.

Ночью, лежа в постели, она смотрела на крохотную звездочку, слабо мерцавшую в окне, и думала о том, что только теперь начинается для нее новая жизнь. Все, что было раньше, казалось чем-то далеким, почти ненастоящим, словно пригрезилось. И несчастливая влюбленность, и вечер с Биллом, и даже учеба в Париже.

Моника осталась ни с чем: самая горячая ее мечта обратилась в остывший уголек, а надежды — в горстку пепла, которую скоро развеет ветер времени. Значит, надо все начинать сначала. И первым делом все-таки обзавестись пусть временным, но собственным домом. И заняться работой. А там, кто знает, может, и появится человек, который займет пустующее место в ее сердце...