Вошёл я в кабинет коменданта, протянул круглолицему, с бритой головой человеку свои документы, отрапортовал:

— Иван Силин явился в ваше распоряжение.

— Наконец-то! — Комендант встал из-за стола и, вразвалку подойдя ко мне, протянул большую сильную руку: — Здорово, тёзка! Меня тоже зовут Иваном! Иван Мефодьевич Яблочко. Слыхал такую фамилию? То-то, не слыхал, — единственный в своём роде! — Он был небольшого роста, кряжистый, в суконных брюках клёш, в чёрной куртке, из-под которой виднелась тельняшка, в чёрных ботинках, начищенных до блеска, на боку, на длинных ремнях, висел маузер. Яблочко хлопнул меня по плечу и предложил сесть. — Ну, рассказывай, откуда родом, в каких местах побывал, чем промышлял?

Внимательно слушая меня, он время от времени кивал головой.

— А языки? Ты по-иностранному хорошо балакаешь?

— Только по-французски.

— Кроме французов, ну, скажем, турки, итальянцы, англичане поймут тебя?

— Итальянцы ещё может быть, остальные нет.

Яблочко задумался.

— Понимаешь, нехорошо получается! Они бормочут на своём языке, а ты — дурак дураком, хлопаешь ушами и ни черта не понимаешь! Да ладно, как-нибудь… Сейчас я представлю тебя нашим хлопцам. — Он приоткрыл дверь и крикнул: — Васька, свистать всех ко мне!

В кабинет один за другим вошли человек пятнадцать молодых, загорелых парней и четыре девушки. Когда все расселись, Яблочко поднял руку, чтобы прекратить шум.

— Митинг… Тьфу ты чёрт, собрание, значит, считаю открытым, — начал он, стоя за столом. — К нам приехал новый товарищ, Иван Силин. — Жест в мою сторону. — В отличие от вас, чертей, он знает иностранные языки, — стало быть, отныне работать нам будет легче. Приказываю ввести товарища Силина в курс дела и соблюдать железную революционную дисциплину, работать так, чтобы ни один сукин сын не околпачил нас и не вывез за границу народное достояние в виде золота, бриллиантов и других ценностей, чтобы ни одна контра не ускользнула от нас! Ясно?

— Ясно, — дружным хором ответили собравшиеся.

— Завтра отплывает большой итальянский пароход. Смотрите в оба, подготовиться как следует!

Отпустив сотрудников, Яблочко повёл меня в город.

— Здесь живёт наша братва, — сказал он, останавливаясь у двухэтажного каменного дома. — Я приготовил твой кубрик, пойдём покажу.

То, что он называл кубриком, действительно походило на пароходную каюту. Узкая прямоугольная комнатка, железная кровать, две табуретки, вешалка и крошечный столик.

— Я живу тут, за стеной, — Яблочко ударил рукой по стене. — Тихо тут, спокойно, посторонних не бывает. Оставь вещи — и марш в Чека! Представлю тебя начальству.

Мы побывали с ним у председателя Чека, у двух его заместителей. Заходили к начальникам отделов. Яблочко везде держался непринуждённо, ко всем обращался на «ты», шутил, балагурил. Видно было, что здесь его любят и давно привыкли к его чудачествам. Меня же руководители Чека встречали с плохо скрываемым разочарованием. Они, как и Гогоберидзе, ожидали, наверное, встретить солидного, опытного работника, а вместо этого перед ними стоял худой девятнадцатилетний мальчишка.

Яблочко повёл меня и в финчасть, познакомил с главным бухгалтером, приговаривая, что «Сидор Яковлевич — светлая голова и самая главная фигура во всём Чека». А с начхозом у него вышла маленькая перебранка.

Зайдя к нему, он ещё с порога закричал:

— Эй ты, скупердяй! Выдай моему помощнику такую робу, чтобы все барышни заглядывались. Лучше, конечно, морскую.

— Опять ты за своё! Что, по-твоему, здесь: Чека или Управление военно-морского флота? Откуда я возьму морскую одежду? — досадливо морщась, огрызнулся тот.

— Управление не управление, а хорошую робу подавай! Иначе душу из тебя вытряхну.

— Морской волк нашёлся, не испугаешь! Нет у меня ничего.

— Открой кладовку, сам посмотрю, — не отставал Яблочко.

— Не могу.

— Почему?

— Не положено!

— Значит, мой помощник должен ходить в обносках? Пойми ты, дурья голова, не для форсу прошу, — он с иностранцами будет разговаривать на их языке, со всякими там капитанами, импортёрами и офицерами!

Последние слова Яблочко произвели впечатление, и начхоз, чертыхаясь, повёл нас в кладовую. Морской формы там действительно не оказалось, зато нашлись замечательные синие галифе, шерстяная гимнастёрка, кожаная куртка, мягкие шевровые сапоги и тонкое бельё. Завязав всё это в узелок, я расписался в получении и вслед за Яблочко вышел на улицу.

Проходя мимо ресторана под золотой, во всю длину фасада вывеской «Италия», Яблочко предложил зайти туда и пообедать. Сели за стол. Мой начальник широким жестом завсегдатая заказал два борща по- украински, натуральный бифштекс с жареной картошкой и спросил, буду ли я пить водку.

От водки я отказался. Он попросил подать бутылку красного вина и заказал себе двести граммов водки. Поймав мой недоуменный взгляд, подмигнул:

— Хочешь, угадаю твои мысли? Ты сейчас подумал: «Откуда у этого чёрта деньги на такое угощение?» Ну как, угадал?

Я невольно рассмеялся.

— Я, брат, богат, как Ротшильд! Тридцать миллионов получил. Порядок есть такой: за пойманную контрабанду Сидор Яковлевич нам проценты начисляет. Дело-то, конечно, не в деньгах, — разъяснил Яблочко, намазал на ломтик чёрного хлеба горчицу, посыпал солью и положил перед собой.

Официант принёс маленький графин водки, открыл бутылку вина и бесшумно исчез. Яблочко наполнил мой бокал вином, себе налил полную рюмку водки и, выпив и закусив хлебом с горчицей, сказал:

— Будем здоровы!

Борщ подали в металлических мисках, от него шёл пар, сверху плавал жир в палец толщиной. Я давно не ел горячего. Не дожидаясь, пока официант перельёт борщ в тарелку, я взял ложку и начал хлебать прямо из миски.

Когда мы принялись за сочный бифштекс, к нашему столику подошёл прекрасно одетый человек лет тридцати пяти, высокий, стройный, с тонкими чертами лица.

— Моё вам почтение, Иван Мефодьевич! — Он низко поклонился. — Никак не ожидал встретить вас здесь…

— А… Граф, здравствуйте! Вот зашли с помощником пообедать. Нужно же как-нибудь отметить его приезд.

Граф оценивающе оглядел меня и протянул руку.

— Яков Иосифович, — отрекомендовался он, — очень рад познакомиться с новым помощником уважаемого коменданта.

— Зря радуетесь, Граф! Он хоть и молод, но крови вам ещё попортит, — сказал Яблочко.

— Ай, зачем портить кровь, и так не сладко живётся! — ответил тот и, не дожидаясь приглашения, сел на свободный стул.

— Кому-кому, а вам грешно жаловаться на жизнь, — сказал Яблочко. — Говорят, провели удачную комбинацию с шёлковыми чулками и взяли хороший куш.

— Тоже мне куш — мешок бумажек! За них и тысячи турецких лир не дадут.

— Ладно уж, не прибедняйтесь. — Яблочко взялся за графин. — Водки налить?

— С удовольствием выпью с вами, но тут же нечего пить. Эй, человек, бутылку рома! — крикнул Граф на весь зал.

— Нет уж, спасибо! — отказался Яблочко. — Если хотите рома, то пейте за своим столиком!

— А что, вам запрещается раздавить бутылочку с хорошим человеком?

— Ничего не запрещается. Днём у меня норма — один стакан, и ни капельки больше!