Казалось, мой словесный поток сбил с Батлера спесь. Но уже через секунду его наглое лицо исказила ухмылочка.
— Я принес вам деньги, мистер директор. Только сначала хочу, чтобы вы забрали из кабинета шерифа свою жалобу на меня и написали покаянное письмо, в котором черным по белому, скажите, что приносите мне извинение за вымогательство крупной суммы денег.
Я всегда знал, что Батлер наглец. Но настолько!
— Вы заблуждаетесь, мистер…
Он меня прервал как нашкодившего слугу. Бросил мне на кровать пачку купюр. А я не смог сдержать себя — кинулся не на него, а к деньгам — пересчитывать. А вдруг он блефует? о деньги оказались настоящие. Мне показалось, что ночью выглянуло солнце…
— Вроде все точно, мистер Батлер. Он даже бровью не повел.
— Присаживайтесь, — сказал я еще любезнее.
— Садитесь вы, — заорал он — и пишите записку шерифу.
Я попробовал отшутиться, хотя конечно было понятно, что он не шутить и собирается меня бить.
Мои резоны покончить дело утром его не тронули. Более того, он пристал ко мне с бредовой идеей, будто я должен залезть вместе с ним в кабинет шерифа сейчас! ночью! — изъять мою жалобу и положить взамен оправдательное письмо. Он достал пистолет.
— Мистер Чарльз Батлер, — заюлил я, — вы как будто знали, что в молодости я был акробатом. Мне приятно, что я смогу вспомнить молодость и воспользоваться ее уроками, но скажите, зачем вам этот цирк ночью, если завтра утром я сделаю все то самое, войдя через двери.
— Мне это нужно сейчас, и это достаточный повод! — заорал Батлер. — О'кей?
Это его «о'кей» меня убедило больше всего. После такого вопроса не шутят.
В конце концов я ничего не теряю. Залезу в окно к шерифу и оставлю у него все свои извинения.
— Главное, не оставить следов, так мистер Батлер? — спросил я его как можно веселее.
Как мне раньше не пришло в голову: он одет как те негры, что принесли фикус.
— А как вы умудрились проникнуть в номер за спинами черномазых? — пытался я создать непринужденную атмосферу, судорожно одеваясь.
— Секрет, — отрезал он.
Меня осенило. Батлер имеет талант фокусника. Черный платок — от следов грима. Пожалуй, с ним стоит иметь дело на арене цирка.
— По рукам, — подобострастно сказал я.
Мой вес уже не тот и возраст дает себя знать, но почему бы ради красивой шутки, которую умеет рождать Батлер, не испытать свое старое дряхлое тело на прочность.
— Вы падших дам любите? — спросил он меня без всякой видимой связи.
Я как можно простосердечнее признался, что «романы» — это мое хобби.
— Я свожу вас в клуб, куда пускают только плантаторов по рекомендации, — добавил он со значением. — Вы представляете себе, какие там девочки?
Я представил и сделал вид, что в этот час ночи мне все это безумно интересно.
— Тогда за дело, — разорался неугомонный южанин. — Моими стараниями к нему медленно возвращалось хорошее настроение. С ним он не казался мне таким опасным.
— Прежде всего садитесь и пишите. Если у вас нет ума, воспользуйтесь моим. Я могу вам надиктовать.
Как всегда его наглость не имела границ. Я изобразил любезность и уселся за конторку.
— Диктуйте, мистер Умник, — попробовал пошутить я, чтобы сохранить за собой хоть долю самостоятельности.
Батлер воспарил за мыслью.
— Итак, обращение — «судья». Нет, лучше «мой судья». «Хочу развеять ваше недоумение. Дело слишком неотложно, чтобы тянуть его, как»… «чтобы тянуть его как»… Мистер Галлимар, за что можно тянуть прилично?
— За хвост, — промямлил я.
— За хвост — это банально, хотя и вполне добропорядочно, — согласился Батлер. — Значит «дело слишком неотложно, чтобы тянуть его как питона за хвост. Он у меня в руках». Следите за нитью моего рассуждения.
— Вы это судье или мне? — прервал я его.
— Вам, конечно, — оборвал меня Батлер. — Впрочем, если вы находите это красивым, можно и судье.
Давайте дальше: «…как питона за хвост…Посему мне показалось неприлично не показать вам нить моих рассуждений. Я знаю, что мистер Батлер Чарльз, эсквайр, пострадал…»
— «Эсквайр» через «е» или через «э»?
Я зря отвлек Батлера, это было понятно по его лицу.
— Вас что, в Европе грамоте не обучают? — его взгляд выражал презрение и в том числе то, что он сам этого не знает.
— Пишите без первой буквы, — решил он, — «…засим, сообщаю вам, что я не имею ни йоты сомнения в порядочности причин задержки мистером Чарльзом Батлеро-ом»…, обойдемся без эсквайра…. «задолжения мне денег на неопределенный срок. Скорее я усматриваю свою торопливость в деле получения денег, достойной всяческого порицания-я…, зачем и приношу свои извинения… Чарльзу Батлеру Сэмуэлю — эсквайру».
Тут я возмутился.
— Мы же договорились без «эсквайр»!
Батлер долго на меня смотрел.
— Если вам не нравится мой эпистолярный слог, — он хотел сказать «пишите сами», но это был явно не лучший вариант. Он сказал как Соломон.
— …Пишите как пишется. В конце концов с судьей мы учились в одном пансионате. Я думаю, он так же относится к слову «эсквайр», как и я.
Его последующее молчание было красноречиво.
— Написали?
Я вытер пот со лба.
Он понял мой жест по — своему.
— Хорошо. Запечатайте конверт вашим перстнем. Это признак благородного происхождения? Да? И отнесите письмо судье.
— А вы?
Он, конечно, не отказался быть моим компаньоном.
Я уже одевался. Прикидывал как мы будем проходить мимо стойки портье. Это было бы забавно. Я не знал, как объясню тайное появление в номере белого господина.
Но портье спал. Во сне он пускал слюни.
— Счастливый человек, — скептически заметил Батлер, — видит, наверное, сон, как вышвыривает вас из гостиницы.
— Бросьте. Он видит сны про то, что он флибустьер. У него же рыло потомственного пирата.
Мы вышли из отеля. Дома судьи достигли быстро. Все окна были завешаны тьмой.
— Он в самом деле здесь не ночует, — спросил я Батлера.
— Если бы вы знали, какая у него жена, Галлимар, вы бы не задавали этого вопроса.
— Что, такая строгая?
— Привлекательная! Ночь вдали нее — это преступление. Знаете, я подумаю о том, чтобы сменить профессию плантатора, на профессию директора цирка. Столько знакомств с новыми людьми, с новыми местами!
— И новыми долгами. Не платит, практически, каждый второй. Поэтому я хожу с пистолетом.
Я обошел дом со всех сторон. Надо было найти место поуязвимей.
— И что, помогает пистолет?
— Как правило нет. А вот знание человеческих душ — очень. Вы думаете, если бы я этого не знал, я