– М-мм-э… я ее поставил на солнце, – мямлил доктор.

– Прекрасно! – детектив повернулся к мальчику и неожиданно попросил: – Дай-ка твой ржавый гвоздь.

Дэвид был ошеломлен проницательностью Фикса и молча достал из кармана гвоздь. Фикс взял его двумя пальцами, за шляпку и за острие, подошел к забору и стал обследовать плакат.

– Я в этом не сомневался с самого начала, – обратился он ко всем сразу. – Видите, плакат держится на трех гвоздях… а вот он, четвертый! – Он повертел в пальцах ржавый гвоздь. – Может быть, здесь есть сомневающиеся? – Он вставил гвоздь в отверстие, и тот вошел в него по самую шляпку.

Все одобрительно покивали.

– Что ты на это скажешь?

Все смотрели на мальчика.

– Я… я… не знаю, – пролепетал Дэвид.

– Ну разумеется. Если бы ты знал, мне нечего было бы тут делать, – отрезал Фикс. – Ты и более простых вещей не знаешь. Например, как я догадался про гвоздь у тебя в кармане.

Дэвид, насупившись, молчал.

– А ведь это как дважды два. – Детектив, довольный собой, выпустил изо рта колечки дыма, из которых сложилось слово four, что значит «4». – Я всегда ношу с собой сильный магнит. Когда мы стояли рядом, у тебя карман оттопырился, из чего я заключил, что там у тебя всякие железки. А уж в коллекции железок хороший гвоздь – вещь совершенно необходимая.

– А как вы догадались, что он ржавый?

Фикс выпустил облачко дыма.

– Покажи правую ладонь, – сказал он.

Мальчик показал. На ладони отпечаталась ржавая полоска.

– А теперь ответь, зачем ты закрыл плакатом дыру? Хотел, чтобы никто не узнал, что за этим забором?

Дэвид начал было объяснять, но детектива, похоже, не интересовал его ответ. В будущем нас еще не раз, я думаю, удивит весьма своеобразная манера Фикса распутывать дело. То, что сыщик рассчитывал услышать, он выслушивал с большим вниманием, но если объяснение не работало на его версию, он пропускал слова мимо ушей.

Короче, интерес к забору у Фикса сразу пропал. Он направил бинокль на шоссе, по которому умчался черный лимузин.

– У нас есть пять минут в запасе.

Он вдруг сощурился и как-то подозрительно обвел взглядом присутствующих.

– Да-а-а, – протянул он, – запутанная история. Жаль, некогда подвергнуть вас всех перекрестному допросу. Одни свидетели… хоть бы один подозреваемый.

– Мистер Фикс, а кто уехал в черном автомобиле? – почему-то понизив голос, спросил Дэвид.

– И что он такого натворил? – так же тихо спросила Бьюти.

– Кто здесь задает вопросы? Вы или я? – обрушился на них Фикс. Усы у него загнулись вверх под углом в 45 градусов. – Должен вас предупредить: в интересах следствия вы должны говорить правду и только правду. – Он нацелился трубкой в Бьюти. – Так как, вы сказали, зовут вашу пропавшую дочь?

– Я не сказала вам, как ее зовут, потому что вы меня об этом не спрашивали. Ее зовут Кэнди.

– Какое сладкое имя, – облизнулся доктор.

– Она родилась такой пышкой… А потом долго болела и стала тоненькой как свечка. Я ей пела колыбельную:

– Так и повелось: Кэнди – Леденец.

Бьюти закрыла лицо руками. На мгновение Дэвиду показалось, что перед ним беспомощная девочка, а сам он высокий сильный мужчина. Если бы не присутствие двух взрослых, он бы сейчас… он бы сейчас сделал что-нибудь такое… такое… Ну почему же эти взрослые ничего не делают!

– Дэвид, – прервал его мысли Фикс. – Останешься здесь за старшего. Будешь следить за забором и фиксировать дыропоток. Вещи своими именами не называть.

– Какие имена? Какие вещи? Вы имеете в виду рыжего ко…

– Тсс! – в один голос зашипели Фикс с Йонингом.

– Учись не называть вещи своими именами, – сказал сыщик. – Это великое искусство. Особенно когда имя уже на языке вертится. Ужасно хочется его произнести… а ты молчишь, точно воды в рот набрал.

– Разве не приятно делать то, что тебе хочется? – удивился мальчик.

– Приятно. Но, клянусь своими усами, иногда приятнее не сделать того, что хочется.

– Но как же еще я могу назвать ко…

И снова ему не дали договорить.

– Можешь. Например, Мяу-Мяу, – подсказал Фикс.