Царь наш — юный музыкант — На тромбоне трубит, Его царственный талант Ноту 'ре' не любит: Чуть министр преподнесет Новую реформу, — 'Ре' он мигом зачеркнет И оставит 'форму', 'Что за чудное гнездо Наша Русь Святая! Как прекрасно наше 'до', 'До'… до стен Китая'. И с женою и с детьми, Чувствуя унылость, Царь не знает ноты' 'ми' (Есть словечко 'милость'). Помня ноты две 'la-fa', Царь не любит сплина, — На Руси ему — 'лафа', Разлюл_и_-малина. Царь сыграет ноту 'соль' Без ошибки, чудом, Если явится 'хлеб-соль' С драгоценным блюдом. Уподобясь на Руси Господу-аллаху, Он выводит ногу 'си' (Сиречь: 'да')… на плаху.
ПОХОРОНЫ
Хоронили его в полуночном часу, Зарывали его под березой в лесу. Бросив в землю его, без молитв, без попа, Разошлась по домам равнодушно толпа. И о нем плакал только нахмуренный лес; На могилу смотрели лишь звезды с небес; Мертвеца воспевал лишь один соловей, Притаившись в кустах под навесом ветвей. Тот, кто пулей свинцовой себя погубил, Этот лес, это небо и звезды любил; Он лесного певца на свободу пустил, Потому — что и сам о свободе грустил.
КАЗАЧОК
Фонари кругом бросают свет унылый, бледный. На забитой, жалкой кляче едет 'Банька' бедный. Седоков у 'Ваньки' двое: барыня-старушка Да в истасканной ливрее казачок Петрушка; Зябнет он, закрыв глазенки, с холоду трепещет, А извозчик в рукавицах лошаденку хлещет. Ты не бей ее напрасно! Полно, перестань-ка За двугривенный тиранить лошаденку, Ванька! Посмотри: она устала, снег ей по колено… Вздорожали нынче, Ванька, и овес и сено, У твоей несчастной клячи кожа лишь да кости, Привезти еще успеешь старушонку в гости!
