новичку, научить его, облегчить ему первые шаги на новом месте. А здесь встретили меня недружелюбно, даже, можно сказать, враждебно.

Начальник управления, атлетического телосложения человек, всей своей неуклюжей фигурой оправдывающей свою фамилию Медведев, принял меня сухо.

— Говорят, ты из образованных, — сказал он. — Что ж, это неплохо. Теперь нас, старых вояк, не особенно жалуют. Мы ведь институты не кончали, грамоте учились на медные гроши.

— Я тоже институтов не кончал, — отпарировал я. Тон его не понравился мне.

— Как же, тут в характеристике сказано, что ты шибко грамотный, знаешь языки! — Он достал из ящика письменного стола мою анкету и ещё раз заглянул в неё.

— Для этого не обязательно кончать институт!

— Ладно, это к делу не относится. Давай с самого начала определим наши взаимоотношения, чтобы потом не вышло недоразумений. Я подчиню тебе три ведущих отдела. Но ты не воображай, что прислан сюда комиссаром. Начальник здесь я, и ты не должен принимать никаких важных решений без моего согласия. Понял?

— Не совсем. Не понимаю, при чём тут комиссар? Я прислан сюда, чтобы вместе с вами охранять интересы рабоче-крестьянской власти, и, разумеется, знаю, что вы мой начальник.

— Говоришь ты складно, посмотрим, что дело покажет! — Медведев отпустил меня, даже не познакомив с общей обстановкой в области.

Очень скоро я убедился, что Менжинский имел все основания не слишком лестно отзываться о Медведеве. Резкий, грубый, он вообразил себя диктатором и не допускал возражений. О том, чтобы поговорить с работниками по-товарищески, выслушать их совет, не могло быть и речи. Все вопросы он решал единолично, то и дело слышен был его бас: «Я знаю, я приказал, я так считаю». Он из всего делал величайшую тайну и неохотно информировал даже губернские партийные организации о наших делах. Любимыми его изречениями были: «Чекистом быть — это тебе не щи лаптями хлебать» или «Мы тоже не лыком шиты! Хоть в школах и не учились, но знаем, что к чему».

Вторым заместителем у него был Зеликман, выходец из мелкобуржуазной среды. Он знал литературу, любил музыку, сам немного играл на флейте. В противоположность Медведеву, Зеликман был мягок и обходителен. Страдая язвой желудка, соблюдал строжайшую диету, тщательно следил за своим здоровьем и старался ни во что не вмешиваться. Такой заместитель вполне устраивал властолюбивого Медведева. Про моего предшественника рассказывали, что он терпел-терпел грубости начальника, потом стало ему невмоготу, — он разругался с Медведевым и уехал.

Среди начальников отделов и сотрудников были хорошие, знающие дело люди, но, задёрганные Медведевым, работали они вяло, особой инициативы не проявляли.

Помня наказ Менжинского постараться найти с Медведевым общий язык, я на первых порах молчал. Нужно было вникнуть в обстановку. В этом неоценимую помощь оказал мне начальник одного из отделов, бывший студент Свирский. Мы с ним просиживали до поздней ночи, читали донесения с мест и знакомились с оперативными сводками.

По сводкам и донесениям выходило, что в губернии всё благополучно. На её обширной территории, на которой сосредоточены важнейшие экономические объекты страны, нет ни тайных организаций, ни контрреволюционных групп. Одно из двух: или их нет в действительности, что маловероятно, или враги так замаскировались, что мы не можем напасть на их след…

И сколько-нибудь крупных происшествий тоже нет — только мелкие диверсии. Начальник станции Дружковка, некий Козлов, отправил на переплавку большую партию остродефицитных железнодорожных костылей и этим затормозил ремонт дороги. Козлова арестовали… На шахте «Глория» заактировали двадцать вагонов крепёжного материала, полученных из далёкой Архангельской губернии, и раздали рабочим как топливо. Проверкой на месте было установлено, что крепёж вполне пригоден, хотя и не первого сорта. Тут угадывалась хитро продуманная комбинация: с одной стороны, «облагодетельствовать» рабочих, снабдив их дровами, в которых была большая нужда, с другой — приостановить на некоторое время работу шахты…

По этому делу арестовали несколько человек. Но следствие затянулось: обвиняемые доказывали, что это неоправданный риск — пускать в дело сомнительный крепёж. Экспертиза, проводимая с помощью местных специалистов, давала противоречивые заключения, но большинство высказывалось в пользу обвиняемых. Таким образом, не были вскрыты полностью все обстоятельства и факт умышленного вредительства остался недоказанным.

Спекуляция у нас процветала. При большом количестве всяких частных предпринимателей: булочников, кустарей, лавочников, разносчиков и маклеров, — продающих всё, в том числе воздух и дым, иначе и быть не могло!

Я имел любопытный разговор с одним маклером.

— Скажите, чем вы торгуете? — спросил я его.

— Всем! — был невозмутимый ответ.

— Нельзя ли конкретнее?

— Пожалуйста! Покупаю и продаю скот, уголь, хлеб, металл, мануфактуру, даже музыкальные инструменты. Одним словом, всё, на чём можно заработать.

— У вас, должно быть, есть контора, склады, перевалочные пункты?

— Ничего подобного. Я только посредник и товар в глаза не вижу. Узнаю, что такому-то требуется, скажем, лес или уголь, подыскиваю продавца, свожу их и получаю с обоих свой куртаж. Так называется вознаграждение за труды.

— Где же вы берёте уголь, металл? Ведь частных заводов и шахт в стране нет?

— Наивный вы человек, гражданин начальник! — усмехнулся мой собеседник. — Там, где пахнет наживой, всё можно купить. Были бы у меня большие деньги, я мог бы купить персидскую шахиню!..

— Это как раз не так уж трудно, а вот где берут ваши клиенты уголь и металл, вы не ответили.

— Везде найдутся люди, мечтающие красиво пожить, — они комбинируют и продают. Понятно, я вам их не назову, — честь коммерсанта не позволяет мне это!

— Какая, к чёрту, честь! — не вытерпел я. — На простом языке это называется спекуляцией, продажей краденого!

— Ах, гражданин начальник!.. Весь мир держится на таких комбинациях. Почему я должен быть исключением? За идеи обед и вино не подают!..

Чтобы лучше ознакомиться с делами на местах, я побывал на заводах, на шахтах, беседовал с множеством людей. Меня поразило удивительное благодушие, царившее всюду. Даже среди партийных работников существовало мнение, что враги революции окончательно разгромлены и сейчас никто не осмелится выступить против Советской власти.

Мои взаимоотношения с Медведевым складывались поначалу не плохо. Я старался не противоречить ему, а он терпел меня, хотя и не испытывал ко мне особой симпатии. Однако вскоре начались открытые столкновения с ним.

На крупной шахте «Южная-бис» произошёл сильный взрыв.

К счастью, обошлось без человеческих жертв, но шахта надолго вышла из строя. Виновником взрыва оказался молодой техник по фамилии Осетров.

Во время допроса он признался, что во всём виноват. Экспериментировал — хотел ускорить проходку, но ошибся в расчётах.

Следователю дело Осетрова показалось предельно ясным, и он не стал больше утруждать себя. Так и появилось заключение, в котором следователь обвинял Осетрова в умышленном вредительстве и требовал для него пятилетнего тюремного заключения.

При рассмотрении дела я усомнился в правильности заключения следователя, попросил отложить решение и дать возможность провести доследование.

— Брось мудрить, Силин, — хмурясь сказал Медведев. — Чего тут ещё доследовать? Человек сам признался, что взрыв произошёл по его вине.

— А почему вы не допускаете, что он действительно хотел ускорить проходку и ошибся в расчётах?

— Допустить всё можно!.. Вопрос совершенно ясен, и нечего разводить канитель. У нас и так до черта