И земля, и свод небесный — все мое! Владея ими, Не боюся власть утратить над вассалами моими. Небеса ключом я запер осторожно, со сноровкой. И связал я твердь земную длинной, крепкою веревкой; Ключ — в кармане, а веревку вам не вырвать и тисками! За концы ее схватился я обеими руками… Люди, тише! Духи, тише! Вы себя ведите строже! Не шуметь, не волноваться — а не то… избави, боже! Покосясь на вас сердито, так и топну, погодите, Что в смущеньи и тревоге кувырком вы полетите! Тише, тише… Спаи, хочу я, но сомкнуть глаза нет мочи. Загасить скорее солнце! Блеск его мне колет очи… Если ж солнце не захочет прекратить мое терзанье, Голову ему обрейте без пощады, в наказанье, Как и мне ее обрили мраколюбцы-лиходеи, Чтоб она не проливала в свет блестящие идеи.II Смотрите! Вот в печку чертенок вскочил. Я встретил его, будто кума, учтиво. Чертенок из всех выбивается сил, Огонь раздувает он крыльями живо. Микстуру для света готовит и рад, Что опиум с маком мешает когтями; Влил капельку крови, чтоб был аромат, Дополнил, для вкуса, лекарство… слезами. Горчицы достал из французских газет, Кваску — из немецких; взял мелкие крохи Надутого чванства из них же, чтоб свет Понюхал, чем пахнет от нашей эпохи. Микстуру в бутылку старательно влил, Закупорил крепко с улыбкою злою, И горлышко склянки своей засмолил Смолою кипящею, адской смолою. Потом сигнатурку принялся писать, И вот что на ней написал он сурово: 'В столетье три раза ее принимать, Тогда человечество будет здорово'.III Ах, войдите, милый доктор, вы учились, без сомненья, Различать все минералы, и металлы, и каменья. Вас просить я смею: Повнимательней взгляните, как мне люди порадели, Удивительные четки люди добрые надели На больную шею. Тверды, будто бриллианты, и воды прозрачней, чище, Эти четки озаряют наше бедное жилище: Будто солнце блещут, — И мильонами сияний, чрез мгновение, проворно Изменяясь, отливаясь, удивительные зерна Радужно трепещут. Как головка у булавки, посредине каждой четки Капля красная из крови, точно у сиротки, Светится алмазом. И от них благоуханье к небу ясному струится, Но внутри их — ты не пробуй — горечь адская таится, Отравишься разом. Назови же этот камень. Отвечай мне, доктор. Ну-ка! Или знать всего не может эскулапская наука? Мой ученый жалкий! Мне же сердце подсказало, сердце — вещий мой оратор: То сухие слезы негра. Вызвал их злодей плантатор И бичом и палкой.
1874
ПАУТИНА
(Из Вл. Сырокомли)
Вьет паук тенета, над работой бьется, Пустит нить по ветру — муха попадется. Складывая песни, ты, поэт народный, Уловляешь сердце мыслью благородной.
