разумна и глубоко обдуманна, он принял ее, взвесив все обстоятельства своей жизни, важные и мелкие, которые ясно говорили: ничто тебе не удается, а потому лучше не предпринимай ничего.
Было около одиннадцати часов; Дмитрий Иванович шел по Литейной; внимание его обратил дом, второй этаж которого был освещен великолепно. Он вздохнул и задумался. То был дом его школьного товарища Зрелова, того самого, у которого он в первый раз встретил банкира. Зрелов некогда был беднее его, ходил в оборванном вицмундире, кланялся в пояс повытчикам; вдруг счастье приласкало его, отличило в толпе, причесало, умыло и вывело в люди. Он теперь статский советник, имеет Анну на шее, занимает выгодное место, купил дом и женился на купчихе с миллионом приданого. И вот он живет себе припеваючи и не думает бросаться в Неву, не приставляет пистолета ко лбу… а ты всё такой же бесчинный бедняк, Дмитрий Иванович, тебе никто не поклонится. Однако ж Зрелов добр и любит старых товарищей; зайди к нему… у него бал… отведи душу роскошью бала, мелодией музыки. Там ничто не напомнит тебе твоего положения: там радость, там улыбка весны, аромат неба, очарование рая Магометова. Войди… вмешайся в резвую толпу женщин… ударься в вальс; ты можешь с помощью хромой ноги свихнуть в нем голову, которой тебе так носить не хочется, можешь вывихрить из души хоть на минуту думу о страшном завтра… Войди… там еще не знают, что ты вытерпел бурю…
Дмитрий Иванович вошел. Зрелов принял его с радушием. Бал был великолепен и разнообразен. Купцы, по обыкновению, занимали в нем главную роль, но было много птиц и высшего полета. Во всем замечалась необыкновенная роскошь и
– - Не хочешь ли присоединиться к нам? -- сказал хозяин.
– - Помилуй, разве ты не знаешь моего счастья? -- отвечал Дмитрий Иванович.
– - И, полно, вечно на счастье жалуешься; боишься проиграть.
– - Не боюсь, а уверен.
– - Поставь хоть карточку, братец; что за упрямство!
– - Не хочу даром отдавать.
– - Э, какой чудной! Ведь не много требуют; ну поставь что-нибудь… ну дай хоть пятьдесят рублей…
– - Ах, братец, да если б тебе сказали: брось пятьдесят рублей в реку! бросил ли бы ты?
– - Нет, разумеется. Да не об этом дело. Мне хочется, чтоб ты поставил. Ну дай что-нибудь… хоть двадцать пять…. я за тебя промечу на твое счастье.
Дмитрий Иванович с усмешкой подал Зрелову 25 рублей.
– - Я наперед знаю, что с ними будет, хочется только тебя потешить,-- сказал он и пошел в соседнюю комнату к дамам.
– - Что вы сделали в карты? -- спросила одна.
– - Проиграл. Отдал двадцать пять рублей. Со мной всегда так. Я во всем проигрываю, оттого и привык.-- И он пустился жаловаться на судьбу, довольный случаем вылить из души хоть часть желчи, накопившейся в продолжение дня.
– - Дмитрий Иванович, у тебя уж шесть тысяч: забастовать или продолжать? Лучше продолжать советую,-- тебе везет! -- закричал через несколько минут хозяин.
– - И, полно, братец, что тебе шутить вздумалось! Я уж знаю, в чем другом, а тут меня не обманешь,-- отвечал Дмитрий Иванович и продолжал разговор с дамой.
– - Не написали ли вы чего новенького? -- спросила она.
– - Нет, почти ничего целого. Да в наше время совсем писать нельзя, особенно стихами. Критики ставят их ниже всех других родов литературы. Пристрастие, личности, страх за себя, зависть, мелочные интриги врагов руководят их суждениями, а публика смотрит их глазами. Что же после того остается делать человеку, не имеющему и не желающему иметь с ними связей?
– - Вы так хорошо владеете пером; что вам смотреть на них!
– - Конечно, их бояться не стоит. Но не стоит также и давать пищу их мелкой злости… их…
– - Дмитрий Иванович, у тебя уж пятнадцать тысяч; идет дальше? -- закричал из соседней комнаты хозяин.
– - Полно шутить, делай свое и не мешай мне.
– - Да я не шучу, братец, право, не шучу!
– - Не шутишь? Вот еще! В чем другом, а в этом меня не обманешь… Не стоит давать пищу их пристрастью,-- продолжал он, обращаясь к даме,-- а начни писать наперекор им, продолжай издавать книги -- они замучат бранью, насмешками и совершенно уничтожат человека в нравственном отношении…
– - Дмитрий Иванович,-- сказал хозяин, подходя к нему,-- у тебя уж двадцать пять тысяч… советую тебе не идти дальше: счастье может перемениться… возьми, вот деньги… пригодятся… куш хоть куда… Счастье удивительное!.. У нас еще никогда не было такой большой игры… тут из любопытства мой тесть с Кадушкиным держали все,-- продолжал он, обращаясь к дамам.-- Что ж ты не берешь, Дмитрий Иванович?
Он посмотрел на Дмитрия Ивановича, и деньги выпали из его рук. В глазах поэта изображалось чрезвычайное изумление и какой-то беспредельный испуг; лицо было бледно и безжизненно. Он пошатнулся назад, потом вперед -- и упал.
Хозяин кинулся к нему, расстегнул ему жилет, взял его за руку, приложил руку к губам… ничто не обличало и признака жизни. Послали за доктором… терли виски спиртом… делали то, другое… ничто не помогло… Дмитрий Иванович был мертв.
– - Удар, удар! -- закричали гости,-- Какой странный случай!
Печатается по тексту первой публикации. Впервые опубликовано: ЛГ, 1841, 21 и 23 янв., No 9 и 10, с. 33-- 40, с подзаголовком: 'Рассказ Н. Некрасова'.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. V. Автограф не найден.
Анализируя раннюю прозу Некрасова, В. Е. Евгеньев-Максимов отнес это произведение к 'повестям о неудачниках и неудачницах'. 'В этом рассказе,-- отмечал исследователь,-- чувствуется налет автобиографизма (детство, гимназия, университет, неудачный литературный дебют), но зато социальный мотив выражен очень слабо. Хотя недостаток денег и неумение ими распорядиться играют важную роль в неудачах героя, однако в основном эти неудачи объясняются тем, что герою фатально не везет' (Евгеньев-Максимов, т. I, с. 268--269). А. Ф. Крошкин писал о том, что 'в рассказах 'Двадцать пять рублей', 'Карета', 'Несчастливец в любви…', 'Помещик двадцати трех душ' высмеивается тип идеалиста-романтика, осуждаемого автором за его пассивность, неприспособленность к жизни, к борьбе за свое достоинство, пародируется стиль прозаиков реакционно-романтического направления. С другой стороны, для стиля рассказа характерны и романтическое украшательство, тяжеловесные фразеологические обороты и стилистические узоры', гротескный портрет
Литературные источники -- рассказы П. Л. Яковлева 'Бедный Макар' (1828) и В. И. Даля 'Бедовик' (1839) -- установлены В. И. Мельником (см.:
С. 107.
С. 107.
С. 107.
С. 108.
С. 108.
С. 109.
С. 109.
С. 109--110.
С. 110.
С. 110.
С. 111.
С. 111.
С. 111.
С. 111.
С. 112. Я в
