Лефьер и Мартинес прыснули со смеху, Ли поперхнулся. Вот уж не знал, что на всем флоте капитан-лейтенанта Дженкинс называют одинаково.
— Ну, а про нас что слышно? — спросил ван Боген, — Будем мы в наступлении участвовать?
— Хрен его знает, — задумчиво сообщили с 'Кольбера', — Все жутко засекречено, сам понимаешь, но я так думаю, что хер на рыло, два в уме. Сначала патагонская мясорубка перемелется, потом и за Мемфис с Корундом возьмемся. По крайней мере, крупные соединения не на Роксане собирают. У нас тут с два десятка вымпелов, с часу на час ждем прибытия Тамору, и все. А вас, я слыхал, в док загоняют.
— На кой ляд? — удивился наш радист, — То, что нам тинбарский корвет покоцать успел, мы уже починили, а новые яггерботы и так перегнать можно.
— А я знаю? — совершенно искренне удивился Гюнтер, — На переоборудование, наверно. В любом случае, Вулфи, твой перевод на 'Адмирала Рёдера' накрылся медным тазом. Как и мой, кстати.
— Ну и бог с ним, — хмыкнул ван Боген, — Я уже на авианосце привык. Это тебе, что крейсер, что дредноут, и там, и там, ты маленький человек в большом экипаже.
— Ну да, у вас повышения и ордена лопатой грести можно, — завистливо отозвался Гюнтер, — Не то, что у нас. Торчим тут, в тылу, как дерьмо в заднице.
— Погоди-ка, — обратился в слух ван Боген, — Ты про какие чины и медали?
— А ты не в курсе, дерёвня? — изумился радист 'Кольбера', — Ну, смотри, с тебя за новость выпивка! Короче, сам шифровку видел, когда в штабе был. Всему вашему экипажу присвоили 'офигенный флотский крест' с крылышками, а вашему капитану — 'Пурпурное солнце' первой степени. Ну, там, кой-кому повышения в чинах вышли. Некоему поганцу Вулфриду ван Богену подмичмана присвоили, например. А, еще. Сегодня на станции 'Мажино 14' выгружался штабной курьер, там вторым навигатором наш однокашник по навигацкой, аль-Малик, помнишь, наверное, такого? Так он мне приватно сообщил, что среди грузов несколько ящиков именных медалей 'За оборону «Мемфиса», так что, гладьте парадные мундиры. Ой, все, у меня начальство приближается, конец связи.
— А как вы такой треп офицерам объясните, если вас засекут? — спросил я ван Богена.
— Он скажет, что «Равелин» запросил проверку тактической связи в рамках процедуры тестирования систем, — пожал плечами радист, — Я отвечу также, мол «Кольбер» тестируется.
— И, что, поверят? — поинтересовался Тан Ли.
— Нет, конечно, — усмехнулся ван Боген, — Что ж они, никогда курсантами навигацких училищ не были? Но, формально, придраться будет не к чему, а я сверну связь.
— Так ты, подмичман, тоже курсант? — спросил Мартинес, — Поздравляю со званием, кстати.
— Да у нас кроме механиков и офицеров все курсанты. Корабль-то учебный. Мне через неделю на дредноут 'Адмирал Рёдер' переводится положено было, но вы же слыхали. Кстати, интересно, 'Крест флотского мужества' второй степени только пилотам дадут, или палубным тоже положен?
— Внимание экипажу, — разнесся из динамиков голос Лявеца, — Через полчаса мы начинаем стыковку с базой 'Мажино 7', после стыковки построение перед кораблем. Форма одежды — парадная.
Махина космического корабля бесшумно, с грациозностью дельфина (на которого, строго говоря, и была похожа) скользнула в док, раздался щелчок магнитных замков, и «Равелин» замер посреди огромного помещения. Дрогнули, открываясь, ангарные ворота авианосца, резко зазвучали приказы офицеров, и экипаж бегом выбежал из корабля, строясь согласно ранжиру, в четыре шеренги. Последним, быстрым энергичным шагом, судно покинул капитан Карсон, отправившийся мимо строя, встречавшей матросов группе офицеров, во главе с невысоким, коренастым мужчиной в форме контр-адмирала. Остановившись для доклада на строго установленном Уставом расстоянии в четыре шага, капитан замер по стойке «смирно», отдал честь, и громко отчетливо произнес.
— Господин контр-адмирал, учебный авианосец Штаба Флота Федерации Человеческих Миров «Равелин» с боевого задания прибыл! Боеготовность корабля и экипажа — сто процентов, комплектность яггерботов — двадцать процентов. Экипаж построен, на построении отсутствуют лейтенант Акакита и старшина третьей статьи Кард. Причина отсутствия — гибель в бою. Согласно приказа Штаба Флота Федерации, поступаю в Ваше подчинение. Доклад сдал капитан первого ранга Карсон!
— Доклад принял контр-адмирал Розен, — мужчина козырнул в ответ, — Вольно, капитан.
Карсон сделал шаг назад-вбок и замер, заложив руки за спину.
— Всему личному составу — с прибытием! — громогласно обратился контр-адмирал к строю, — За отличное выполнение поставленной боевой задачи объявляю всем благодарность!
— Рады стараться, сэр!!! — гаркнуло разом четыре с лишним десятка глоток.
— Капитан первого ранга Карсон! — Розен повернулся к командиру 'Равелина', — За выдающееся выполнение поставленной задачи Правительство Федерации приняло решение отметить вас орденом 'Пурпурное солнце' первой степени, — контр-адмирал не глядя протянул руку, и, взяв с подставленной адъютантом подушечки орден, прикрепил ее на грудь Карсону, на которой уже висело несколько подобных знаков, — Поздравляю вас, каперанг!
— Рад стараться, сэр!
Розен со свитой и капитаном Карсоном, двинулся к основанию строя и остановился перед старпомом «Равелина»
— Капитан второго ранга Лявец, за успешное выполнение поставленной боевой задачи, а также за беспримерное личное мужество к имеющемуся у вас ордену 'Звездная корона' Правительство Федерации добавляет бант, что переводит вашу награду в разряд орденов второй степени! — адъютант Розена споро прикрепил к золотистому трезубцу на белоснежном кителе старпома алый бант, — Поздравляю кавторанг.
— Рад стараться, сэр! — рявкнул рыжебородый.
— Господа! — контр-адмирал обращался уже ко всему экипажу, — За беспримерное мужество, проявленное всеми вами, Правительство Федерации приняло решение наградить вас всех орденом второй степени, 'Крест флотского мужества с крыльями', а также, за участие в операции по защите планеты Мемфис от нападения врага, специально учрежденной по этому случаю медалью 'За оборону «Мемфиса»! Поздравляю, господа!
— Рады стараться!!!
Капитану Карсону медаль (золотистый кружок, с гербом Мемфиса и надписью 'Честь и бесстрашие') Розен нацепил сам. Остальными занялась его свита.
— Что скажешь, Сид? — негромко поинтересовался контр-адмирал у командира «Равелина», пока его офицеры цепляли ошалевшему экипажу ордена в петлицы и медали на грудь, — Не ожидал «Сверхновую»?
— Не ожидал, — Карсон отвечал, практически не шевеля губами. Это чуть позже, они с Розеном засядут за коньяк в его кабинете, а сейчас он был воплощением субординации, — Только я прямо тебе скажу, Ваня, нахрена ордена такой ценой? Лучше бы Фурье был жив, а Мемфис в наших руках.
— Ну, прости, — вздохнул контр-адмирал, — Я бы тоже предпочел, чтобы старик был жив, да и его «детишки» тоже, только тинбарцы моим мнением не поинтересовались.
— Зачем нас в док загнали?
— Несколько дней постоите на переоборудовании. Решено довести штатный состав пилотов «Равелина» до двадцати человек и перевести корабль из разряда учебных судов в боевые. Перепланировочку проведем.
— На корабле станет так же тесно, как и на всех остальных, — хмыкнул Карсон, — Это дает уверенность в том, что нас пустят в дело. Кем ты меня доукомплектуешь?
— Курсантами с «Черчилля», теми, что уцелели. Тамору скоро будет на Роксане. Но ты, пока, все равно можешь дать экипажу увольнение на три дня. Пока переборки новые установят, то да се…
Не помню, кому принадлежала идея 'обмыть побрякушки', но согласились все.
Как на любой военной станции, на 'Мажино 7' был свой коммерческий сектор, где, во-первых, могли отовариться проживающие на базе члены семей военнослужащих, во-вторых, могли оттянуться в свободное время сами военнослужащие. И, в третьих, с этого бизнеса налоги идут прямо в доход Минобороны, так что частичная самоокупаемость (в том числе и при строительстве) таких баз — налицо.
Праздновать пошли всей нашей дружной курсантской компанией, завернули, если уж положа руку на сердце, в первый попавшийся бар с танцполом.
Заведение под названием 'Зубастая комета' оказалось чем-то вроде офицерского клуба звездной пехоты. Длинная барная стойка, с бормочущим над ней экраном визора, бильярд, тяжелая деревянная мебель, приглушенное освещение — все как во множестве других подобных баров, ничего особенного, ничего необычного. Под медленную музыку на танцполе кружился в танце немолодой уже майор с женщиной в штатском — явно не женой, судя по возрасту, несколько офицеров и старших унтеров катали шары на бильярде. В дальнем углу пятеро лейтенантов и старлеев шумно заседали за пивом и закусками. Тишь, благодать, лепота, дерёвня…
М`Тонга и Милкович свалили после второго фужера — ребятам не терпелось уединиться, а в коммерческом секторе всегда хватает недорогих мотелей. Чуть позже близнецы отправились раскатать партию в снукер, Янсен пригласил Тай на танец, а Дэвидсон, которая сочла это отличной идеей утащила на танцпол скромника-Яна, так что за столиком, вскоре, остались только мы трое: я, Мартинес, и Лефьер — все как в старые добрые времена. Они о чем-то разговаривали, вспоминали какие-то эпизоды боя, смеялись и ругались, а я весь вечер молчал.
Мы так ни разу толком и не поговорили с Батистом, после той беседы в медблоке «Равелина». Как-то все повода не было, да и встречались мы исключительно в общественных местах. Конечно, ничто не мешало зайти к нему, ведь после гибели Кард он жил в каюте один… И что-то мешало. Не знаю, что. Может воспоминания? Мы тогда много чего друг-другу наговорили.
Проклятье, я просто не знал, с чего начать, как объяснить ему, что он мне дорог, что я тоскую без его «умностей», добрых насмешек, без… Да мало ли без чего? Без всего!
Полгода назад от нас забрали мастер-курсанта из старшекурсников, и назначили старшиной взвода одного из нас. По всем примеркам, выходило, что новым мастер-курсантом станет Батист, самый умный и талантливый парень в классе, но начальство выбрало самого усердного и исполнительного — меня. И Лефьер решил, что я его подсидел. Что каким-то немыслимым образом, пользуясь нашей дружбой, я обошел его, отвлек где-то от чего-то важного, где-то слегка его принизил в глазах преподавателей, где-то превознес себя…
Скандал был страшным, и дело, вероятно, кончилось бы дракой, не подоспей на вопли и звон бьющихся предметов, ребята из службы охраны. Нас расселили. И с того дня началось мое мучение. Очень тяжело терять друга, с которым можно поделиться абсолютно всем.
Я просил Хосе, чтобы он помирил нас, но тот только покачал головой, и произнес: 'Я не настолько дурак, чтобы соваться в такие дела. Оба были хороши, когда разлаялись, сами и пути к примирению найдете. А я не собираюсь выбирать одного из двоих, и останусь каждому из вас другом. Но теперь — каждому по отдельности'. Нет, нельзя сказать, что он ничего не делал для нашего примирения. Делал. Постоянно, к месту и не к месту, он демонстрировал нам, какие мы идиоты. По казармам даже поползли слухи, что мы поссорились на почве запрещенных Уставом отношений. Да и плевать — пускай бы думали что хотят.
