Следить за ходом сражения нам было некогда, да и невозможно. Весь фронт пришёл в движение. Вправо от нас наступали другие полки и дивизии. В небе то и дело завязывались воздушные схватки, в которых одновременно участвовало до сотни самолётов.

Мы занимались своим делом: отыскав штабные блиндажи, собирали документы, карты, письма и распихивали всё это по трофейным портфелям.

К вечеру, когда бой стих, нас разыскал майор Титов. Передавая ему захваченные нами документы, Шумаков спросил:

— Ну как, товарищ майор?

— Здорово! — Титов сиял. — Наступающих на соседнем участке окружили. Им теперь не вырваться из наших клещей!..

Оставив в тылу окружённую группировку немцев, части нашего корпуса пошли вперёд. Сметая всё на своём пути, они прошли за десять дней более шестидесяти километров и вышли на новые рубежи.

Вернулся я в разведотдел корпуса через две недели. Здесь меня встретил полковник Садовский с приятной новостью.

— Поздравляю, Силин! Вам присвоено звание младшего лейтенанта, — сказал он, пожимая мне руку. — Кстати, вами интересовался командир корпуса. Он несколько раз звонил и спрашивал: где вы? Сходите к нему и доложитесь.

Я поблагодарил Садовского, но пойти к Косте постеснялся, — не хотелось быть навязчивым. Через несколько дней он сам позвал меня.

Костя казался утомлённым, лицо его побледнело, осунулось, под глазами легли синие тени. Нетрудно было догадаться, что он провёл много бессонных ночей.

— Здорово, Иван, наконец-то отыскался! — встретил он меня. — Побили-таки надменного Беккера, долго будет помнить. Дорого обошлась фашистам самонадеянность старого пруссака — пятнадцать тысяч пленных, ещё больше убитых и раненых. Лиха беда начало, скоро добьём его совсем, если, конечно, разгневанный фюрер не сместит своего незадачливого генерала!..

Мы пили чай и беседовали по душам. Костя был оживлён, вспоминал интересные подробности своей жизни. Он рассказал о том, как однажды, командуя ротой, отличился во время больших манёвров в степях Астрахани. Его заметил командующий и направил в Академию генерального штаба — учиться. В боях у Халхин-Гола он уже командовал полком и получил высокую правительственную награду — орден Ленина. Отечественная война застала его на Украине командиром стрелковой дивизии.

— Научились-таки воевать! — весело говорил Костя. — В тысяча девятьсот сорок первом году стоило немцам вклиниться в нашу оборону, как всё у нас разваливалось. А теперь — лезь, пожалуйста, если охота! Но шалишь, обратно не уйдёшь!.. Я мечтаю об одном: участвовать в боях за Берлин. Мы ещё рассчитаемся с фашистами сполна!

— Ты ещё не женился? — спросил я его.

— Как же! Похитил-таки из Москвы Настю с фабрики Моссельпрома. У меня дочь растёт, красавица! — Костя достал из кармана фотокарточку девочки с косичками и протянул мне. — Гляди, точная моя копия!

На прощание, держа мою руку в своей, он сказал:

— Ты не переживай, что тебе, носившему в петлицах ромб, присвоили звание всего лишь младшего лейтенанта! Не беспокойся, со временем всё станет на своё место!..

— Ну что ты, Костя! Какая разница — в каком звании защищать Родину?

— Оно-то так, но всё-таки… Ещё один совет: подай заявление о приёме тебя в кандидаты партии.

— В кандидаты?

— Да. Так нужно, понимаешь? Я дам рекомендацию.

Через неделю меня приняли в кандидаты партии. Кроме генерала Орлова, моими рекомендателями были полковник Садовский и Шумаков.

Признаться, я был немного огорчён. Вступить в партию в 1920 году на фронте гражданской войны и снова стать кандидатом не очень-то было приятно. Но, получив кандидатскую книжечку с надписью: «Всесоюзная Коммунистическая партия (большевиков)», я пережил необыкновенное чувство радости. Я опять был в рядах великой партии Ленина!

Костя был прав: мы действительно научились воевать. Соединения нашего ударного корпуса совместно со всей Советской Армией ломали сооружённые немцами укрепления, преодолевали большие водные преграды, шагали по колена в грязи и неустанно, зимой и летом, в любую погоду, двигались вперёд на запад. Окружали и уничтожали уже не отдельные группировки противника, а целые армии. Пленные немцы, как побитые собаки, нескончаемыми шеренгами двигались мимо нас в тыл. Наконец-то настал и наш час: фашисты поняли, почувствовали на своей шкуре, что их противник — социалистический строй.

Вот и немецкая земля! Она простиралась перед нашими глазами, пока ещё не опалённая дыханием войны. Отсюда три года назад фашистские орды хлынули к нашим рубежам, чтобы завоевать себе жизненное пространство. Ну что же!.. Постараемся дать им наглядный урок благоразумия на будущее…

К этому времени я уже был членом партии, старшим лейтенантом и занимал должность помощника начальника разведотдела корпуса. Работать с умным, знающим Садовским было одно удовольствие. Он предоставлял нам полную свободу проявления инициативы и всегда чутко прислушивался к мнению своих подчинённых.

У границ Германии началась лихорадочная работа разведки. Туго приходилось нам, разведчикам: ведь по ту сторону границы жили немцы, и там не на кого было нам опереться. Правда, немец уже был не тот — битый и перебитый, но всё же он защищал свою землю, свой дом. Все наши попытки перебросить в тыл к немцам людей проваливались одна за другой. Единственным источником информации оставались пленные и «языки», — их было много, но они путались, давали противоречивые сведения.

— Попытаемся перебросить «двадцатого». Уж он-то сумеет перехитрить немцев, — сказал мне Садовский во время очередного обсуждения положения наших дел.

— Разве он здесь? — Я был удивлён, за последнее время о «двадцатом» ничего не было слышно.

— Завтра явится, — ответил Садовский. — Вы с ним разработайте подробный план операции. Предусмотрите всё, даже мелочи. «Двадцатый» немного бесшабашный и думает, что такому, как он, всё нипочём! Не давайте ему зарываться. Будет очень обидно, если с ним что-нибудь стрясётся именно сейчас, накануне нашей победы.

Я с нетерпением ждал появления завоевавшего себе почти легендарную славу разведчика. Придумывал разные варианты переброски его в тыл к немцам.

И вот утром ко мне в блиндаж вошёл человек высокого роста, плотный, в кожаном пальто.

— Я «двадцатый»… — начал было он, осёкся на полуслове и уставился на меня своими чёрными живыми глазами. — Мне кажется, мы с вами встречались, товарищ старший лейтенант! — сказал он с еле уловимым мягким акцентом.

Передо мной стоял мой давнишний знакомый — перебежчик Микаэл Каспарян. Я сразу узнал его. Он пополнел, возмужал, в густых волосах появилась седина, но черты лица почти не изменились.

Я встал и сделал шаг ему навстречу.

— Помните штормовую ночь? В эту ночь один бесстрашный юноша в маленькой лодке причалил к советским берегам…

— Маленькая комната погранпоста с низким потолком… В углу топится железная печка, и молодой чекист, говорящий по-французски, снимает допрос с перебежчика! — в тон мне продолжил Каспарян. — Здравствуйте, дорогой! Наконец-то я встретился с вами, и где! Недаром говорят, что мир тесен. За эти годы я часто думал о вас. Вы ведь были первым человеком нового, незнакомого тогда мне мира, протянувшим руку помощи. Я просто счастлив, что нашёл вас!

— Садитесь же! — Я пододвинул табуретку. — Рассказывайте, как жили в эти годы.

— Да разве всё расскажешь? И недосуг сейчас… Помните, на вокзале, когда вы провожали меня, я сказал: «Сделаю всё, что в моих силах, чтобы служить революции». И я сдержал слово! Вот доказательства… — Он распахнул кожанку, и я увидел ордена на его широкой груди.

— Что и говорить, о вас легенды слагают! Он досадливо поморщился:

— Просто я делал и делаю всё, что могу!