разрешения оказать помощь жертве. Когда ей наконец позволили это сделать, она, к своему удивлению, обнаружила, что Калабаш клацает зубами, пытаясь скрыть веселье.
— Но… но вы… Вы нисколько не пострадали! — воскликнула она.
Калабаш сел и уставился на ласок. Его переполняло веселье. Некоторые из ящериц тоже не могли сдержаться. Они опустили копья и уселись на песок. Шамилион затараторил как сумасшедший, довольный шуткой.
— Попались! — пищал он. — Калабаш со всеми экспедициями такое проделывает!
Нюх помотал головой.
— Так это был спектакль? — спросил он. — Я с самого начала это заподозрил.
— Ну, это все затем, чтобы вас развлечь, мои добрые друзья, — утирая слезы, сказал Калабаш. — Вы наши гости, и шутка должна вам понравиться. Конечно, на Кашемировом Пути мы столкнемся и с настоящими опасностями, но я подумал, что вы оцените это приключение. Почему вы не щелкаете зубами? Это ведь очень смешно! Очень забавно!
— Я рада, что вы так думаете, — холодно сказала Бриония.
— Да у меня от страха чуть шерсть на шее не повылазила! — кипел в ярости Плакса. — Я так перепугался, что чуть не лишился своей шубки. Я думал, мы умрем. Я думал…
— Да, но ты должен признать, Плаксик, это действительно было забавно, — клацая зубами, усмехнулся Грязнуля. — Нас провели по первое число!
9
Лишь некоторое время спустя Нюх и его друзья оказались в состоянии признать проделку Буряка действительно забавной. Их одурачили, и поделом им. Сидя у костра и вдыхая запах жареной полевки, они беседовали с Шамилионом о своем путешествии.
— Я вам не завидую, — сказал он. — Вскоре вам предстоит переход через болота. Там, в тростниковых зарослях, живут одичавшие люди. Они питаются рыбой и семенами трав, но без колебаний нападут на вас. Я бы на вашем месте не спешил, чтобы вашими черепами они украсили свои копья.
У Плаксы от страха зашевелились бакенбарды.
— Это тоже шутка, да?
— Вовсе нет, — уже серьезно сказал Калабаш. — Я этих людей видел. Они носят шкуры как разумных, так и глупых зверей. На их головах можно увидеть шапки как из меха ласки, так и из шкурки полевки. Мы должны быть готовыми к трудностям, друзья мои. Идите за мной и ни на шаг не отклоняйтесь от пути. И будьте внимательны!
Плакса взглянул на пляшущие по стенам пещеры тени. Впервые он почувствовал, что находится в совершенно незнакомом месте. Там, в Туманном, он видел только цивилизованных людей, но и от них не был в восторге. Здесь же, стало быть, могут встретиться и совершенно дикие особи. Приятного мало.
С одной стороны, Плаксе ужасно хотелось домой, в дорогой старый Туманный, с его мощеными улицами и переулками, с другой — его манили приключения. Здесь он присутствует при возникновении легенды! Историки опишут это путешествие, и его, Плаксы, имя, несомненно, украсит памятную доску на стене Королевского Географического Общества!
И все же… И все же как уютно горел камин в его маленькой квартирке!
— Плаксик?!
— Что? Ах, прости, Грязнуля, ты что-то сказал?!
— Пора спать. Завтра предстоит длинный переход.
— Да, конечно. Грязнуля, а ты скучаешь по Туманному?
— По Туманному? Где вечные ветра, сырость, полгода желтый туман, нищие на улицах и мрачные тюрьмы на каждом углу! Где полицейские готовы схватить тебя ни за что! Где разбойники за каждым углом только и ждут, как бы прикончить тебя и отнять кошелек! Где каждое утро в реке утопленники! — Грязнуля вздохнул. — Конечно, я жуть как скучаю по нему! А ты?
— Я тоже. Спокойной ночи, Грязнуля.
— Спокойной ночи, Плаксик.
Все проснулись на заре, готовые тронуться в путь до наступления жары. Ночью же здесь стоял пронизывающий холод. Вода в бурдюках замерзла. Нюх проснулся с сосульками в бакенбардах, с онемевшими от холода лапами. Спали все плохо, потому что из-за резкого перепада температур ночью камни трескались со звуком, напоминавшим пистолетный выстрел. Да, пустыня была негостеприимным, малопригодным для жизни местом.
Понемногу лапы Нюха обрели чувствительность. Бриония тем временем уже осматривала сцинков, годами не видевших ветеринара. Грязнуля и Плакса разводили костер, чтобы приготовить завтрак, а сцинки пока бездействовали. Нюх знал, что рептилии — хладнокровные существа. Все тепло они берут от солнца, поэтому после холодной ночи они должны некоторое время полежать, чтобы прийти в себя. Наконец одна из ящериц подошла к ласкам, потирая передние лапки:
— Овсянка подойдет? Ничего другого у нас и нет. Мы ее засолили.
— Да, конечно. В жару соль выводится из организма с потом. Соленая овсянка — прекрасно! — сказал Грязнуля.
— А я не люблю овсянку! У вас нет яиц? — изобразил из себя гурмана Плакса.
— Конечно есть, — несколько удивленно ответила ящерица.
— Тогда сварите мне пару яиц всмятку!
Ящерица прищурилась и уползла. Грязнуля прикусил губу.
— Что?! — воскликнул Плакса. — Я опять сказал не то?
— Ты попросил ее сварить ее же яйца! Это самка!
— Как же я мог такое забыть!.. Ну конечно, ведь рептилии откладывают яйца!
Плакса, разумеется, имел в виду воробьиные яйца, а ящерица говорила о своих.
Плакса отправился к ящерице, чтобы исправить свою оплошность. Она лежала на яйцах, глядя на него немигающими глазами.
— Простите меня… я имел в виду не ваши яйца!
— А чьи же?
— Я говорил о птичьих яйцах! Их мы едим, а яйца ящериц — никогда!
Сцинка явно не поверила ему, и Плакса оставил ее охранять потомство. «Ну вот, вечно я всюду напорчу!» — подумал он.
— Как овсянка? — спросил он, подходя к костру. — Действительно соленая?
Грязнуля скривил морду, словно только что съел дольку лимона.
— Ответа не требуется, — резюмировал Плакса.
Позавтракав, путники распрощались с ящерицами и тронулись в путь. Буряк шел впереди, быстро перебирая длинными лапами.
Вскоре они оказались возле руин гигантской статуи собаки.
— Ну и громадина же была! — восхищенно воскликнул Грязнуля. — Кто это?
— Один из древних правителей этой земли, — ответил Калабаш Буряк. — Могущественный царь, державший в повиновении всех! Посмотрите, что написано у него на лбу. Надпись сохранилась не лучшим образом, но буквы все же можно разобрать: «Меня зовут Боззиканин, величайший из великих псов. Воззри, мелюзга, на то, что воздвиг я, и признай свое ничтожество!»
Однако ничего, кроме обломков колоссальной статуи, наши путешественники, как ни старались, не обнаружили.
— Тоже еще строитель! — фыркнул Грязнуля.
— По-моему, из всего этого можно извлечь лишь один урок — смирение! — произнес Нюх. — Ничто не
