Он показал мне листок, вырванный из «Горн Эшби». Глэдис сидела на своем диване в окружении кошек и держала свидетельство в рамке. Рядом было напечатано ее конкурсное стихотворение.
– Какая чепуха! – воскликнул я.
– По правде говоря, стихотворение победило в категории «Чепуха в рифму», – сказал Кен.
– Но ведь Саддам и не думает лысеть!
– Ну что ты раскипятился, Адриан! Чепуха, она и есть чепуха. В пирогах не запекают сорок, а в дырявом тазу не плавают по морю. Во всяком случае, Глэдис выиграла двести пятьдесят фунтов – а это целая гора кошачьего корма.
– Что ж, очень рад за Глэдис, – буркнул я.
Хочется верить, что эти слова прозвучали искренне, но, если честно, дорогой дневник, я едва дышал. Зависть сжала сердце и легкие, и мне вдруг показалось, будто меня окунули в густой заварной крем.
Кена в «Навигации», похоже, хорошо знали. Когда он вошел, несколько неряшливых стариков кивнули ему. За стойкой стояла дама, должно быть хозяйка заведения. На одном ее бицепсе красовалась татуировка в виде змеи, обвившейся вокруг меча, а на другом – дева Мария и Иисус.
Она подала нам выпивку, и мы уселись на простой скамье. Кен достал из бумажника сложенный лист бумаги и дал его мне почитать.
Я сказал, что надо расставить знаки препинания и убрать повторы, а еще неплохо бы сопроводить стихотворение примечаниями. Но Кен возразил, что читатель не дурак и сам разберется.
Пока мы обсуждали стихотворение, старики с испитыми лицами что-то выкрикивали в наш адрес. Казалось, вид ручек и бумаги их возбудил.
Один завопил сиплым голосом:
– Ты чего там строчишь, Кен, завещание?
– Нет, стихотворение, Джек, – отозвался Кен.
Джек расхохотался и пропищал:
– Атас, ребята. Берегите свои жопы, у нас тут Оскар Уайльд завелся.
Лицо Кена помрачнело. Он исподлобья глянул на старика:
– Спроси мою бабу, гомик я или нет, а если ей не веришь, спроси мою подружку.
Смеялся весь паб. Но, подумал я, долго ли жена Кена, Гленда, будет пребывать в неведении о том, как ее муж в «Навигации» похвалялся любовницей? Когда дело доходит до слухов, Лестер превращается в деревушку с одной улицей.
Остаток вечера мы проговорили о женщинах. Кен сказал, что подружка из Ноттингема – не просто «увлечение». Он влюблен в нее уже четыре года.
– У меня слабое сердце. Если я упаду замертво на работе, кто ей скажет? И тогда она не придет на мои похороны, ведь так?
Вызвался стать посредником между Кеном и женщиной из Ноттингема и, в случае необходимости, сопровождать ее на похоронах Кена.
Кен повеселел:
– Если я могу сделать для тебя что-то подобное, дай только знать.
Ответил, что мои проблемы носят либо финансовый, либо духовный характер, но все равно поблагодарил его.
Решил написать Королевскому смотрителю за лебедями.
Мальчишник погрузился в самолет до Дублина в 5 часов вечера. Умник быстро опьянел от двух бокалов бесплатного вина. Из сумки он достал пару пластиковых грудей гигантских размеров и принялся расхаживать по проходу, демонстрируя их пассажирам и вызывая по большей части раздражение. Стюардесса упрашивала Умника сесть, а когда он отказался, пригрозила, что попросит командира развернуть самолет и вернуться в аэропорт Восточного Мидлендса.
Мне как шаферу пришлось взять ситуацию под контроль и усадить Умника на его место.
– Брюс такой забавник, – заметил Майкл Крокус. – У него, как и у Маргаритки, отменное чувство юмора.
– Не вижу ничего забавного в том, что взрослый мужчина развлекается с пластиковыми грудями, – сказал я.
Крокус пожал плечами:
