А вот курсант Лефьер, мало того, что незнамо как доковылял на одном движке с практически полным отказом остальных систем, включая жизнеобеспечение, при заходе на посадку окончательно потерял управление, закрутился волчком, так что Дженкинс просто внесла его «Сузаку» в ангар на носу своего «Нибелунга». Пожара не случилось только потому, что гореть в курсантской машине, кроме него самого, было уже нечему.
Лефьера сразу утащили в лазарет. Во-первых, четверть часа без системы жизнеобеспечения, на одних баллонах, это не фунт ирисок, а во-вторых, капитан-лейтенант, кажется, имела огромное желание разорвать его на тысячу маленьких курсантиков. Последним, совершенно спокойным и целым, сел Грекин, вышел из машины, попинал ее носком сапога, потом, как бы между прочим, спросил, почему мог выйти из строя левый двигатель Лефьера, и ушел. Молча. А я полез копаться в том, что осталось от несчастной машинке, хотя и ежу было ясно, что кассетный старт — это всегда неожиданности.
Почти сразу, кстати, поступил приказ готовить новую партию машин, включая все четыре «Нибелунга». Жарко, видать, нам вскорости придется. Интересно, как мышата слетали? Хоть вернулись все — и то, хорошо.
— Как он? — несмело поинтересовался я у врача, с надписью 'Д-р Мурагин' на груди. Высокий, худой, светловолосый, во всем белом… Ничего особенного, доктор как доктор.
— Лефьер? — пожал плечами тот, — Нормально. Еще минут десять к медикомбу полежит подключенный, и может быть свободным. Если вы навестить, то вам вон за ту дверь, курсант.
— Мастер-курсант, — попытался вспетушиться я.
— Да по мне, хоть Адмирал Федерации, — махнул рукой доктор, — Я нонкомбатант. Идите уж, раз пришли. Скучно ему одному там.
Я и вошел. Вошел, и как дурак на пороге застыл. Ни цветов, ни фруктов. Незачем, вообще-то, да и взять негде. На камбузе не дадут — верняк.
Батист лежал прямо напротив входа, обнаженный по пояс. Дыхание ровное, длинные не по уставу кудрявые светлые волосы рассыпались по молочно белым плечам и шее. Ангелочек да и только. От коробки медикомба к его предплечьям тянулись какие-то присоски.
— Привет, — негромко произнес я, — Как ты?
Лефьер распахнул свои огромные, небесно синие глаза и посмотрел на меня. Посмотрел просто, без выражения. Как… как на пустое место, что ли. Но это продолжалось всего миг — глаза его потеплели, оттаяли июльской бирюзой, губ коснулась слабая улыбка.
— Ты так и будешь стоять, как почетный караул? — насмешливо фыркнул он.
— Не буду, — я улыбнулся в ответ, подошел и сел на топчан, рядом с ним, — Так как самочувствие, герой?
— Спасибо, хреново. До сих пор поджилки трясуться, когда вспоминаю, как меня в ангаре повело.
— Нормально, — присвистнул я, — Как на одном двигателе и без щитов под огнем летать, это ему нормально, а в ангаре…
— Там другое, — мотнул он головой, — В бою все зависело от меня. Отстрелился бы, на худой конец. Не едят тинбарцы пленных, полагаю. А в ангаре… Понимаешь, Тан, машину просто повело, она ни на что не реагировала. Просто сама по себе была. Вот этого я напугался.
— Да уж, напугался… — пробормотал я, — Сколько ты меня по имени не называл, зараза?
— С полгода, — Батист хитро покосился на меня, — Я тогда очень обиделся, что на должность мастер-курсанта меня тогда обошли. И кто?!!
— Дурак, — хмыкнул я, — Нужны мне эти нашивки…
— А вот кабы не они, — он продолжал хитро глядеть на меня, — не лежал бы я сейчас здесь.
— Это еще и в том, что ты зенитчикам хвост подставил, я виноват? — возмутился я.
— Нет, — рассмеялся Батист, и положил руку поверх моей, — Если бы не ты, я бы не сделал дырку в этой чертовой посудине. Отослали б меня, машину менять, а возвратиться не дали. Спасибо, Тан.
— Не за что. Ты молодец, Бат… Выздоравливай давай, «умник».
— Шесть фрегатов, корвет и три эскорта по вектору эскадры, и два фрегата по вектору конвоя, сэр, — докладывал наблюдения приборов лейтенант Акакита, — Сопоставимая скорость фрегатов — 0,85, корвета — 1,1, эскортов — 1,25. Расчетное время объединения групп тридцать пять минут.
— Ваше мнение, мистер Льень? — произнес Карсон.
— Анализ таков, сэр. 70 % вероятности, что они будут атаковать с корветом, при всех прочих равных они нагонят нас через шесть — шесть с половиной часов. Если даже они не уничтожат нас сами, вероятность того, что наши маршевые двигатели будут повреждены составляет 99 %, а это означает, что фрегаты или расстреляют, или возьмут «Равелин» на абордаж. Без вариантов.
Также существует 17 % доля вероятности, что нас будут бить по мере настигновения, то есть, сначала три эскорта, потом корвет, а потом уже, если потребуется, фрегаты. В этом случае есть вероятность, что мы сможем нанести достаточно серьезные повреждения эскортам, а потом корвету, и сохраним скорость, достаточную для того, чтобы уйти от фрегатов.
И, наконец, боевые программы дают 13 % шансов на то, что нас попытаются охватить эскортами с трех сторон, замедлить, отклонить от курса, и тем дать фрегатам нас настигнуть. Тут, что называется, тоже без вариантов — это у них получится, но они потеряют минимум один эскорт.
— Не думаю, что они этого захотят, — буркнул старпом, — В Принципате за потери кораблей по голове не гладят. Гладят по шее. Шелковым шнурком.
— Мистер Дорамус, — устало спросил капитан, — Мы можем как-то форсировать наши двигатели.
— Можем, — совершенно спокойно ответил начальник энергетиков, — Часа на два. Но потом пойдем под солнечными парусами, а у нас их, кстати, нету, сэр. Я, осмелюсь напомнить, и так усовершенствовал двигательную систему авианосца во время последнего капремонта, иначе мы и от фрегатов не оторвались бы.
— Мы все очень ценим ваши старания, каптреранг, — вздохнул Карсон еще более тяжко. Именно он доказывал Дорамусу, что тот занимается ерундой, — Мистер Ортега, что у нас с курсом?
— Идем строго на Роксану, сэр. Расчетное время прибытия 38 часов. В случае потери контакта с противником в ближайшие три часа, успеем и к Мемфису.
— Так… Осталось придумать, как отыграть у смерти тридцать два часа. Кстати, мистер Льень, проведите с пилотами разбор полетов, пожалуйста. Только сначала…
— Я непременно успокою мисс Дженкинс, сэр, — улыбнулся тактик.
Когда я приземлился, Мартинеса в ангаре уже не было. Честно говоря, увидев, что осталось от его «Сузаку», с трудом поверил, что он просто смотался в каюту.
По лестнице я взлетел как на крыльях, промчался по коридору, распахнул дверь в наш кубрик… Так и есть. Лежит на кровати, нога на ногу, даже потную форму не снял. Я так и прислонился на пороге. Без слов.
— И тебя с удачным приземлением, — вздохнул Хосе, — Все наши сели?
— Все! — я захлопнул дверь, подошел к нему, и завис этакой карающей фигурой Вечной Совести, уперев руки в боки, — Ты зачем это сделал?
— Что я опять не так сделал? — возмутился мой сосед, — Как что не так — так сразу Мартинес!
Я устало вздохнул, и сел рядом с ним.
— Хосе…
— А?
— А ведь ты, по сути, мою шкуру сегодня спас. Я видел, что от твоей машины осталось, долбоеб ты сказочный! Еще одно попадание б — и все!
— Тебе идет сердиться, — он улыбнулся, и сел напротив меня, — Ну вот скажи, что я плохого сделал?
— Тебя убить могли, — буркнул я, отводя взгляд.
— А могли, — он вытянул руку, обхватил ладонью за шею, и повернул мое лицо к своему, чтобы глядеть прямо в глаза, — тебя. Только мне, почему-то, очень хотелось в тот момент, чтоб ты жив остался, — он закусил губу, — Понимаешь?
Я почувствовал, что краснею.
— Красней почаще, — он улыбнулся, и отпустил мою шею, — Мне нравится это наблюдать.
— Пошел ты… — буркнул я.
— Ой, разве это ругательство? — Хосе сделал большие глаза и протянул руку к включателю аудиосистемы.
— Ну, прекрати, — рассмеялся я, перехватывая его руку. Он дернулся, и мы с хохотом рухнули на пол.
С минуту мы тузили друг-друга, выпуская щенячий пыл, наконец ему удалось задеть кнопку включения и на всю каюту мой голос произнес: '…и буду крутить ее на антенне радара, пока в дюзах геморрой не повылазиет! Мотал я вашего «Равелина» по орбите во всех позах! Щас, помаши мне крылышками, курва, пристроюсь к рубке авианосца и засуну ей торпеду по самый боезапас…'
— Прекрати! — заорал я и выключил воспроизведение.
— Я конспектировать буду!!! — взвыл Мартинес, — Я тоже так хочу ругаться!!!
— А у вас тут весело… — дверь в кубрик бесшумно отъехала, и на пороге появился Ли, — Не помешал?
Странное у него лицо какое-то было. Невеселое. Так человек, сбивший своего первого противника, не выглядит. Наверное.
— Ничуть, — буркнул Хосе и сел на свою койку, а я так и остался сидеть на полу — Проходи. С первым тебя, когда проставляешься?
— Я собственно за этим и зашел, — боже, какая у него улыбка на лице жалкая… Будто бы милостыню просить собирается, — Это ж вы его на меня выгнали. И щиты носовые вы ему расхерачили. Спасибо, ребят. Он настолько же мой, насколько ваш.
— Не говори ерунды, Тан, — отрезал Мартинес, — Все по нему били, ты тоже. Он твой.
— Лучше Клэр поблагодари, — улыбнулся я, — Если б она тебя не прикрыла, может ты и не успел бы его добить. Очень уж увлекся, не заметил как к тебе с левой полусферы вышли.
