Путешественнику вовсе не свойственно сетовать на трудности пути. Преодоление расстояния служит для поэта лишь поводом и одновременно условием для выражения своих чувств. Неизвестный нам автор после благополучно пережитого им шторма пишет:
И хотя китайская литература, оказавшая на японскую многостороннее влияние, предоставила, казалось бы, японцам множество сюжетов для стихотворческого осмысления, лишь один мотив прочно и органично вошел в генофонд японской поэзии. Мы имеем в виду цикл песен о Танабата, воспевающих несчастную любовь Волопаса и Ткачихи (Вега и Альтаир), которые разлучены Небесной Рекой (Млечный Путь) и могут встречаться только раз в году — 7-го дня 7-й луны. В «Манъёсю» около двухсот песен посвящено этой легенде:
Любовная тоска, не опосредованная пространством, вызывает удивление:
Пространственно-материальная метафора дороги универсальна. И смерть любимой — вечная разлука — также описывается Якамоти с ее помощью:
В стихах Якамоти представлен мотив разлуки с прекрасным и радостным миром. Но одиночество познается поэтом через разлуку — оно еще не стало естественным состоянием, до которого события внешнего мира не могут дотянуться:
В «Манъёсю» уже вполне различимо проглядывает ощущение жизни не столько как встречи, сколько как прощания. И мотив разлуки расстоянием начинает органично переходить в мотив непрочности мира: если жизнь есть движение, расставания с миром не избежать:
Впоследствии острое осознание быстротечности бытия станет одним из основных мотивов японской поэзии. Обычно это объясняют влиянием буддизма. Однако, как нам представляется, никакие иноземные идеи, не имеющие основания в национальных устоях мировосприятия, не могут быть усвоены. Лишь там, где буддийские идеи получили соответствие с местными традиционными представлениями, это влияние оказывалось по-настоящему прочным.
Якамоти за свою жизнь тоже пришлось немало путешествовать. В 746 г. он был назначен управителем провинции Эттю (совр. преф. Тояма):
