Утром я попросил её поехать со мной на вокзал встречать Челнокова. Она стала отказываться.

— У меня такой вид…

— Ну, знаешь! Будь я женщиной в твоём положении, честное слово, ходил бы с гордо поднятой головой! Смотрите, мол, на меня, — скоро произведу на свет нового человека. Может быть, это будет второй Ломоносов или Максим Горький. Поехали!

На вокзале, в ожидании поезда, я уже, наверное, в десятый раз рассказывал Елене о том, какой хороший человек Модест Иванович.

— Он был для меня не только заботливым учителем, но и старшим братом, даже отцом, хотя он старше меня всего на несколько лет.

Подошёл поезд. В дверях вагона показался высокий, сухощавый человек с чемоданом в руке. Я бросился к нему, мы обнялись. Не знаю, испытал бы я большую радость, если бы действительно встречал родного брата.

Я познакомил Челнокова с Еленой, и мы поехали домой.

За завтраком он рассказал о переменах, которые произошли у них после моего отъезда.

— Амирджанов стал наркомом республики, а Левона назначили начальником отдела. Вырос парень. Хорошо работает! Шурочка вполне оправдала наши надежды — стала настоящей чекисткой. В общем, хорошая дивчина… Да, Иван, помнишь того перебежчика, которого прислали к нам? Оказался замечательным парнем — умный, расторопный. Ты бы видел его радость, когда его приняли в советское подданство!.. «Вот теперь у меня есть настоящая родина!» — говорил он всем. Скоро вступит в партию, — я дал ему рекомендацию. Работает прекрасно. Хорошо, хоть и с акцентом, говорит по-русски. Поступил в вечерний университет, историком хочет стать. Понимает, что в наше время без основательных знаний далеко не пойдёшь!.. Это я испытал на себе, — ежедневно возникают десятки сложных экономических и технических вопросов, а ты хлопаешь глазами или разводишь руками — не понимаешь, с какого бока подойти к ним. Нет, брат, теперь на ощупь работать нельзя. Чтобы руководить, нужно знать, причём знать много!

— Да вы ешьте, ешьте! — Елена подвинула к нему тарелку с оладьями.

— Спасибо! Оладьи у вас, Елена Степановна, знаменитые, давно не ел таких!

— Значит, ивы решили взяться за учёбу? — спросил я.

— Решил, и твёрдо решил! Долго колебался, трудно ведь в моём возрасте сесть за парту. Но что поделаешь? Нужно! В один прекрасный день проснёшься и увидишь, отстал, отстал безнадёжно! И никому-то ты не нужен. Обижаться тоже будет не на кого, — сам виноват!

Модест Иванович остался таким же простым, искренним, каким был раньше. Да и внешне он мало изменился, — жилистый, подтянутый, только морщинки залегли под глазами.

— Не женились? — поинтересовался я.

— Нет, брат, как-то некогда было… Вот смотрю на тебя и завидую. Между прочим, Иван, почему ты обращаешься ко мне на «вы»? Давай-ка попроще, хотя ты теперь и большой начальник!

— Вы для меня были и останетесь на всю жизнь учителем и человеком, которому нужно подражать! — ответил я.

— Если б вы знали, Модест Иванович, как Иван любит вас, — добавила Елена.

— Это у нас взаимно…

— Отдыхайте, а я пойду на работу. К обеду вернусь! — Я поднялся.

— Какой отдых! Я и так все бока отлежал в вагоне. Пойду поброжу по городу. Ещё лучше, если б ты дал мне провожатого, поехал бы с ним на шахты, на металлургические заводы…

— Зачем провожатого? Постараюсь освободиться через час-полтора — поедем вместе. Всё покажу — спущу в самую глубокую шахту! — предложил я.

Модест Иванович гостил у нас три дня. За это время мы побывали с ним во многих местах. Он интересовался всем, подолгу стоял у забоев, присутствовал при разливе чугуна, расспрашивал рабочих, мастеров, беседовал со специалистами.

— Да, брат, край у вас богатый, — не переставал повторять он. — Недаром называется всесоюзной кочегаркой!..

Челноков уехал, а его слова о том, что без знаний в наше время руководить нельзя, крепко засели у меня в голове. В самом деле, строились новые гигантские предприятия, старые заводы и шахты реконструировались, оснащались новейшей техникой, а мы продолжали работать по старинке…

Каждую осень в начале учебного года я подавал рапорт с просьбой направить меня на учёбу. И каждый раз получал один и тот же ответ: «В просьбе тов. Силина И. Е. об откомандировании на учёбу отказать»…

Не знаю, победило ли моё упорство или в центре тоже стали понимать, что без серьёзных знаний мы, старые работники, выдохнемся и в скором времени выйдем из строя, но разрешение на учёбу я получил в 1930 году. Меня направляли в Промышленную академию. Не теряя времени, сдал дела моему преемнику, взял Елену с сыном и укатил в Москву — за три недели до начала учебного года.

Мы поселились в общежитии академии, в маленькой, светлой комнате. Егора устроили в детский сад, а сами с Еленой, особенно первое время, ходили по музеям и чуть не каждый вечер бывали в театре.

С гражданской войны я ни разу не пользовался отпуском — был только в командировках в Москве, Харькове — и теперь, неожиданно обретя полную свободу, чувствовал себя как-то даже неловко и скучал по работе. Постепенно привык, втянулся в учёбу, жизнь наладилась. Осуществилась и давнишняя мечта Елены — её приняли в медицинский институт.

Сегодня выпускной вечер. Все возбуждены, волнуются, как дети. В конференц-зале идут последние приготовления.

Подумать только — пронеслось четыре года!

Правду сказать, на первых порах было трудно, очень трудно. Отвыкли мы все от учёбы, да и позабыли многое из того, что знали. Временами опускались руки, казалось, ничего у нас не получится и мы с позором вернёмся на те места, откуда нас послали в академию. Это ведь не шутка — за четыре года без подготовки пройти полный курс вуза и защитить диплом инженера!

Мне было легче, чем многим моим товарищам. Я как-никак окончил железнодорожную школу, имел неплохую домашнюю подготовку, а большинство пришло в академию с четырёх-пятиклассным образованием. Были среди нас и такие, которые впервые сели за парту после революции. Впрочем, народ был упорный, настойчивый, с большим жизненным опытом, и все работали не жалея сил. Нам очень помогали преподаватели академии. Эти самоотверженные люди делали всё, чтобы передать нам свои знания, приучить нас к самостоятельной работе с книгами.

Наконец настал долгожданный вечер. Зал набит битком. На сцене, за столом президиума, — руководители академии, профессора, преподаватели, представители наркоматов. Нам, выпускникам, отвели первые ряды. Сидим как именинники — смущённые, счастливые. Учёный секретарь зачитывает фамилии. Один за другим мы поднимаемся на сцену, принимаем поздравления директора, под аплодисменты всего зала получаем диплом и, не в силах сдержать улыбку, возвращаемся на место.

Очередь доходит до меня. Я слышу, словно через стену, как учёный секретарь называет мою фамилию, и не двигаюсь с места. Сосед толкает локтем: «Идите».

Стою на сцене весь красный, волнуюсь. Жарко. Секретарь читает:

«…Прошёл полный курс Промышленной академии, защитил диплом на «отлично». Решением учёного совета Силину Ивану Егоровичу присваивается звание инженера-механика и вручается диплом с отличием…»

Я бормочу невнятные слова благодарности и под аплодисменты возвращаюсь на место.

На концерт не остаюсь — спешу в общежитие к Елене. Она не смогла прийти на вечер, — не с кем было оставить нашего младшего сынка, Степана. Ему всего семь месяцев.

Дома, на празднично убранном столе, бутылка моего любимого красного вина «Шамхор», — Елена