Дэвид опустил голову. Все молчали.

– Где она? – горестно повторял сыщик, переключая программы. – Почему ее заменили? Это Бэрр, я знаю!…

– Успокойтесь, – сказала Бьюти. – Скорее всего она просто…

– Что?… Что такое? – усы-антенны Фикса вдруг поднялись и завибрировали.

На винтовой лестнице послышался стук каблучков, и в мастерскую вошла… Камилла.

– Добрый вечер, – обратилась она ко всем. – Или уже доброе утро?

Она заметила, как просиял Фикс, и не смогла сдержать улыбки.

– Вам открытка, – сказала она Флокси. – Почтальон увидел, что иду к вам, и попросил передать. Он также просил извиниться за задержку – в здании почты рухнула крыша.

После легкого завтрака все отправились одной большой компанией на станцию – поезд в Льюисвилль уходил в 10.00 со второй платформы. Осмотр Льюисвилля Камилла посоветовала начать с «бутылочного домика». Там, сказала она многозначительно, вы многое поймете. Самой ей, к сожалению, пришлось отказаться от поездки. Ведь срок ее контракта с Бэрром истек, и надо было срочно искать новую работу.

Дорога к станции пролегала через парк. То ли запах лип кружил всем головы, то ли многим передалось волнение Флокси, которая надеялась через два часа увидеть мужа, но в это утро слово «любовь» за какие- то пятнадцать минут прозвучало четыреста шестьдесят четыре раза. Это абсолютный рекорд города Хэллоу. Я не удивлюсь, если он останется непревзойденным в ближайшие сто лет.

Знаете, что-то мне не хочется засушивать между страниц этой книги такие прелестные, благоухающие, ни на что не похожие слова! Пусть как бабочки порхают там, где вылетели – в парке Хэллоу. Все прочие слова – извольте, засушим, а эти – нет. Лучше я на их месте рассыплю точки: (…)

Кэнди убежала вперед. Она могла заблудиться в незнакомом месте, поэтому Дэвид бросился за ней следом. Когда они поравнялись, Кэнди спросила:

– А у тебя, когда ты вырастешь, будет дама сердца?

– Будет, – не раздумывая ответил Дэвид.

– С веером?

– Да.

– На лошади?

– Да.

Помолчав, Кэнди спросила:

– В белых гольфах с помпонами?

Дэвид бросил взгляд на гольфы своей спутницы и кивнул утвердительно. Кэнди наколола на прутик большой кленовый лист и подняла его над головой, изображая летний зонтик.

– Ты привидений боишься? – продолжала она допрос.

– Вот еще, – Дэвид даже оскорбился, что можно хотя бы в мыслях допустить такое.

– А я боюсь, особенно когда они смеются. У них молочные зубы повыпадали, а искусственные, наверно, не растут.

Дэвид неопределенно кивнул.

– А ты крыс (…)? – спросила Кэнди. (Как мы договорились, вместо известного слова я ставлю точки.)

Дэвид оказался в трудном положении. Он хорошо знал, что все девочки до смерти боятся крыс, поэтому скажи он «да», и так удачно складывающийся разговор может пойти насмарку. Сказать «нет»? Но какое-то шестое чувство подсказывало ему, то это было бы ошибкой. Он принял мудрое решение.

– Смотря каких, – ответил он дипломатично.

Кэнди кивнула, словно соглашаясь с тем, что тут очень важно проводить четкую грань. Она покрутила в пальцах зонтик и доверительно сообщила:

– Я крыса. По китайскому гороскопу.

– Здорово! – Почему-то именно последняя деталь заставила его сердце биться сильнее.

– Ты у нас поживешь? – спросил он как бы между прочим.

– Не знаю, – пожала плечами Кэнди. – Ты должен сделать это предложение моим родителям.

Чард де Ниорд и Бьюти шли, не разбирая дороги.

– Я так (…) тебя, – говорила Бьюти.

– Я (…) тебя, – словно не слыша ее, говорил Чард.

– А как я (…)!

Эта содержательная беседа завела их так далеко, что они заблудились. Пришлось ехать в Льюисвилль без них.

Флокси шла по аллее под ручку с Фиксом и Йонингом. Ей выпала трудная роль – выслушивать признания сразу двух влюбленных мужчин и давать советы.