– Что ты здесь делаешь, Бернард?

– Кое-что банальное и в то же время эффектное. Как всегда, ты же знаешь.

– Ты пришел спасти меня, да? Снять драконью закуску с крючка?

– Я пришел сделать бум-бум.

– О Господи! Мне следовало догадаться. Здесь? Прямо здесь? – Она высвободилась из его объятий.

– Чтобы поднять на воздух эту кучу камней, нужна ядерная бомба. Я заглянул сюда, чтобы чуть-чуть подкрепиться, – Бернард жестом указал на многослойный свадебный торт, стоявший на столе в дальнем конце зала, – и подождать, пока все уснут и я смогу залезть наверх. Я собирался взорвать макушку пирамиды.

– Но зачем?

– В качестве свадебного подарка. Все остальное, что я мог бы тебе подарить, есть у Физеля, причем в шесть раз больше. Остается только бум-бум. А ты бы узнала мой почерк?

– Ну конечно! У тебя талант ошибаться целью.

– Эй! Поосторожнее. Кстати, у пирамиды на долларовой купюре верхушка сдвинута. Это традиция, ну или самореализующееся предсказание. Так что ты там говорила насчет неправильного выбора цели?

– Эта куча камней, как ты ее называешь, не просто изумительно красива. Пирамида – самое важное сооружение на планете за тысячи лет, и ты как никто другой должен это понимать.

– С чего ты взяла?

– Ты был наедине с пачкой «Кэмела». Разве до тебя не дошло сообщение?

– Какое сообщение? Там было написано, что в пачке нет призовых купонов и что курение вредно для моего здоровья.

– Я имела в виду другое сообщение.

– Которое?

– Если ты не знаешь – в чем лично я сомневаюсь, – сейчас не время объяснять тебе это.

– Ты права. Приближается время «Ч». Ли-Шери, не могу поверить, что ты выходишь замуж за черноволосого.

– Волосы тут ни при чем. Но раз уж ты заговорил о них, мне не нравится твоя борода. Она делает тебя похожим на Джека-Потрошителя.

– Джек вообще не носил бороды. Ты такая сердитая, потому что я собирался снести макушку твоей пирамиды?

– Да. И еще из-за твоего письма.

– А, из-за письма. Должен признаться, оно вышло очень агрессивным и бестолковым. Я не собирался быть таким резким, но меня разозлила шумиха. Все это попахивало старым синдромом спасения мира, но я не хотел тебя обидеть.

– А как насчет «лая на луну»?

– А что здесь такого?

– Это все, чем была для тебя наша любовь?

– Это и есть любовь. Любовь – не клавирный концерт в светской гостиной и, черт возьми, уж точно не фонд социального обеспечения, новомодное лекарство от рака, ирландский тотализатор или дискотека роллеров. Любовь приватна, проста и первобытна, она чуть-чуть пугает и пугается сама. На память приходит карта Луны из колоды Таро: огромное, странное ракообразное существо со сверкающим панцирем, шевеля клешнями, выползает из воды на берег, а дикие псы воют на тучную луну. Сверху все усыпано сердечками и цветочками, но под ними скрывается истинная любовь – чокнутая и полоумная. Все попытки приучить ее проситься на горшок, облагородить, вырядить крабов в голубиные перья и заставить их петь колоратурным сопрано обречены на провал. В итоге вы получите плохую пародию. Есть много чудных звуков, описывающих понятие «нравиться», но слову «любить» больше соответствует хриплый лай. Несмотря на это, я сожалею о том письме. Я написал тебе другое, помягче, но к тому времени, когда я нашел почтальона, ты уже ускакала из Сиэтла на лучшем султанском верблюде. Наверное, мне не стоило тебя винить, но я имел полное право страдать.

Ли-Шери вернулась в объятия Бернарда. Он так и стоял с вытянутыми руками, словно медведь в витрине чучельника. Они снова надолго замерли обнявшись и, сами не зная почему, крепко прижимались друг к другу. Стоя в этой позе, из-за плеча Бернарда принцесса увидала у входа Абена Физеля. Она ощутила определенные нервные импульсы, но прежде чем ее мозг успел послать приказ мышцам, Физель захлопнул дверь. Ли-Шери затаила дыхание, прислушиваясь, не щелкнет ли ключ в замке. Он щелкнул.

– По крайней мере быстрая смерть от голода или жажды нам не грозит, – сказал Бернард. Он с громким хлопком откупорил бутылку шампанского и потянулся к свадебному торту.

– Не смей! – рявкнула принцесса и перехватила его руку, нависшую над затейливым украшением в центре торта.

– Ах, прости. Я думал, прием отменен. – Дятел отставил бутылку в сторону.

– Ну конечно же, отменен. Конечно. Я сглупила. Можешь съесть хоть весь этот чертов торт. На вот! – Ли-Шери отломила большой кусок и, рассыпая глазировку, протянула его Бернарду. Вид сахарной глазури, крошащейся у нее между пальцев, напомнил ему о тех днях, когда банда Дятла скрывалась в горах и устраивала снежные бои, чтобы не терять форму и разогреть кровь.

– Вообще-то я сладкоежка, но ты не волнуйся: с утра я все равно собирался к дантисту.

– Шампанского? – Перед тем как отдать бутылку Бернарду, принцесса отхлебнула из нее. В нос ей ударило так много пузырьков, что она едва могла вздохнуть. Ли-Шери почувствовала себя субботней ночной телепрограммой с эстрадным оркестром в носу.

– Шампанское изобрел монах-католик, – сообщил Бернард. – Сделал глоток и выбежал из своей кельи с криком «Я выпил звезды! Я выпил звезды!». Текилу придумала кучка задумчивых индейцев, увлекавшихся пирамидами и человеческими жертвоприношениями. Где-то между шампанским и текилой находится тайная история Мексики, как тайная история Америки лежит где-то между вяленым мясом и «Хостесе Твинкиз». Ты, кажется, не расположена слушать афоризмы?

– Бернард, мы попали в переделку?

– Тебе лучше знать. Я не знаком с привычками этого джентльмена. Как долго он может злиться?

– Ему придется нас выпустить. Придется. В городе моя мать и Хулиетта. Кругом полно репортеров. Он обязательно выпустит нас до рассвета.

– Тогда еще шампанского, дорогая. Кстати, торт очень вкусный. У меня праздничное настроение, что весьма нехарактерно.

Ли-Шери рассмеялась.

– Я и сама чувствую какой-то непонятный восторг. Странно. Все, о чем я мечтала и над чем трудилась, рассыпается на части, а я все равно счастлива. А еще я замерзла.

Она была одета в голубые джинсы и зеленую футболку без рукавов. Бернард накинул на плечи принцессе свою черную вельветовую куртку. Динамитные шашки стукнулись о ее груди. Ли-Шери по-прежнему дрожала от холода, и тогда Бернард вытащил из-под блюда с тортом кружевную скатерть, и они оба завернулись в нее, словно влюбленная парочка – в одеяло на футбольном матче между Гарвардом и Принстоном.

– В центральном зале Великой Пирамиды всегда одна и та же температура – семнадцать и восемь десятых градуса по Цельсию, – сказала принцесса. – Я хотела создать здесь точно такие же условия. Семнадцать и восемь – это тебе не Мауи.

– Раз уж нам надо убить время, расскажи-ка мне об этой пирамиде – почему она так важна и что я должен был вычитать на моей пачке сигарет.

– Поздновато, бестолковщина, – вздохнула принцесса, но поскольку шампанское так искрилось, а свадебный торт белел глазурью и манил кремом и поскольку при свете лампы Клеопатры отличить Гарвард от Принстона все равно было нельзя, Ли-Шери принялась рассказывать свою историю и рассказала ее от начала до конца.

Тем временем полиция осматривала перевернутую вверх дном квартиру Ли-Шери, а Абен Физель энергично распространял слух о том, что его невесту похитили сионисты.

Похитителем скорее можно было назвать французское шампанское. Оно крепко взяло обоих, не оставив записки о выкупе.

– Я писаю звездами! – радостно крикнула принцесса.

Бернард достал из кармана рубашки пачку «Кэмела» и выполнил с этим миниатюрным НЛО летные маневры, издавая звуки третьего рода, имитирующие сигналы спутника.

– Звезды попали мне на туфли, – пожаловалась Ли-Шери по возвращении.

Бернард атаковал ее летательным аппаратом.

– Это твой ответ на мою теорию?

– Помнишь парочку с Аргона? В прошлом месяце я столкнулся с ними на Голливудском бульваре. Нина Яблонски написала киносценарий, взяв за основу мои приключения, и пыталась всучить его Джейн Фонде[95] и Элен Латурель.[96] Террорист-тинейджер становится звездой экрана. Я поехал в Лос- Анджелес, чтобы все это прекратить, и встретил этих двоих в китайском супермаркете. Они угощались пина-коладой. Это опровергает твою теорию?

– Чуть-чуть уводит в сторону. А как насчет зрелища, которое мы наблюдали с борта «Развеселой пирушки»? Это тебе не пина-колада, любимый.

– Что видели, то видели. В небе над Гавайями и в китайском супермаркете. Я начинаю нервничать, когда ты упоминаешь об НЛО. Подозреваю, ты надеешься на их помощь. Что мне нравится в летающих тарелках, так это то, что мы не знаем, спасут они нас или угробят. Или сделают и то, и другое. Или вообще ничего. Они вроде бы не лишены чувства юмора. Мне доставляет удовольствие считать их космическими бунтарями. Мне нравится думать, что они точно так же могли пригреметь из китайского супермаркета, как с Аргона или Халеакалы. Черт, вкусно!

– Ты открыл новую бутылку? Бернард!

– Ням!

– Ну… тогда что скажешь насчет пачки «Кэмела»?

– А что ты скажешь насчет машины для размягчения мяса? Это же дверь, ведущая к приключениям, если ты знаешь, как заглянуть в нее.

– Да… Мне придется с этим согласиться. Да! Все правильно! – Ли-Шери захлопала в ладоши.

– Ты нашла ключ к мудрости в пачке «Кэмела». Безусловно, это одна из самых удивительных наших реликвий, но ведь есть и другие. Лично меня поражает богатством символики кухонная спичка, а гель для укладки волос – явное приглашение поучаствовать в тантрических ритуалах поклонения высшей сущности. Магическая сила твоей пачки сигарет заключается в ее прямоте. То есть она говорит открытым текстом: ВЫБОР. Если ты ищешь простую истину, по которой хочешь жить, – вот, пожалуйста. ВЫБОР. Мы не должны покорно принимать то, что предлагает нам общество или природа, мы должны делать свой ВЫБОР. В этом и заключена разница между пустотой и субстанцией, между настоящей жизнью и бледной тенью на конторской стене.

Ли-Шери порывисто поцеловала Бернарда.

– Я знала, что ты поймешь. Почему же я не встретила тебя раньше, парень?

Бернард протянул ей бутылку и запел:

– Бернард, мне вовсе не хочется петь.