на него никто даже не ложился. Но он не подумав ни о чём другом, как только о том, что Кушнир уехал к себе, прошёл расстроенный на кухню, решив с горя поесть. Но в прихожей висела на вешалке его дублёнка и стояли полуботинки. Данька глянул на двери в ванную и туалетную комнату, света не наблюдалось, сбегал в большую комнату с диваном и креслами, пусто. Осталась спальня матери, и он толкнул дверь. Но всегда не запирающаяся дверь не поддалась. Постояв, почёсывая затылок перед таким вопросом и обиженно сопя, за бессовестное надувательство, он ушёл спать, забыв про интернет.

За завтраком Данька, не смотря на свои любимые блины, фыркал и грубил. Что не могло не броситься в глаза Никите и насторожить Лену. Она, переворачивая блинчики на сковороде, попробовала пошутить. — Дань, помнишь: 'Они хранили в жизни мирной привычки милой старины: у них на Масленице жирной водились русские блины'. Женишься, тебя ждут походы к тёще на блины, Дань, с икрой. — Данька зловеще засопел.

'Со своей любовью и не заметили, что Данька сидит, уставившись стеклянным взглядом в свою чашку и даже не помешивает ложечкой, как это он любил делать'. Вдруг прозрев, они переглянулись, и Кушнир обеспокоено спросил:

— Эй, ты чего! Мне показалось или ты сегодня шипишь, как гусь, не с той ноги встал?

— Я — то, как раз встал оттуда куда лёг, а вот некоторые нет…,- процедил сквозь зубы Данька деревянным голосом. — Это не честно! Понял?! Я не дам её обижать.

Никита с Леной напоминали мумии. Они оба потеряли дар речи. Косясь друг на друга, ожидали, чем кончится эта буйная сцена. Похожий на взъерошенного петуха, Данька рвал и метал: кулаки сжаты, на его глазах появились даже слёзы.

Никита, перестав жевать, поднялся и, подав знак Лене не лезть, приподняв парня под мышки, подталкивая перед собой, повёл в его комнату. Закрыв за спиной дверь, чтоб не слушала бредни сына Лена, скрывая волнение за ироничностью стиля, сказал:

— Хочешь поговорить, как мужик с мужиком, давай поговорим. Как я понял: разочаровал тебя, так сказать, не оправдал твоего высокого доверия…

— Хватит юморить… — наскакивал тот. — Чего ты её охмуряешь? Крутишься возле неё точно ястреб чего? Это не честно, не честно!

— Что именно? Ты внятно говорить можешь? — сложив руки на груди, прикрыл спиной вход Никита. — С чего такой накал у спокойного хлопца…

— Я не думал, что ты такой… Не думал.

— А ну кончай себя накручивать и, если хочешь быть услышанным, говори так, чтоб тебя поняли, — приказал Кушнир.

Но Данька пытался взять уши Никиты штурмом.

— Ты молодой, а она старая, — орал во всё горло парень, жестикулируя руками и пиная в запале попадавшие под ноги кресла.

Кушнир не сменил позы и не добавил громкости своему голосу.

— Она тоже молодая, это ты у неё взрослый получился для её лет.

Данька выбился из сил и убавил накал, перейдя на более человеческую речь:

— Но она тебе не нужна. Зачем тебе мамка, когда длинноногих вешалок навалом. Для галочки, да? Сочинительницу в список побед захотелось внести, да? Потом фыр-р и слиняешь?

Кушнир усадил его на диван и примостился рядом на валике:

— Должен тебя разочаровать. Вешалками мужики после пятидесяти интересуются, я ещё не дорос до такого затухания организма. С матерью у нас всё серьёзно не волнуйся. Галочка тут совсем не причём, я сам не ожидал, что увязну, но утонул по самую макушку. До сих пор получается и не знал толком, что это за зверь такой, любовь? С чем её едят и как прикусывают. Глупости одни сплошные были.

— Врёшь ты всё, — кинулся на него с кулаками Данька. — Гад ты, гад! Воспользовался её одиночеством. Она тебе на фиг не нужна. Зубы мне не заговаривай. Про ерунду на постном масле плетёшь… Какая к ней может быть любовь…

Никита властной рукой усадил его на место.

— А ну успокойся. Нечего тут детством брызгать. Это наша с ней жизнь. Она и так полжизни прожила не своей. То отец водил, по своим дорожкам не интересуясь ей, то ты эгоист пользуешься на всю катушку. Дай пожить, как хочется Лене самой.

— С тобой что ли? — уколол он Кушнира.

Тот прижал ладонью его вздрагивающее плечо:

— А что плохой вариант?

Данька поднял на него злой взгляд:

— Ты ж потешишь своё самолюбие и кинешь… Да и сейчас не понятно, она же мамка моя.

— Она женщина в первую очередь. Вы почему-то напрочь упустили это с отцом обои. А — то, умник помнишь, что говорил: 'фригидная она, никто ей не нужен…'. А она горячая, живая.

— А тебя это задело. Ты решил помочь старушке?

— Вот дурак. Нам хорошо вместе. В отцы я тебе не набиваюсь. У тебя свой был, дай Бог каждому, но мы неплохими можем быть друзьями.

— Если вам так хорошо чего же вы ругаетесь постоянно? — съязвил Данька, правда, перестав наскакивать.

— Жизнь бьёт ключом. Это характеры притираются. Сам же говорил, с отцом всегда молчала. Не за чем было надрываться. Поморгай глазами, со мной она раскрылась, женщиной себя почувствовала. Ворчит, — боится себя и нового попадания опять в кабалу к мужчине. Она просто не понимает, что мужики все разные и я не Долгов. Идёт на ощупь, по любому поводу страхуясь. Сейчас пятнадцатилетние уже зубы съели в таких вопросах, при каких она осторожничает и теряется или занимает бойцовскую стойку.

— Но ведь это безумие долго не продлиться- грохнул кулаком в ладонь Данька.

— Кто в нашей жизни может за что-то долгоиграющее поручиться… Ты думал, что так не оглядываясь разбегутся родители? Погибнет отец? Ну вот. Давай, ничего не планируя, просто попробуем жить.

А Данька обескураженный, растерянный в своей беспомощности, не просто возмущался, а наскакивал бойцовским петухом:

— Зачем тебе вся эта канитель, а? Скажи, зачем?

Никита понял, что поверить мальчишка может только в самые главные слова и он сказал их ему:

— Я люблю её!

Попал в точку. Это сразу выбило в нём злость.

— Я даже не мог себе представить в страшном сне такого «романтического» финала вашим гавканьям. — Никита улыбался, а паренёк ткнул ему пальцем в грудь:- Эй, орёл, ты матери хоть правду сказал о себе? — устав от спора, перешёл вплотную к реальному, чем можно достать и ковырнуть Кушнира, Данька.

Но тот был честен, чем выбил у него из-под ног распирающую его вредность.

— Нет. Затянул, а сейчас повода не найду… Сам уже дёргаюсь. Не без того — боюсь.

И всё же Даниил найдя повод укусить, ввернул:

— А если мать узнает?

Попал. Никита занервничал.

— Откуда! Ты же не скажешь?

— Я-то нет. Но ты и случай не откидывай. Что ж ты ей врёшь про себя, всё паришь про телефонного мастера или ещё чего добавил?

Никита вздохнул и развёл руками:

— Про мастера. Чего хихикаешь… Подкинь идею получше.

Данька сморщил нос. В глазах заиграли искорки смеха.

— Чему ты меня учишь, маменьку обманывать… Не пойму, как она врубиться не может в отношении твоей скользкой личности. Ведь жила же в твоей квартире, ездит на твоей машине с твоей охраной, как ослепла…

— Помалкивай. А там видно будет.

— А если она, узнав о твоих бабках и фирмах, к тебе откажется переезжать. Заметь ситуация повторяется. Только на этот раз игра катит в другую сторону.

— Тогда я буду жить с вами. Вопрос исчерпан. Пошли завтракать, а то остыло всё и мать наверняка испереживалась.

Но у самых дверей Данька запнулся.

— А я-то слепое котя думаю, с чего ты нас караулишь?

— Слепота — это у вас семейное, — посмеиваясь, Никита увлёк его в сторону кухни, поближе к блинам.

Когда они вернулись, Лена стояла у окна и плакала. За окном падал крупный, равнодушный снег. Белые снежинки медленно кружились в белом вальсе. Стыд перед сыном и обида на свою неудавшуюся жизнь, давили и взрывали грудь. Её плечики вздрагивали под тонкой тканью халата. 'Ну вот и всё… Ну вот и всё! — стучало болью в висках. — Размечталась дура'. 'Лен!?' 'Мам', — с двух сторон обняли её мужики. Лена зарыдала ещё громче, попробовав убежать, но у неё это плохо получилось. Никита развернул её к своей груди, а Данька приложился к спине.

— Ну что ты, мамуль, пока любится, люби, я ж не против, — поглаживал её плечи Данька. — Тебе к лицу любить. Точно-точно!

— Вот видишь, мы обо всём договорились. — Заверил её Никита. — Теперь под твоей рукой два мужика.

А Данька, считая трепотню лучшим лекарством, балаболил:

— Ма, хочешь, я тебе что-то весёленькое расскажу. Про баобабы слышала? Ну вот. Африканские баобабы — огромные деревья, достигающие 150 метров в высоту и 50 в ширину. Представляешь, какая силища. Так вот в Кении в одном из баобабов размещена элитная гостиница на 50номеров.

— Это ты загнул старик, — подмигнул ему Никита.

— Больно надо. В Зимбабве в дереве устроена автобусная станция с залом ожидания, а где-то ещё, забыл где, самая настоящая тюрьма.

— Ладно вам, — улыбнулась Лена. — Как говорят в Одессе: вы меня за кого держите? Садитесь за стол, я разогрею, остыло всё.

— У меня предложение, — надкусывая котлету, заявил Никита. — Давайте съездим куда-то на несколько дней вместе. Хотя бы в те же Карпаты. Лен, у тебя, если не ошибаюсь, было желание посмотреть. Данька покатается, и вместе опять же все побудем.

— Ма, а что, давай, скатаем… Рождество как ни как. Встряхнёшься немножко, а то со своей работой белого света не видишь. На лыжи ты, конечно, не рискнёшь встать, но на санках накатаешься запросто. Будет куда выплеснуть эмоции.

— Как скажете. — Отмахнулась от иронии отпрыска Лена. — Только плачу я.

Никита, как водится, открыл рот, опять со своей песней о том, что это его идея, но Данька достал его колено под столом ногой. Прося помалкивать. На том и порешили.